Владимир Свержин - Личный враг императора

И все же предосторожность не помешает, ни к чему оставлять за собой тех, кто сможет опознать его. С его умом и деньгами он прекрасно устроится где угодно после того, как будет подписан мир. Если император будет разбит, кто спросит, как он выжил и откуда взялось его богатство. Если вдруг, кто знает, военная фортуна переменчива, Наполеон победит, лучше будет вновь где-нибудь вынырнуть вблизи от победоносного государя, вот тогда уж точно свидетели будут ни к чему. Пусть даже слава о проделках Черного Маркиза докатится до самого Парижа, кто заподозрит в преступлениях светловолосого лейтенанта кирасиров, отпрыска безвестного деревенского кюре?

Черный Маркиз огласил тост за свою доблестную гвардию и, отшвырнув хрустальный бокал, разлетевшийся великим множеством искрящихся осколков, начал подниматься по лестнице. Ему нравился особняк, пусть и несколько запущенный, но все же большой дом, который в округе не видевшие дальше своего собственного носа крестьяне считали дворцом. Конечно, он не шел ни в какое сравнение с московскими особняками, но все же о чем-то подобном он мечтал, не так давно пересекая Неман во главе своего полуэскадрона. Теперь нужно было позаботиться о том, как унести ноги из этой чертовой дикарской страны. И уж точно ни один из здешних барских домов с собой не утащишь. А если так, зачем им вообще существовать? Завтра поутру все здесь заполыхает жарким пламенем. И уж точно в сумятице пожара никому не будет дела, куда подевались неведомые гости. Но до этого часа еще целая ночь, и провести ее следует в схватках куда более приятных, нежели те, в которых ему повезло уцелеть в прежние годы.

Он неспешно поднимался по лестнице в кабинет прежнего хозяина поместья, с явным удовольствием оглаживая ладонью резные дубовые перила. Сегодня его ожидает замечательный трофей! Правда, он так и не смог выяснить имя полонянки, взятой им в небольшом женском монастыре в нескольких верстах отсюда. Но так еще интереснее, зачем пытать ее, вытаскивать раскаленными клещами никому не нужное имя? Разве он намерен ласково шептать его в ушко прелестницы?! Куда приятнее сломить ее сопротивление, заставить стонать под ним, добиваться его ласки, а потом… Он задумался над этим самым потом. Оставить здесь, в горящем доме, или, может, прихватить с собой? Этакую красавицу не часто встретишь. Что и говорить, она поразила его еще там, в монастырской келье: стройная, изящная, будто кошка, белолицая, с огромными зелеными глазами невероятной глубины. Наверняка дворянка, но вот русская ли? Хотя что, спрашивается, делать чужестранке в православном монастыре? Маркиз чувствовал, что здесь какая-то жгучая тайна, и это особо возбуждало его. Он уже сбился со счета, да и не думал подсчитывать, сколько женщин прошло через его руки с того дня, как Великая армия вошла в эту страну. Уж точно больше, чем дней, проведенных в этих варварских краях. Однако в этой пленнице было что-то особенное. Врожденное изящество? Истинный аристократизм? Несгибаемая гордость? И потому ему, вчерашнему голоштанному сыну бедного кюре, сейчас больше всего хотелось добиться покорности этой гордячки. Не взять силой, это было легко, заставить склониться, признать его власть. Но если нет, то все решит сила! Женщина должна знать свое место, будь она хоть герцогиня, хоть сама царица Савская.

Он подошел к кабинету. Часовой отсалютовал ружьем и чуть отодвинулся в сторону, открывая дверь. Маркиз довольно кивнул, его небольшое войско могло творить что угодно с кем угодно, однако же караульная служба соблюдалась здесь превыше расписания молитв в доминиканском аббатстве. Вот и сейчас можно было не сомневаться, двойные караулы бдительно стерегут ворота и калитку чугунной ограды запущенного сада. Вдоль решетки не смыкая глаз ходят часовые. Да и у самого дома, чуть в стороне от освещающих подъезд костров, стоят караульные, готовые без лишних приказов открыть по незваным гостям прицельный огонь. Мышь не прокрадется незаметно! Впрочем, с чего бы это мыши, а уж тем более человеку, бродить по стылому ночному лесу, зная, что в округе неспокойно и в единый миг запросто можно лишиться не только кошелька, но и головы?

