Михаил Ланцов - Русский Медведь -2

— Дело это хорошее, — чуть подумав, произнес Август. — Но я не вижу решений. Нас двое, а корона одна….

— И кто бы ни надел ее, второй затаит обиду.

— Верно. И что ты предлагаешь? — Все еще не понимая, спросил курфюрст Саксонии.

— Нет короны — нет проблемы, — улыбнулся Петр. — Я полагаю, что если мы упраздним корону и разделим Речь Посполитую между собой, это позволит разрешить все наши претензии.

— Вот ты о чем, — грустно усмехнулся Август.

— Понимаю, что тебе хочется получить всю Речь Посполитую, но…

— Но мне это не по силам, — завершил за него курфюрст, изобразив гримасу страданий на лице. — Не нужно таких намеков. Я прекрасно понимаю, что в сложившейся ситуации моя выгода будет уже в том, что я ничего не потеряю. В Саксонии шведы. Денег нет. Армии нет. Да и выбора в общем‑то, тоже нет.

— Выбор есть всегда, — улыбнувшись, парировал царь.

— Не в этом случае, — подавлено буркнул Август.

— Ну же, не расстраивайся.

— Что конкретно ты хочешь от меня?

— Не так много. Во — первых, я хочу, чтобы ты принял на себя королевскую корону. Да, да. Не удивляйся. Мне выгодно создание Саксонского королевства. Во — вторых, твой сын возьмет в жены мою дочь, и прибудет в Москву для получения образования. Лучшего образования в Европе и, пожалуй, в мире. Тут ничего особенного нет.

— Ты хочешь взять заложника, гарантирующего мою лояльность в дальнейшем?

— Ни в коем случае. Я хочу заложить долгую и взаимную дружбу между нашими странами. Если наши наследники станут друзьями, то вряд ли пойдут друг на друга войной. Скорее напротив.

— Со свадьбой, я думаю, не будет никаких проблем, как и с обучением, — после небольшого раздумья, произнес Август. — А вот с короной, я не уверен. Леопольд может и не согласится с нашим желанием меня короновать.

— Я с ним уже этот вопрос решил.

— Серьезно?!

— За небольшие территориальные уступки он готов признать твои притязания на королевскую корону. Даже более того — выступить инициатором и лично ее возложить на тебя.

— Какие конкретно земли ты ему предложил? Много?

— Краковское воеводство и анклавы в Спише.

— О да! Леопольд будет доволен, — усмехнулся Август.

— Вот и я рассудил, что он согласится.

— А что получу я? Хм, кроме короны и невестки.

— Мое хорошее отношение, — с лукавой улыбкой произнес Петр. Однако Август выдержал шутку невозмутимо, так что Государь продолжил. — Кроме того, герцогство Польша, в которое будут сведены земли Великопольской провинции упраздненного королевства, а также воеводство Сандомир и Варминское епископство.

— И все? — Спокойно переспросил Август.

— Да.

— Ну и аппетиты у тебя, — покачав головой, отметил курфюрст.

— Мне врач прописал больше кушать, говорит, что я очень худенький….

— Как я понимаю, выбора у меня нет? — Не приняв шутливой формы Петра, поинтересовался Август.

— Почему же? Ты можешь отказаться. Я не настаиваю. В конце концов я вообще не планировал в ближайшие годы связываться со Швецией. Карл тактик, а не стратег. А потому рано или поздно свернет себе шею, загнав свое королевство в безумные долги. Если бы не твои интересы, то я продолжил спокойно делать свои дела, благо, что внутри России их превеликое множество.

— А как же слава?

— Я никогда ей не прельщался. Ее, как известно, на хлеб не намажешь. А моя страна не так богата, чтобы заниматься восторженными глупостями, пусть и красивыми. Разумный прагматизм и рационализм — вот лучшие друзья государя.

— Хорошо, — после небольшой паузу произнес Август, — я готов принять твое предложение.

— Отменно, тогда давай скрепим это на бумаге. — С этими словами Петр легким движением руки открыл папку, сиротливо лежащую на столе, и передал Августу заранее подготовленные договоры в трех экземплярах.

— О! Я вижу, Леопольд уже поставил свою подпись… — удивился курфюрст.

— Конечно. Как же иначе я мог с ним все это согласовать? Даже карты пришлось рисовать с весьма доброй проработкой деталей. Иначе он не соглашался ставить свою подпись.

— А если бы я не согласился? — Повел бровью Август.

— Маловероятно. Тем более что венским ювелирам уже заказали королевскую корону Саксонии. Ты представляешь, какие пойдут после этого слухи?

Август от этой мысли поежился, фыркнул и, стараясь не медлить ни единой секунды, бросился проставлять свою подпись на всех экземплярах договора и визировать прочие листы. Да, у него не было выбора. Но какого черта? Хорошее ведь предложение! Тем более что внутри у него разгоралось легкое, но такое приятное злорадство. В свое время при выборах короля эти жалкие, ничтожные шляхтичи чуть ли не открыто насмехались над ним, стараясь выпятить свою важность и родовитость. А теперь…. Где они теперь? Капли чернил, на кончике прекрасного стального пера решали их судьбу не хуже звонкой монеты или клинка.

— Раз уж мы теперь станем родственниками, то я хочу попросить тебя об одном одолжении. — Произнес Август, завершив подписывать договор. — Отгрузи мне партию таких перьев, — кивнул он на то, что держал в руке. — Мои запасы остались в Дрездене… — Курфюрст лукавил. Таких перьев не было нигде, кроме канцелярии русского царя, но разве можно было просить иначе?

— Присылай посыльного. — Благодушно отозвался Петр. — Я тебе еще и чернил новых дам, да бумаги особого качества и чистоты. Во всем мире только у меня в канцелярии такие имеются.

4 мая 1702 года. Окрестности Минска

Мягкий, обволакивающий молочно — белый туман неохотно отступал, обнажая свежую зелень травы и далекие силуэты. Начиналось новое утро.

Петр вышел из штабной палатки и окинул взглядом позиции. Грамотно сооруженные редуты. Прикрытие из люнетов второй и третьей линий. Резерв, отведенный на два километра от передовой. Все было практически безупречно. Даже выспавшиеся солдаты, уже добрые полчаса, ожидающие начала сражения на позициях. И тишина. Если конечно не считать за шум утренние трели каких‑то птиц в ближайших кустах.

Август, вышедший следом, был нахмуренным и каким‑то взъерошенным. Двадцать пять тысяч русского войска не вызывали у него никакой уверенности в победе. И это против ста тысяч Карла! Лишь стыд и честь не позволяли ему покинуть расположение армии союзника. Да и банальное желание 'позырить'. Все‑таки какое — никакое, а уважение к Петру у него уже появилось за те полгода, что он прожил в Москве. Не мог такой продуманный человек так глупо идти на фактически самоубийство. Или мог?