Ванька 3 (СИ) - Сергей Анатольевич Куковякин

На этой неделе сэнсэй решил, что некоторым из молодых учеников пора начинать в гэта тренироваться. Причем, не в повседневных сандалиях, низ которых изготавливается из крепкого дерева, а верх — из кожаных полосок, а в ритуальных. Каждодневные гэта сравнительно удобны, даже я как-то попробовал в них походить. Ну, то ещё удовольствие, но привыкнуть можно. Ритуальные сандалии из очень-очень тяжелого дерева и столь высоки, что я в них с трудом только пару шагов сделал, а потом на полу оказался.

Так вот, с сегодняшнего дня часть учеников сэнсэя в ритуальных гэта удары ногами и передвижения, таи-сабаки, отрабатывают.

Представляю, как у них теперь устают ноги. Да, ещё и следить надо чтобы гэта с ног не свалились.

Ну, а как удержать в такой обувке равновесие на опорной ноге?

Оказывается — можно. Ещё и не то.

Сэнсэй, это всем показал.

Сначала выполнил в ритуальных гэта базовые удары ногами, затем — удары в прыжке. Причем, приземлялся он после них в весьма устойчивую позицию.

Наверное, не надо и говорить, что гэта он при всём этом не потерял.

Мне до такого счастья пока рано.

Сегодня я силу свою развиваю. Так сэнсэем велено. Тяси, прямоугольные камни с продетой в них рукоятью, тягаю. Лафа — никто меня нынче не бьет, не колотит…

Это я так час назад ещё думал. Молчун-поручик всё моё благоденствие разрушил.

Тяси — они разные. От пяти до пятидесяти килограмм. Сейчас я их поднимаю, а сэнсэй — поглядывает. Прикидывает, с какой я тяси завтра прыгать, бегать по лесу буду, удары отрабатывать…

Это, по словам поручика. С ним сэнсэй уже так поступал раньше.

Я после такой информации чуть филонить не начал, но быстро решил, что потом это мне таким боком обернётся…

Поэтому, дышу, как сэнсэй учил и с тясями занимаюсь.

Кстати, питьё из горшочков у меня сегодня продолжается. На это отмены не последовало. Ну, пусть за одним и моя стойкость к ударам растёт. Без этого тут никак. Умение контролировать удар — кэн-но-хику — наш сэнсэй считает не особо нужным. Он проповедует принцип — убить одним ударом — икэн-но-сацу.

Его ученик должен поразить своего противника всего одним ударом. Вернее — убить. Никакого свободного поединка, только — блок-удар, блок — удар, удар, а затем переход к новой комбинации с разворотом в другую сторону, как бы к следующему врагу. Первый-то уже убит, на него больше можно не отвлекаться.

Блок…

На блоки учеников сэнсэя тоже лучше не нарываться.

Устраивал как-то сэнсэй поединок старших учеников нашего додзё и другого. Бой молчуна-поручика с его противником всего несколько мгновений и длился. Тот, не из нашего додзё, нанёс удар кулаком, поручик же перебил ему руку ударом ребра ладони. На этом всё и кончилось.

Получил травму, оказался ранен — сам виноват. Не умеешь защищаться. Противник твой показал свой дух бойца, а ты сплоховал. Как-то так слова сэнсэя об этом мне поручик перевёл.

Я, к своему огромному сожалению, со стариком-китайцем через Александра Владимировича общаюсь. Он у нас за переводчика. Вот так и сейчас, когда уже мы уходить собрались, сэнсэй ему знак подал. Ну, чтобы мы на секунду затормозили.

Учитель несколько слов глядя на меня сказал, а поручик мне перевёл.

— Завтра не пойдёшь в лес с тяси бегать…

Я аж обрадовался. Оказывается — рановато.

— Будешь с младшими учениками поединки устраивать.

Тут я глазами и захлопал. Понимаю — рано мне. Руки-ноги они мои быстренько переломают…

Или, сэнсэй считает, что уже достаточно их мне укрепил?

Оказалось, не проверка крепости моего духа и тела намечается, а работа младших учеников против русского бузника. Сэнсэй, к моему огромному удивлению, про бузу был в курсе. Так мне поручик сказал.