Маркиз зашел в кабинет, уселся в мягкое кресло и раскурил длинную турецкую, должно быть, вот так же захваченную бывшим хозяином, трубку. Отменный табак! У маркитантов такого не найдешь! Он прикрыл глаза, представляя, как всего через несколько минут будет ломать эту гордячку. Восхитительно приятное занятие! Что с того, что она сильна? Главное, что ее сила ничтожна по сравнению с его. А раз так, горе побежденному! Вон, давно ли Наполеон казался непререкаемым повелителем Европы, щелчком сбивавшим короны с голов плюгавых монархов и перекраивавшим карту Старого, да и Нового Света по своему усмотрению. А теперь он плетется, как побитая собака, поджав хвост. И те, кто плетется с ним, – глупцы, верящие в ушедшую силу, наслаждающиеся вкусом прошлогоднего, давно съеденного хлеба. Судьба всем раздает в полной мере, главное понять, что, где и когда. Вот лично он понял и сегодня пирует в этом пусть и не самом роскошном, но все же дворце. А бывшие соратники его, те, кто еще не отправился на корм червям, наверняка укладываются спать где-нибудь под кустом, кутаются в плащ да пугают местную дичь слитным цокотом зубов. Предел их мечтаний сейчас – крестьянская изба. А нет – сойдет и хлев, на худой конец, сгодится даже щелястый сарай.

Он выбил пепел из трубки. Вдруг ему показалось, будто уголек отскочил и блеснул в темноте. Но нет, не уголек. Неподалеку грохнул выстрел, за ним второй.

– Дерьмо! – выругался Черный Маркиз и вскочил, хватаясь за пистолеты. – Проклятое дерьмо!

Стреляли издалека, примерно от чугунной ограды. Ответного залпа нет…

Еще выстрел…

«Дьявольщина! Как такое могло случиться?!»

Он змеей скользнул к окну, притаился сбоку, чтобы не маячить у окна освещенной мишенью, чуть отодвинул стволом пистолета штору, глянул во двор. Так и есть, два трупа валялись неподалеку от костра, еще один караульный, воткнув в землю штык, опирался на ружье, точно на костыль, и медленно оседал наземь.

«Все плохо. Все чертовски плохо! Три выстрела – три трупа. И это в темноте на изрядной дистанции. При этом ни один часовой у ограды не то что не подал сигнал – не вскрикнул. Похоже, это западня, наверняка западня. И этой ночью против меня кто-то жесткий, сильный и умелый. Вероятно, здесь у него была квартира. То-то старый гусар выскочил на крыльцо встречать гостей, явно ждал не меня. Значит, придется выяснять, кто сильнее и жестче».

Внизу раздался звон разбитого стекла, усадьба украсилась вспышками ответных выстрелов. Что и говорить, его гвардия состояла из отъявленных мерзавцев, но ни трусов, ни лопоухих щенков-неумех среди них не было. Конечно, таким огнем невесть куда в непроглядную тьму вряд ли нанесешь большой ущерб, однако же наверняка отобьешь у непрошеных гостей желание ломиться в атаку очертя голову. Надо оценить, очень быстро оценить обстановку. Сколько бойцов у него сейчас под рукой? Чуть больше трех десятков, тех, кто стоял в карауле, можно уже не считать. Будь они живы, непременно бы дали о себе знать криками, выстрелами, хотя бы стонами. Значит, мертвы. Как уж это удалось подкрасться незаметно – вопрос иной, сейчас не до него.