Олег Измеров - Ревизор Империи

Виктор почувствовал, что через пару секунд он станет центром всеобщего внимания. А этого не хотелось. К приезжим тут вроде хорошо относятся. Но это к своим приезжим, а не к попаданцам.

— Спасибо! — ответил он водиле. — Извините еще раз! Пошел с вашим прекрасным городом знакомиться! Всего доброго!

И он перешел на тротуар. Точнее, перелез через перила из жердочек на серый, вытертый ногами дощатый настил, из‑под которого торчали куски тонких бревнышек. Переход здесь был дальше метров на тридцать.

— И вам доброго здоровья! — донеслось в ответ. — Вы, небось, человек образованный, лектрицтво нам поможете провести! А то ведь без его и мотор не движет, и фары не горят!

Грузовик зафырчал. Виктор заметил, что на кузове брусковым шрифтом под трафарет была выведена надпись «Пиво В. П. Гроховскаго».

«Нэп».

Теперь можно было спокойно осмотреться по сторонам. Бросилось в глаза то, что, помимо общежития, исчез и желтый двухэтажный жилой дом, построенный в ранние годы советской власти. Был просто кусок леса, огороженный палисадником. Кооперативные домики в шотландском стиле за церковью, построенные в двадцатых, исчезли, зато два особнячка, то ли купеческих, то ли инженеров, утратили свой бело — желтый окрас; их фасады цвета вишни сорта «Шпанка» с белым были увиты плющом на итальянский манер, выступая из глубины палисадников. Сама улица III Интернационала была в этой реальности мощена булыжником, как и Ульянова, хотя в сторону Молодежной ни рынка, ни хлебозавода не виднелось. С правой стороны по улице выстроился не обнаруженный Виктором ни в одной из исторических книг о Бежице стройный серый ряд новеньких двухэтажных деревянных домиков, фасады которых были покрыты дранкой и оштукатурены; что‑то подобное в Брянске строили после войны по улице Советской, выше стадиона и пожарного депо. По Ульянова в сторону Молодежной удалялись ряды новеньких изб, большей частью тоже типовых, с фасадами в три окна, крашеных в коричневый цвет и крытых тесом; все это создавало впечатление какой‑то декорации. По направлению к Болве, за палисадником, среди недавно посаженных деревец, словно большие бурые кошки на диване, возлежали кирпичные железнодорожные казармы с зелеными крышами из кровельного железа, подкопченного паровозным дымом. На месте исчезнувшего торгового дома Тимашковых, венчая небольшую площадь, стояло знакомое по старым фотографиям зеленое деревянное здание станции. Жестяные указатели, висевшие на углу ограды церкви, провозглашали, что Ульянова к заводу — это Вокзальная, а III Интернационала — Церковная.

И еще этого беглого взгляда вокруг оказалось достаточно, чтобы понять, что сегодня особенный день. Была Пасха. Ну в какой еще день народ будет во множестве бродить возле церкви с крашеными яйцами и куличами, говорить друг другу «Христос воскресе!» — «Воистину воскресе!» и целоваться.

«А, вот оно что! Вот с чего шеф добрый был. Праздник светлый сегодня и гневаться нехорошо. Так что удачно попал. Только вот по погоде явно тоже начало мая, поздновато вроде как. И еще: сейчас кто‑нибудь на радостях целоваться полезет, тем более под газом, а кто их знает, какая тут историческая инфекция бродит.»

Виктор повернул налево и двинулся вдоль парковой ограды по Вокзальной в сторону завода, куда, надо полагать, сдвинулся центр Бежицы. По Церковной он идти не решился: возле церкви, наверное, было принято подавать нищим, а подавать было, естественно, нечего, потом, надо будет то ли креститься, то ли еще что‑то, и нечаянно нарушить обычаи перед местной тусовкой старорежимно настроенных слоев населения было чревато.

«Он сказал — село, а не город. Значит, это двадцать пятый или чуть раньше. Начало нэпа. То‑то советской власти особо не заметно. Хотя странно: это должен быть уже центр уезда.»

Пройдя шагов десять, Виктор заметил, что здорово выделяется. На него пялили глаза и шушукались за спиной. Его блестящий с синтетикой костюм, серый с табачным отливом, резко отличался от праздничных прикидов местных мэнов — темные, слегка помятые пиджаки одинакового фасона, черные брюки, заправленные в начищенные сапоги с гармошкой (тут Виктор понял, откуда чувствуется запах дегтя), и темные картузы. Половина мэнов брила бороды, что не могло не радовать. Женские парадные прикиды Виктора в данный момент интересовали как‑то меньше, и он лишь отметил, что платья были длиннее, чем при нэпе, но короче, чем до революции — примерно так четверть метра от земли.

«Без паники, майор Кардош! По Интернационала… тьфу, Красной дорожке… тьфу, Церковной, тут в сотне метров особнячки, и впереди, метров триста, тоже. Так что это буржуйски одетые граждане тут встречаться могут, а раз есть частная пивоварня, то буржуйский элемент не весь экспроприирован и репрессирован. К тому же… К тому же я — приезжий! Правильно, станция рядом, как ее зовут‑то сейчас — Бежица, Болва? Неважно, я — приехал. Кто тут знает, как в столице одеваются? А я вообще могу быть из Берлина или Парижа, по — тамошнему одет. Стоп. С кем у них дипотношения? Раз новенький клон Форда — со Штатами. Значит, я из Чикаго… нет — нет, лучше из Детройта. По изучению опыта автопрома. Прилетел… нет, что ты, в самом деле: приплыл на пароходе и сразу сюда. Ну и как я в этом имидже?»

Мысленно Виктор окинул себя взглядом.

«О" кей, тонкая вязаная серая жилетка под пиджаком и галстук как раз в тему. Часы, как повезло‑то, карманные, в глаза не бросаются, деньги американские… нет, нет, по цвету не подходят, лучше что‑то типа сертификатов "Березки". Интересно, у них есть тут торгсин, боны? Нет, про торгсин не надо. Может, они тут альтернативные."

Его ход мыслей оборвали три пацана, ставших прямо перед ним на пути. Пацаны мелкие, старшему десять, младшему, верно, семь. И что это означает? Пацаны‑то мелкие, но за ними могут быть кто‑то из взрослых. Интересно, здесь положено грабить при народе прилично одетых без гроша в кармане или нет? Хотя народ тут тоже по — своему прилично одет, кроме нищих у паперти.

— Дядь, дай две копейки.

— Держите жвачку ради праздника. Американская. Только, чур, жевать, а не глотать, а то доктор живот резать будет.

Виктор с облегчением роздал три последних подушечки "Стиморола".

— Спасибо… спасибо… Дядь, дай три копейки.

Это уже средний. Да я тебе полтора российских червонца на мороженое дам, только свали. Хотя это, наверное, меньше. И ты сразу завопишь, что фальшивые.

Не успел Виктор найти подходящий выход, как младший выпалил: