August Flieger - Чужой 1917 год

А все началось с того, что Тройная Интервенция — России, Франции и Германии в Китай началась не после, а во время Японо-Китайской войны 1894–1895 гг.

Обеспокоенные ходом войны, наносящей значительный ущерб их интересам в Китае, правительства трех государств заключили, так называемое Кильское Соглашение. В соответствии с данным, очень хитрым документом, в Китай вводились оккупационные войска означенных стран 'для прекращения кровопролития и защиты своих граждан, находящихся на территории Китая'. Чуть позднее к договору присоединилась Великобритания, понимавшая, что поддержка Японии — это хорошо, но иначе все преференции поделят без нее. Однако активного участия в интервенции бритты не принимали — хватало забот с восстанием Махди в Судане…

Нельзя сказать, что китайцев эти действия сильно обрадовали и Восстание Боксеров, произошло на 3 года раньше, нежели в нашей истории. Это дало участникам Кильского Соглашения чудесный повод с большой буквы 'П'.

В итоге, по Сеульскому Мирному Договору 1895 г., произошел банальный раздел Китая между 4-мя Великими державами и Японией. В результате Россия получила северную китайскую провинцию Хэйлунцзян, где русских к этому моменту и так было предостаточно, а также кусочек Внутренней Монголии 'для спрямления железнодорожного пути до Владивостока'. Германия приобрела стратегически важный Ляодунский полуостров с Порт-Артуром, но Россия получила право на порт Даолян. Англия приросла Циндао и Вэйхайвеем, вместе с полуостровом Шаньдун. Франция в жаркой схватке с англичанами вырвала для себя остров Хайнань. Японцы получили Формозу (Тайвань) и Пескадорские Острова. Кроме того, Китай признал самостоятельность Кореи, тем самым, открывая возможности для японской интервенции.

Последней пришлось ждать 9 лет, до апреля 1904 года, когда высадили десант в корейских портах Чемульпо, Пусане и Гензане. Началась оккупация Кореи, воспринятая Великими Державами без особого беспокойства. Все понимали — восточному тигру тоже надо чем-то питаться.

Тогда-то и произошел единственный в местной истории военный конфликт России и Японии, не приведший, однако к серьезным последствиям.

Эпизод назвали Хуньчуньским инцидентом.

Оккупировав Корею, японцы двинулись дальше в Южную Маньчжурию. А из Гензана на участок новой Русско-Китайской границы направился сводный отряд под командованием полковника Микава. Возрастание напряженности привело 9 мая 1904 г., к открытым столкновениям подразделений японской армии и русских казаков в районе китайского городишки Хуньчунь. Боевые действия продлились 4 дня, после чего японцы, понеся значительные потери, отошли.

Появление японских войск в Маньчжурии, в непосредственной близости от немецкого Ляодуна, да еще на территории Китайской-Маньчжурской железной дороги, соединявшей Даолян и Порт-Артур с русским Харбином, вызвало резкую реакцию Санкт-Петербурга и Берлина.

Японцы отвели все свои воинские подразделения в Корею, а конфликт посчитали исчерпанным.

Увлекшись историко-политическими изысканиями в своей новообретенной памяти, я незаметно заснул и проспал до утра следующего дня.

Разбудил меня задорный петушиный крик.

Вот зараза, горластый какой! Как его до сих пор на суп не пустили 'по законам военного времени'? И только несколько минут спустя до меня наконец-то дошло: я — слышу! Слух вернулся.

Ну, наконец-то… Мне, признаться, здорово надоела моя вынужденная глухота, и теперь я наслаждался доносящимися с улицы через открытое окно разнообразными звуками.

Вот, глухой лошадиный топот и скрип несмазанных колес — проехала телега. Вот, мерный гул множества шагающих ног — строем прошли солдаты. Птички чирикают, ветер шумит в кронах деревьев. Лепота…

Я лежал, не открывая глаз, и с удовольствием слушал.

Бухнула дверь, затопали по коридору, и в комнату вошел Авдеич. В руках он тащил облупленный кожаный чемоданчик и походный брезентовый ранец — мои вещи, оставшиеся в обозе.

— Доброе утро, Авдеич!

— Доброе, доброе, ваше благородие! Я тута вещички ваши у полкового каптера получил. Куда ставить-то? — пробормотал себе под нос седоусый санитар, не особо рассчитывая на ответ.

— Да вон под лавку и ставь! — мой ответ заставил его замереть на месте.

— Ой, царица небесная, да вы никак от контузии очухались? Ну и, Слава Богу! Ну и замечательно! — Авдеич пристроил вещи и размашисто перекрестился на иконы в красном углу. — Богородица-дева, радуйся! Я за дохтуром побегу и насчет завтрака все устрою! Сей секунд…

Прежде чем я успел что-то сказать, он опрометью выскочил из комнаты.

Я подоткнул подушку и сел на постели — ожидать прихода полкового врача. Ожидание, надо сказать, продлилось недолго. Не прошло и десяти минут, как в дверях появился давешний Доктор-Айболит. Сходство с персонажем старого советского фильма было поразительным.

— Ну, здравствуйте, голубчик! Поскольку в прошлый раз ваше самочувствие не позволило нам соблюсти формальности, разрешите представиться: Старший полковой врач Надворный советник Нижегородский Валерий Михайлович!

— Прапорщик, барон Александр Александрович фон Аш 3-й! Очень приятно!

— Вот и славно! Ну-с? Как мы себя чувствуем?

— Удовлетворительно, но очень скоро будем чувствовать себя хорошо!

— Шутить изволите?

— Что вы, Валерий Михайлович! Пытаюсь выглядеть оптимистом.

— А выглядите записным острословом, голубчик! — отсмеявшись, ответил доктор. — Я, признаться, рад, что вы воспользовались нашим гостеприимством. Полк сейчас стоит в резерве, на фронте затишье и я, в некотором роде, лишен медицинской практики. А тут вдруг германский аэроплан разбомбил нашу колонну с пополнением — вот и пациенты появились. Ничего не поделаешь — люблю свою работу!

— А я думал, что нас обстреляла артиллерия…

— Вовсе нет, дорогой мой! Тогда бы вы так легко не отделались — до фронта далеко и к нам только изрядные 'чемоданы', от восьми дюймов залетают.

Появился Авдеич, с ведром воды. Вылил её в громадный чугунок и стал хлопотать у печи — разогревать воду. Потом снова ушел и опять вернулся — на этот раз принес полотенца и потертый кожаный саквояж.

Доктор, тем временем засыпал меня вопросами:

— Вы испытываете головокружения? Слабость? Тошноту?

— Легкие головокружения. Остальное меня больше не беспокоит.

— А нет ли звона в ушах? В глазах не темнеет? Аппетит вернулся?

— Нет! Нет! Да!

— Замечательно! — доктор извлек из бокового кармана френча тетрадку и огрызок карандаша. Раскрыл и стал делать какие-то заметки, напевая что-то вроде 'Трум-пум-пум. Трум-пум-пум'.