Сказки дядюшки Гарцештейна - Михаил Александрович

ФЕРШТЕЙН?

Тут в коридоре послышался какой-то шум, открылся глазок в двери и раздался голос санитара:

— Это Вам Кащенко или где??? Если я ещё услышу хоть малейший шорох, то крикунам оденут смирительные рубашки, в рот воткнут кляпы, а в задницу, в общем, вы знаете что туда воткнут! Всем спать!!!

Ответом была тут же установившаяся мёртвая тишина в палате...

Эпизод 2

И снова — вечер. Палата — та же. И снова недавно прошёл врачебный обход. И вновь больные в люлях лежат. И наверняка все чего-то ждут.

— Дядюшка Миклимаус, — опять раздаётся уже знакомый нам тонкий писклявый голосок, — а чем сегодня нас порадуешь? Помнится, ты недавно обещал нам рассказать о причине, по которой тебя упекли сюда.

— Ну, да, — тут же подал голос Валуев, — а то мы все тут в непонятках... Да и странный ты какой-то фраерок, скользкий весь такой. Итак, мы слушаем тебя...

— Знаете, — после небольшой паузы ответил Гарцештейн, — во всём перманентно виноваты оруженосцы патернализма, апологеты авторитарно-тоталитарного, которые пожаловались вертухаям-сталинистам на мои гениальные фельетоны-перформансы, первооткрывателем которых я и являюсь! От зависти к моей несомненной гениальности они и настучали на меня! Они говорили, что у меня не всё в порядке с головой в своём доносе. Но у Гарцештейна всё в порядке. Квалифицированные читатели ценят его творчество. Не даром же я в своё время получил национальную Литературную премию "Золотое перо Руси" в номинации "Юмор", тут я и стал серебряным лауреатом за серию пародий. Мог бы и золотым стать, но мне не дали это сделать окопавшиеся там апологеты авторитарно-тоталитарного, подсунувшие своего абсолютно бесталанного кандидата, который и стал их стараниями золотым лауреатом! Они даже забыли, что именно я награждён медалью "За верное служение отечественной литературе" МГО Союза писателей России. Притом, номер её почти юбилейный, как сейчас его помню — 9 999 998-й!!! Тем не менее, это поставило меня в один ряд с такими величайшими русскими поэтами современности, как Джигурда! Слышали о таком? Завидно стало? Чего мне до сих пор не могут простить многочисленные завистники моего таланта!

В рядах слушателей пошли лёгкие смешки, начались перешёптывания друг с другом и периодические кручения пальцем у виска у некоторых собеседников.

— Естественно, — как ни в чём не бывало продолжал рассказчик, — многие мои оппоненты не смогли вынести мою абсолютную гениальность и начали на меня писать жалобы во все инстанции. Я, разумеется, как мог противодействовал их подлым наветам. В ответ, подчёркиваю — В ОТВЕТ, я стал писать простые разъяснения работодателям моих оппонентов, главам их администраций, в редакции местных газет, что находились неподалёку от мест жительства моих подлых обидчиков. При этом, заметьте, НИГДЕ я не требовал наказать их, а просил только выказать общественное порицание моим недругам. Однажды я ехал за рулём моего кадиллака, играя попутно в Интернете с помощью моего смартфона в шахматы одновременно с сорока партнёрами и держа все позиции в уме, но при этом ещё и обдумывал, кому бы ещё написать о моих недругах. И тут, как обычно это у меня и бывает, меня посетила гениальная идея: я решил написать в ФСБ. Но, представьте только моё удивление, эти, кхм, нехорошие люди почему-то переправили моё послание главному врачу того заведения, где мы все находимся. И буквально на следующий день меня сюда и доставили. А дальнейшее вы все и сами знаете. Да, вот ещё, те самые партии, что я играл в той поездке, я выиграл. Ну, кроме одной, которую мой партнёр с трудом свёл вничью. Я даже запомнил фамилию этого игрока — какой-то там Корчной. Так что, заметьте, если бы я стал профессиональным игроком в шахматы, то все эти карповы, каспаровы, ананды и прочие от зависти бы удавились!!! Вот только обидно, что мои друзья — от Чижика до Варсонофьева, даже не почесались в мою защиту.

— Дядюшка Миклимаус, — послышалось с одной из коек, — а не расскажешь, много ли денег ты получил в своей литературной премии? Мне просто интересно, сколько вам, гениальным поэтам, сейчас платят...

— Ну, — замялся Гарцештейн, — я уж точно и не помню, у меня много источников дохода было. Да дело и не в количестве денег, а в самом наличии факта премии.

— Понятно, — вновь подал голос тот же пациент, — а, вот, ты говоришь, что гениально играешь в шахматы. Но как тогда объяснишь тот факт, что тут мы, нисколько не шахматные гении, постоянно, за редчайшим исключением обыгрываем тебя в эту замечательную игру?

— А что тут удивительного? Вы все заметили, сколько тут доктора тычут в мой многострадальный зад? Сами же смеётесь, что в мою попу каждый день делают почти столько же уколов, сколько всем вам вместе взятым! Ну, может быть, лишь чуть-чуть меньше. Думаете, что это никак не отражается на интеллекте? Но стоит только хотя бы на недельку прекратить эту иглотерапию, как я стану вас всех играючи обыгрывать!

В палате опять раздался дружный ржач... Пациенты снова начали переговариваться и показывать пальцами на оратора. Вдруг послышался шорох открываемого глазка на входной двери.

— Что там опять за шум в вашей палате на ночь глядя? — раздался рассерженный голос из-за двери, — Мне нужно принять соответствующие меры или сами успокоитесь?

— Сами, сами, — послышалось в ответ сразу с нескольких коек. И сразу всё стихло.

Эпизод 3

Очередной вечер. Палата — всё та же. После вечернего врачебного обхода больные как и всегда устроились в койках И опять все чего-то ждут.

— Слушай, Миклимаус, — спрашивает уже довольно пожилой человек, недавно поступивший в палату, — а это правда, что ты не любишь Сталина? Тут говорят, что причина твоей нелюбви в том, что при его власти отправили в лагеря какого-то твоего троюродного дядю, служившего интендантом на одном из складов. Поговаривают, что вполне за дело его туда упекли, за воровство?

— Твои больные фантазмы, сталинская отрыжка, засунь себе в ЖО, — почти перешёл на крик Гарцештейн, — я уж точно знаю, что ни за что моего дядю посадили. Совсем ни за что. Подумаешь, каких-то несчастные девять с половиной тысяч при ревизии