— Тростку свою захвати, а шесты и здесь имеются. Ты с предметами будешь, а они с голыми руками…

Да уж… Знаю я эти голые руки…

На такэ-маки — связанных бамбуковых палках у них так те же предплечья набиты, что блоком они руку противнику ломают, а про рёбра ладоней я и не говорю…

Глава 44 Мир

— Всё, скоро домой возвращаемся… — огорошил меня за завтраком в лагере военнопленных доктор и коллекционер редких книг Агафон Агафонович.

Радости в его словах совсем не чувствовалось. Не выиграла Россия войну, чего уж тут веселиться.

Японии тоже досталось. Силы её на второй год военных действий находились на грани истощения. Людские потери были огромны, убитыми и ранеными она потеряла больше Российской империи.

Уже в конце мая 1905 года Россия получила предложение вступить в мирные переговоры при посредничестве президента США Теодора Рузвельта. Николай Александрович согласился, а куда ему было деваться…

В августе в американском Портсмуте открылась дипломатическая конференция. Витте бился как лев, он сразу дал понять Рузвельту, что никогда не согласится на многие требования японцев и контрибуцию.

Но, после крупных поражений на суше и на море Россия вынуждена была согласиться на значительные территориальные уступки. Ей пришлось отдать Японии южную половину Сахалина, уйти из Маньчжурии и забыть о Корее…

Витте удалось отстоять вторую половину Сахалина и удалить из перечня японских условий выплату контрибуции. Спасибо за это ему так и не сказали. Российская общественность объявила главу делегации на переговорах виновным в позорных итогах войны и наградила Сергея Юльевича Витте презрительной кличкой — «Граф Полусахалинский».

После двухнедельных переговоров был наконец подписан мирный договор. Российские пленные из двадцати девяти японских лагерей должны теперь возвратиться на родину.

Нас в Мацуяма, если верить Агафону Агафоновичу, а причин у меня ему не доверять не было, сейчас более двух тысяч. Пока я вчера был в додзё, комендант лагеря объявил, что право воротиться в Россию нам уже предоставлено и документы на каждого пленного готовятся. Это мне опять же доктор-букинист сказал. Сегодня и в последующие дни отлучаться из лагеря запрещено, все должны на месте находиться, в любой момент администрации лагеря может каждый из нас понадобиться.

Во как…

Так, так, так… А, делать-то чего…

Сегодня мне надо в додзё быть, бузу во всей красе демонстрировать младшими учениками сэнсэя. Я даже со своей тросткой на завтрак пришёл.

Попробовал за ворота лагеря выйти. Не пустили. Охрана была злой какой-то, дёрганой.

Позднее я узнал, что население Японии крайне недовольно итогами переговоров, а в Токио даже начались массовые беспорядки. Почему контрибуцию не вытребовали? Почему весь Сахалин Японии не достался? Ну, и прочее — Витте здорово японские запросы приземлил.

Переговоры с охраной поручика-молчуна тоже успеха не имели. Хотя, молчуном его сейчас нельзя было назвать. Минут пять он с охранниками пререкался, даже деньги предлагал, но те упёрлись намертво — не положено и всё.

Поручик мирный договор японцам-охранникам цитировал, его первую статью, что мир и дружба пребудут отныне между их величествами императором всероссийским и императором Японии, равно как между их государствами и обоюдными подданными. Что мир теперь у нас, но всё без толку.

— Александр Владимирович, что делать будем? — обратился я к молчуну-поручику.

— До завтра подождём. Может, что и прояснится, — прозвучало в ответ.

На следующий день ничего не изменилось. В последующие — тоже.

Военнопленные паковали имущество, получали документы.

Мне и собирать было нечего. Не оброс я в Японии никаким барахлом. Кроме зверьков и одежды для занятия боевыми искусствами у меня ничего не было. Некогда и не на что было у меня тут что-то купить.

Мелькала у меня даже мыслишка — а, не остаться ли здесь ещё на какое-то время? Ну, чтобы в боевых искусствах посовершенствоваться.

КОНЕЦ ТРЕЬЕЙ ЧАСТИ

Кто из прочитавших забыл лайк роману поставить, во всех его трёх частях — есть у вас ещё возможность исправить эту ошибку…