Между мирами: Старый новый мир - Андрей Валерьевич Степанов

— Правду, хм, — не хотелось мне становиться наивным дурачком, который сливает информацию налево и направо.

— Иначе как я смогу тебе доверять? Мы попросту не сможем работать вместе в таком случае! — воскликнул ростовщик и приготовился слушать.

Была не была, решил я. И, поскольку немец оставался моей последней надеждой, мне пришлось идти ва-банк. Глядя в широко раскрытые от удивления глаза ростовщика, я поведал историю с теми подробностями, о которых умолчали газеты.

Закончив историю тем, что видеться со мной не пожелали и, более того, даже бросили трубку, я замолчал в ожидании ответа. Фон Кляйстер надул щеки и выпустил воздух.

— Да-а-а, — протянул он. — Не повезло тебе, фройнде. Очень не повезло. Ты жизнью ради них рисковал. А они откупились. Императорская фамилия! Какой-то мелочью.

— Но это же тридцать пять золотом, если я правильно считаю по курсу? Это не так и мало. Это трехмесячное жалование профессора в университете.

— Ты прав, ты прав, ты прав, — затараторил Дитер, — и неправ в то же самое время. Тебе негде жить. Снять простецкую квартиру — это уже порядка двухсот рублей будет. За месяц. В пяти минутах от «Дохлого удильщика». С мышами и тараканами. Вижу по твоему лицу, не очень годится такое. Хорошо, давай подумаем.

Он изобразил, что крепко задумался, а я прикинулся, что мне интересен этот разговор. Ведь до сути мы пока что так и не дошли.

— Район более приличный, где проживает большинство людей, у которых есть свое дело во Владимире. Или же профессора Императорского университета там могут жить. Там твоя квартирка встанет уже раза в четыре дороже. И что тогда? Три месяца пожил на такую подачку и все, конец, финита?

— Я не понимаю, к чему ты ведешь. К тому, что денег у меня мало? Это я и так знаю.

— Нет, я веду к тому, что их может стать больше. У нас обоих. Благодаря, — он положил обе ладони на конторскую книгу, — вот этому.

Я посмотрел на потрепанный переплет толстой, форматом примерно А4 книги. Слышал о таких, но не думал, что на желтоватых страницах может скрываться настоящее богатство.

— Не понимаешь, — поджал губы Дитер. — Хорошо, тогда слушай. Маковей Аполлонович Здебкин — ничего себе имечко, да? В мае сего года принял от Дитера Штрауса фон Кляйстера в долг тридцать тысяч ассигнациями на три месяца под десять процентов.

— Годовых? — спросил я, внимательно слушая немца.

— В месяц! — воскликнул ростовщик. — Десять годовых? Эти копейки? Не его случай.

— Значит получается, что он тебе должен сверху девять тысяч.

— Считать не разучился, молодец. Продолжим?

Немец выбрал еще несколько имен. Эти люди брали у него в долг крупные суммы. Долг князя Белосельского в сравнении с названными суммами сразу же казался несущественным.

Проценты тоже разнились. Кому-то Дитер выдавал и под пять процентов, очевидно, что по очень большой дружбе. А некоторые получали деньги, причем немалые, исключительно под пятнадцать процентов в месяц.

Сроки у некоторых уже истекли. У многих подходили к истечению. Но я так предполагал, что список имен состоит из десятков пунктов, если не сотен.

— Так это и есть то самое дело, ради которого ты меня позвал? Выбивать долги из твоих клиентов? — нахмурился я.

— Как ты говоришь, мне аж самому тошно! — бодро воскликнул немец. — Ты прав, многие не хотят платить. Многие думают, что расписка, их подпись в этой книге, не стоит ничего.

— Значит, мне правду говорили, что твои дела не слишком легальны.

— Ты даже не спрашиваешь. Зришь в самый корень. С такими должниками мне не поможет ни полиция, ни суд, ни прокурор — никто. Кроме тебя, — добавил он после театрально растянутой паузы.

— Вот как, — ответил я чуть насмешливо. — Но ведь есть Марк?

— Карл, — поправил меня немец. — Он силен и исполнителен. Но все же лишен харизмы. Люди перед ним дрожат и, понимаешь, могут ошибиться в подсчетах. Дать неправильную сумму или закричать. Случайно разумеется. Не от боли, — как бы невзначай произнес он и по этой фразе я понял, что все дела у немца ведутся исключительно под прикрытием кого-то сверху. Не исключено, что помогал ему сам Коняев, что выписал мне паспорт.

Это могло означать, что в случае провала или неудовольствия со стороны ростовщика, я могу попасть в опалу или меня просто сдадут, как преступника. Риск был очень велик.

— Что касается тебя, — ростовщик словно и не заметил моих сомнений, хотя я вздрогнул, когда он продолжил говорить, — то у тебя есть та самая харизма. Ты как-то так подбираешь слова, м-м-м, — он обнял ладонью подбородок, размышляя, что сказать дальше, — не знаю даже, как и описать. В них нет явной угрозы, но люди чувствуют то, что ты хотел сказать между строк.

— Но это сработало всего лишь один раз. И, к тому же Белосельский и сам уже приготовил деньги. Он только тянул время, надеясь получить отсрочку.

— Разве? — усомнился фон Кляйстер. — Не думаю. Мне так не кажется. Я уверен, что это ты сработал на отлично. И, напоминаю на всякий случай, чтобы твоя честность не начала беспокоить твой гевиссен, за паспорт ты мне ничего не должен. Долг Белосельского с лихвой все это покрывают.

Он замолчал. Я тоже не знал, что мне сказать. Согласиться или нет? С одной стороны, ситуация получалась типичная. «Приходите к нам на работу, у нас зарплата ДО ста тыщ рублей». А когда в конце тебе платят двадцать, то делают невинные глаза «ну, так ведь все правильно, ДО ста тысяч. Надо было работать лучше».

Я опасался, что здесь получится то же самое. Невовремя забрал. Не все выплатили. Отдаст до конца — все твое будет. И так далее. Я не первый год вертелся в схожей сфере, чтобы слышать о большинстве уловок. Старая империя состояла из таких же людей, из тех же наций в плюс-минус тех же условиях. Что мешает попытаться сделать лоха из молодого парнишки?

— Вижу, ты думаешь, — немец был в настроении поговорить, поэтому его не смущало ни