Александр Конторович - Выжженая земля. Тетралогия

Надо отдать должное, труса Сценарист не праздновал. На пододвинутый ему собровцем стул сел спокойно, даже ногу за ногу закинул. Хотя пальчики у него предательски так подрагивали, да…

— Чаю прикажете? — интересуюсь у него.

— Пожалуй… можно и чаю, раз ничего другого нет.

А ты, голуба, фрукт язвительный! Ну, ничего… тут тоже народ собрался понимающий.

— Отчего ж нет? — удивленно приподнимает бровь Ноздрев. — Места у нас тут хоть и не шибко богатые да хлебные, однако ж не бедствуем. Есть у нас и к чаю, да и к другим вещам всякие вкусности, да только оно все для своих. А ты, друг ситный, судя по тому, как тебя Николаич привечает, к таковым совсем даже и не относишься. Я бы даже сказал, что и вовсе ты человек для нас чужой.

— Не ошибаешься, Демьян Семенович. Вижу, что незнаком ты с нашим гостем. Ну, так я его представлю. Имен у него много, Павел Петрович, коим я его сейчас обзываю, — так и не факт, что настоящее. Более наш визитер известен под прозванием Сценарист. Хотя в кино он персона совсем незаметная. Я бы даже сказал, что и вовсе неизвестная. Ибо пишет он сценарии совсем другие. И играют там отнюдь не киношные артисты, а самые что ни на есть живые люди. И убивают там далеко не понарошку. Иными словами, дорогой наш товарищ Ноздрев, видишь ты перед собой автора того самого кошмара, что в вашем городе произошел. Вот он, перед тобой! Любить и жаловать не призываю, ибо фантастических романов в наше время никто не пишет. А в реальной жизни такого человека пожалеть… я как-то даже и не представляю себе, кем для этого быть надо. Что же вы, Павел Петрович, молчите? Ай, сказать вам нечего? С чего бы это вдруг? Язык у вас подвешен ловко, голова какая-никакая присутствует. Когда вы меня в угол загоняли, очень даже неплохо у вас язык работал-то! Что ж такого произошло, что вы враз онемели?

Семеныч только зубами скрипнул. Аккуратно снял очки, протер стекла и убрал их в нагрудный карман пиджака. А потом почти без замаха со всей дури засветил нашему визитеру в рыло. Только ноги мелькнули в воздухе. Сценарист с грохотом приземлился у противоположной стены. А со своего места, так сказать, отклеившись от стены, уже приближался капитан Попов. И выражение на лице у него было настолько недружелюбное, что даже мне поплохело. Ох, не завидую я Павлу Петровичу!

— Постойте, майор! — протянул руки вперед Сценарист. — Остановите своих головорезов! Я могу быть полезным для вас! Только прикажите им не бить меня!

— Уже подполковник. И чем же таким вы можете быть для нас полезны? Какими-такими россказнями вы сможете искупить хотя бы часть того вреда, который уже успели причинить?

А Попов уже наклонился над лежащим и, заграбастав крепкой рукой его за ворот рубашки, без видимых усилий поставил нашего гостя на ноги. Очков по причине их отсутствия ему снимать не пришлось, и поэтому кулак правой руки практически тотчас же заехал Сценаристу в поддых. Что-то явственно хрустнуло. Злодей согнулся, и его вырвало на пол.

Михалыч только головой покачал. Присел на краешек стола, болтая в воздухе ногой. Происходящая сцена явно доставляла ему удовольствие.

— Так вы давно знакомы? — кивнул он в сторону Павла Петровича.

— Лично — недавно, но этот деятель в свое время спланировал смерть моей жены.

— Во как! — старый спец удивленно приподнял бровь. — Не знал я этого, извини. А то бы он у меня сейчас таким зазнаистым не выглядел бы. Не люблю я подобных типов.

— Да кто ж их любит, окромя их самих?

— Не поверишь, Николаич, знаю я таких людей. Подобные субчики — это как ковш, чтобы дерьмо черпать: вещь вроде бы и нужная, а в руки взять противно. И беречь ее никто не будет по миновании надобности.

— Это ты точно сказал. Ну, впрочем, хорош его пока месить, он ведь чего-то там сказать хотел. Эй, друг ситный, ты язык случаем не проглотил?

Как выяснилось, данная часть тела у Павла Петровича пока еще уцелела. И более того, даже работать могла в полную силу. Не сказать, правда, чтобы он поведал нам что-то уж совсем сногсшибательное, но польза от его слов была. Во всяком случае, наш доморощенный стенографист уже несколько листов бумаги исписать успел.

—..да и кроме того… у меня же ведь не было никакого другого выхода! Эти люди… они ни перед чем не остановятся! Что моя жизнь, что ваша — им совершенно все равно. Ну и что с того, что вы кому-то там когда-то были своим? Носили одни погоны, ходили по одним и тем же коридорам. Может быть, даже на совещаниях рядом сидели. Что с того? Деньги и власть — это два самых сильных наркотика, какие только могло придумать человечество. Перед ними невозможно устоять.

— По себе судите? — прихлебываю я чай. Сценаристу тоже принесли стаканчик чая. Только учитывая некоторые особенности нашей беседы, чаек ему налили не шибко горячий и в легенькую пластмассовую кружечку.

— Иронизируете? — одними губами пытается усмехнуться Павел Петрович. — Можно подумать, вы никогда не встречали подобных людей в своем ведомстве. Сейчас-то вам хорошо: на коне да с шашкой. А попробовали бы вы встать на мое место, так сказать, в мою шкуру влезть…

— Мне, знаете ли, и в своей неплохо. А что до денег — так я прямо сейчас могу вам отсыпать пару мешков. Даже больше. Зачем нам эти радужные бумажки? Каких вам больше хочется: рублей? Долларов? Евро тоже есть! Вот только гривен вам не предлагаю. Даже в нашем захолустье этих бумажек не осталось. Один фиг — нам вся эта макулатура тут без нужды! А что до власти — так за каким хреном она вам? Вы же все равно ничего делать не умеете!

— Ну, хорошо, ладно, я для вас отработанный материал. Пусть так. Но от этого те люди, что отдавали мне приказания, никуда же не делись? Не вышло со мной — пусть. Они умеют ждать. Они всегда это умели хорошо. Подождут еще. И в нужный момент ударят. Не обольщайтесь относительно своей предполагаемой крутости: эти люди пережили Сталина в свое время, переживут и вас. Они повсюду: в армии и в органах, в промышленности и в искусстве, здесь и за рубежом. Еще никому не удалось их победить надолго.

— Надо же, ужасы какие! — качает головой Михалыч. — Так они что, для пуль тоже неуязвимые?

— Не иронизируйте, — переводит дух Сценарист, — вы прекрасно меня поняли. Им совершенно нет необходимости носить на плечах генеральские погоны или занимать кресла директоров промышленных корпораций. Это все видимые признаки власти. Им они давно уже без нужды. Власть принадлежит им по праву рождения и принадлежности к определенным слоям общества. У вас, майор, был шанс пусть и не стать одним из них, но приблизиться и быть с ними рядом. Он и сейчас еще не совсем потерян, хотя и не так реален, как раньше. Но вы… вы в своей ослепленности какими-то мифическими идеями бездарно профукаете и это.