Оксана Гринберга - Королева. Выжить, чтобы не свихнуться

– Ваше величество, – раздался негромкий мужской голос. Сердце ухнуло, забилось с бешеной скоростью. Вот и побыла одна! Я повернула голову и уставилась на темноволосого мужчину средних лет. У него было широкое, немного простодушное лицо, большой нос. Мой ночной сторож поднимался с кресла у кровати, придерживая рукой книгу в темном переплете, которую, кажется, только что читал.

– Тише вы! – шикнула на него. – Сядьте, а то всех перебудите!

Ага, у меня тут ночлежка! Кажется, в кресле спят, на кушетке спят и еще на одной неподалеку. Комната огромная, целый полк может заночевать.

Мужчина послушно сел. Я быстро огляделась, оторвав голову от подушки. Не дай бог проснутся и ка-ак нападут с тазиками! Вены резать, кровь пускать или, еще хуже, наследника Англии требовать. Но, кажется, обошлось.

– Кто вы? – тихо спросила у него. В этот момент осознала, что говорю на английском. На английском! В прошлом изучала этот язык, приходилось на работе с документами возиться, но не знала его настолько, чтобы вот так, не задумываясь, свободно общаться. Чудеса, да и только!

– Вы не узнали меня? – удивился мужчина. Покачала головой, чувствуя кожей прохладный шелк постельного белья. Дали бы мне зеркало, я бы и себя не узнала! Одно помнила – у новой меня длинные рыжие волосы. Разглядела на коронации. Затем, когда металась в бреду, они постоянно лезли в глаза.

Мужчина тем временем взял свечу с прикроватного столика и поднес к своему лицу. Думает, поможет мне вспомнить? Наивный! Несмотря на то что говорила на другом языке, чужую память мне не оставили.

– Роджер Эшам, – произнес он сконфуженным тоном. – Ваш бывший учитель из Хэтфилд-Хауса, где вы жили до коронации. Уроки словесности, итальянский, латынь, древнегреческий…

– Что вы делаете здесь в такой час? – перебила его. Вряд ли у нас запланировано занятие.

– Вы бредили, ваше величество.

Я промолчала. Все может быть! Мужчина тем временем продолжал:

– Говорили на языке, который оказался выше понимания ваших придворных. Меня вызвали, чтобы перевести ваши слова. Боялись, что объявите наследника или дадите указания, которые они не смогут исполнить. Ходят слухи, что вы говорили на древнегреческом.

Я вздохнула. Это вряд ли! Скорее на русском, который здесь не в ходу.

– Вот, значит, как, Роджер Эшам, – протянула я, словно пробуя его имя на вкус. Новый голос был глубоким и грудным. Язык, на котором говорила, – непривычный, отличающийся от того, что учила в Москве, с большим количеством шипящих, сипящих звуков. Хотя после того, что я пережила, не только зашипишь, но и ползать начнешь гадом подколодным. – Удалось ли выяснить, кого я назвала наследником?

А то мало ли! Могла всякого наговорить, пока себя не контролировала. Даже боюсь представить.

– В моем присутствии вы лишь спали, моя королева, – улыбнулся мужчина. – Но я польщен тем, что вы выбрали греческий. Значит, мои уроки не прошли даром. Вы были отличной ученицей, лучшей в Английском королевстве!

Похвала чужой женщине, чье тело я занимала, оказалась неожиданно приятной. Тем временем мужчина поднял с колен книгу.

– Я принес вам книгу, ваше величество. Думал подарить ту самую, с речами Демосфена, которую вы любили читать в тенистых аллеях Хэтфилда. Но вместо этого выбрал другую. Она уместнее у постели выздоравливающей.

Роджер улыбнулся. Я чувствовала себя спокойно и уверенно рядом с ним, словно откуда-то из глубин чужого сознания на поверхность вынырнул ответ. И ответ был таков: Эшаму можно доверять. Та женщина, чье место я заняла, без колебаний вручила бы ему свою жизнь.

– Что же это за книга? – полюбопытствовала я.

– «Илиада» Гомера.

– Восхитительный выбор! Роджер, – я была уверена, что к человеку, заслуживающему доверие, надо обращаться именно так, – вы правы, мне значительно лучше.

– Рад это слышать, ваше величество!

– Зовите меня, как и прежде, Елизаветой. Вы не могли бы принести воды? В горле пересохло. Только умоляю, не перебудите остальных!

– Конечно, моя Елизавета.

Он ушел в темноту, затем вернулся с бокалом, наполненным водой. Поклонился, протянул мне. Если меня хотели отравить, подсыпав яд, все равно бы выпила, потому что жажда сводила с ума.

– Я вижу в том кресле Кэти Эшли. Ваша бывшая гувернантка, – произнес Роджер, вернувшись на свое место, – теперь милостью вашей главная фрейлина и хранительница королевского гардероба. Она заснула первый раз, только когда удостоверилась, что кризис миновал. Ее столько раз пытались выгнать из покоев, но она не уходила.

