Александр Трубников - Черный Гетман

— Отступаем! Все в башню! — крикнул он после минутных колебаний.

Защитники закрыли прочную дубовую дверь, усиленную железными полосами, накинули тяжелый осадный засов и начали заваливать вход мешками с песком запасенными специально для этих целей. Ольгерд не мешкая распределил стрелков по бойницам. Сам же полез наверх, чтобы понаблюдать со смотровой площадки.

Новый ряд лестниц, почти одновременно ударивших в стену, и частокол вздымающихся над ними пик и бердышей, подтвердили правильность принятого решения. На оставленном участке стены теперь было не протолкнуться. Внизу, ожидая своей очереди, сгрудилась многосотенная толпа людей, готовых по приказу лезть на стены. За мостом, ожидая, когда подорвут ворота, уже не опасаясь пушек, гарцевали тяжеловооруженные конники. "Эти, оказавшись внутри стен, мигом сметут наемных рейтар, — подумал Ольгерд, — худо дело".

Нападавшие подняли наверх таранное бревно и, пристроившись к нему вшестером, споро били в железную дверь. Оценив время, потребное для того, чтобы справиться с преградой, Ольгерд заскучал. Не успеет солнце спуститься к лесу как быть башне взятой. А там либо стену взорвут, либо ворота возьмут. Нужно просить подмогу да на вылазку идти. Придется бежать к хорунжему самолично…

Ольгерд, задевая стены плечами, чуть не кубарем покатился вниз по узкой каменной лестнице. Пока добежал до первого яруса в голове у него мелькнула мысль: "Не догадались бы мину под стену подложить, иначе всем хана"… В этот миг взгляд его уперся в коренастую фигуру человека, охраняющего запертую дверь. Это, без сомнения был пушкарь — в правой руке он сжимал отличительный знак своей службы — длинное копье с плоским широким наконечником и специальным крюком для фитиля — артиллерийский пальник.

— Что там? — нахмурившись, кивнул на запертую дверь.

— Так последний пороховой запас, пан начальник, — неуверенно ответил пушкарь. — Велено беречь для самой неотложной надобности…

— И много пороху?

— Да уж немало. Хватит, чтобы мы тут все на воздух взлетели. Потому и стою на часах.

— На воздух, говоришь? — У Ольгерда зародилась мысль. Он скоро обдумал все за и против, принял решение, грозно рявкнул часовому. — А ну-ка открывай мигом!

— Не велено, пан десятник, — сжавшись от страха ответил тот. — Приказ у меня…

— Мой приказ посильнее будет, — Ольгерд вытянул из-за пазухи и приставил к голове пушкаря пистоль. Тот трясущейся рукой протянул ключи. Ощутив что холодный ствол больше не упирается ему в лоб, зайцем скакнул в сторону.

Вся комната, от пола до потолка, была заставлена крепкими дубовыми бочонками. Ольгерд шагнул со света, достал нож, поднял крышку у ближнего, удовлетворенно цокнул. Бочонок под верхний обод был наполнен ровным серым порошком.

Вернувшись, подозвал трущегося у стены пушкаря.

— Фитиль у тебя имеется?

— Ты что у-удумал? — пушкарь, оправившийся было от испуга, начал заикаться. — И-измену затеял? Б-башню п-подорвать?

— Какая к чорту измена!? — взвился Ольгерд. — Башню через час-другой возьмут. И этим же порохом в стене пролом сделают, да пойдут по нему, как на парад.

В глазах артиллериста начало зреть понимание. Он, кивнул, опасливо глянул на Ольгерда и указал ему в дальний угол где, поставленная на попа, виднелась катушка, намотанная чем-то вроде толстой серой бечевы.

Ольгерд ринулся к катушке, отмотал на глаз кусок, которого должно было хватить от пороховой камеры до выхода из башни, погрузил в серый порошок конец фитиля, и закрепил его на проушине. Подбежал к выходу, обрезал фитиль, приладил второй, затем, чуть подумав, и третий. Вылетел пулей на улицу, обнаружил нужного человека, подозвал.

— Как с верху башни махну, играй к минному заложению, — рявкнул чуть не на ухо оторопевшему сигнальщику. Тот сделал круглые глаза и кивнул.

Ольгерд как мог быстро взлетел на самый верх. Народу под стеной прибавилось, таран, бьющий в дверь почти уже справился с препятствием, и сгрудившиеся плотной массой на стене подгоняли его нетерпеливыми криками.

Все вниз! — громко, но так, чтобы не услышали нападавшие, скомандовал Ольгерд. Башню сейчас будем рвать.

Все, кто был на смотровой площадке, затопали по ступенькам, крестясь, кто слева направо кто справа налево. Католиков и православных в войске было примерно поровну. Ольгерд высунулся из башни, перехватил взгляд сигнальщика, махнул рукой. Тот поднес к губам сверкающий горн и издал короткий пронзительный сигнал, смысл которого был отлично известен всем защитникам крепости. Из широких дверей хлынула наружу толпа.

Ольгерд прошел вниз, выглядывая по углам, не зазевался ли кто. Внутри башни было пусто. Сверху, говоря о том, что московиты еще ни о чем не догадываются, неслись крики и размеренные удары.

Ольгерд выложил на пол рядком три фитиля, щедро посыпал их из пороховницы, чиркнул сверху кресалом, прищурился от вспышки. Убедившись, что по всем трем шнурам споро побежали огоньки, сам что есть духу помчался наружу, пробежал саженей сто, спрятался за древесным стволом и начал считать.

Не успел произнести про себя "семь", как шум битвы заглушил страшный грохот и треск. Огромная башня потянулась к небу, опоясалась огненным кушаком, полыхнула пламенем, словно потешная игрушка, неуклюже подпрыгнула, взорвалась и, заваливаясь наружу, обрушилась кучей обломков, взметая в воздух не клубы, а целые облака пыли.

Когда к Ольгерду возвратился слух, первым звуком, что он услышал, был доносящийся снаружи многоголосый вой.

Взобравшись на уцелевший фундамент Ольгерд увидел страшную картину. Обломки упавшей башни накрыли несколько тысяч человек, тех же, кто был наверху, разметало в клочья. Теперь все пространство между стеной и Днепром было завалено телами, а поднятой пыли и гари бродили, бросив оружие, оглушенные люди.

Ольгерд спустился вниз. Из-за угла вылетел рейтарский отряд. Во всаднике, скакавшем впереди остальных, Ольгерд признал воеводу Федора Обуховича. К нему навстречу от ворот вынесся гонец. Выслушав донесение, Обухович радостно закивал, махнул рукой вперед, словно отправив в бой невидимую армию и двинул шагом к разлому. Заметив Ольгерда, стоящего у стены, сурово спросил:

— Кто таков, почему не на стене?

— Десятник второй сотни соколинской хоругви, — ответил Ольгерд. Подумал и честно добавил. — От взрыва оглох, в себя прихожу.

— Вы все, литвины, похоже, давно уж оглохли, — недовольно произнес Обухович. — Только почему-то не полностью, а только наполовину. Сигнал к отходу слышите хорошо, а вот к атаке — нет! Чего ждешь? Давай к воротам! Там пехота на вылазку готовится, каждый боец на счету.