Я вновь почувствовала волну тепла и благодарности к неизвестной женщине. Кажется, тело реагировало на имена! Кэти Эшли… Надо запомнить. Сдается, она очень любила прежнюю меня, и я отвечала ей взаимностью.

– Спасибо, Роджер. Что говорят о моей болезни? – Я вернулась к более насущным вопросам.

– Народ в отчаянии, моя королева. Все церкви переполнены, за ваше здоровье молятся как католики, так и протестанты. Службы не прекращаются ни день ни ночь…

– Роджер, я не о том. Что говорят… во дворце?

Либо я свихнулась и сейчас в сумасшедшем доме… Если же нет, то, скорее всего, во дворце.

– У вас уже случались нервные приступы в Хэтфилде. Иногда распухали ноги и руки, как от водянки, и, бывало, вы неделю не вставали с постели. Я поспешил заверить сэра Уильяма Сесила…

– Это не был нервный приступ, – вздохнула я. – Меня пытались отравить. То, что выжила и говорю с вами, – это чудо. Но отравление не прошло бесследно.

Черт, страшно признаваться! Как он отреагирует?

– Я выжила, но память меня подводит. Надеюсь, в скором времени она ко мне вернется.

На это я даже не надеялась…

– Ваше величество, сэр Уильям Сесил, по разговорам, вызвал известного немецкого врача.

Я фыркнула. Хватит с меня местной медицины!

– Роджер, я бы хотела, чтобы вы были рядом в это сложное время, поддерживая меня, как и делали это прежде.

Он что-то растроганно пробормотал в знак согласия. Словно по наитию, я протянула ему руку. Мужчина бухнулся на колени и поцеловал мою кисть. Вернее, простое золотое кольцо, похожее на обручальное, что украшало безымянный палец. Это что еще такое?! Все, Лизка, допрыгалась! Неужели я замужем? Не может быть… Мне ведь казалось, что та самая королева умерла, так и не побывав в законном браке. Самое ужасное, я почти ничего не помнила об этой эпохе, так как история не была моим любимым предметом.

– Сколько я болела? – спросила у Роджера. – Какое сегодня число?

– С коронации прошло три дня, – ответил мужчина. – Сегодня – восемнадцатое января.

– Год?

Он помедлил с ответом. Ну что же, фигуры расставлены, ход сделан. Белая королева замерла на шахматной доске, признавшись, что у нее нелады с памятью. Пришел его черед выбирать, за кого играть. Надеюсь, Роджер встанет на мою сторону. Даже если разболтает остальным, с тазиками и документами, то сделает это деликатно и не вдаваясь в подробности. Потому что к ответному ходу противника, чуть не снявшего мою фигуру с поля, я еще не была готова.

– Одна тысяча пятьсот пятьдесят девятый от Рождества Христова, ваше величество.

Все-таки далеко меня закинуло. Четыреста с лишним лет!

– Елизавета, – поправила я. – Роджер, я бы хотела, чтобы вы подготовили книги, по которым мы занимались в… – Сейчас вспомню, он же говорил название! – В Хэтфилде. К тому же меня интересует история государства и право.

– Буду рад исполнить вашу просьбу, ва… Елизавета.

– Спасибо! А теперь, если вас не затруднит, почитайте мне немного, – попросила я, протягивая ему пустой бокал, чтобы он поставил на прикроватный столик. – Болезнь отняла все силы.

– Как угодно вашему величеству, – произнес мужчина. Кажется, просьба польстила ему не меньше, чем мольба о помощи. Роджер взял книгу. – С какого места вы бы хотели начать?

– С самого начала, – ответила я, устраиваясь поудобнее. – С самого начала!

Так и есть! Придется начинать с азов. Я собиралась выжить в чужом мире и в чужом теле. Кажется, в эпоху, в которую попала, любили рубить головы. Как бы свою не потерять, если поймут, что королева – самозванка.

– Науки – убежище от страха, – негромко произнес учитель, раскрывая книгу. Я хмыкнула. От страхов и душевных терзаний отлично помогала работа. Много работы, с раннего утра до позднего вечера. Частенько я выползала последней из банка вечером в пятницу, пугая взъерошенным видом охранников, чтобы первой поприветствовать их в субботу. А еще – теннис и кофе. Много кофе! Интересно, как в одна тысяча пятьсот пятьдесят девятом году обстоят дела с этими двумя позициями?

Тем временем мужчина раскрыл книгу, и полумрак комнаты наполнил певуче прекрасный древний язык. Я закрыла глаза, блаженно вытянулась в кровати, чуть ли не урча от удовольствия, потому что понимала все, все до последнего слова! Лежала и слушала. Затем плакала, скорбя о женщине, которая любила речи Демосфена, к постели которой Роджер Эшам принес «Илиаду». Плакала так долго, пока не заснула незаметно для себя.