Ди-джей 2 (СИ) - Васильев Иван Сергеевич

В динамиках (Техника сама отказывалась верить в случившееся) откуда-то издалека, словно с того света, проснулись и зазвучали первые аккорды известной композиции.

— «Я-мя-я-а-уй-ка-а», — пискляво, словно где-то за забором хулиганы мучили кошку, начал запевать Лукашкин.

Максим увёл «в ноль» с микрофона «удивительно чистый дискант» поэта. А потом вообще, от греха подальше, (Лучше перестраховаться) вытащил штекер из гнезда и положил его рядом с усилителем.

А тем временем место Лобертино Лоретти Лукашкина в колонках аппаратуры занял Валерий Шотаевич Меладзе… https://www.youtube.com/watch?v=eh9nICXN0GY

   Ямайка, Ямайка,

   Небо голубое,

   Не насмотрится на море голубое

   Счастье и беда твоя —

   Тропическое солнце над тобою…

— Я-я-мя-у-ай-ка-а, — непонятно для кого выводил в микрофон, абсолютно некем не услышанный «Посол итальянской песни в СССР».

— Лу-каш-кин! Лу-каш-кин! — восторженно шумели и хлопали зрители, подбадривая выступление новоявленного певца. Лица светились, глаза горели восторгом. Успех был просто грандиозный. Многие начали подпевать.

— О-у-х, — тревожно выдыхал Котов, с трудом поддерживая стихо-певца, едва стоявшего на ногах.

— Ещё! Ещё! Ещё! — публика кипела подобно бульону в огромном котле.

— Еще?

— Как скажите! — Максим виртуозно, словно по клавишам пианино, водил руками, нажимал кнопки, крутил ручки, сдвигал тумблера.

— Джама-а-а-ай-ка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-о-у,… - последовало продолжение по-итальянски.

На весь стадион завопил ещё никому не известный исполнитель «Витас».

Трибуны задрожали.

Всем стало понятно — певец Лукашкин разогрел голос и решил рвануть сразу с «первой» на «пятую» скорость в своём репертуаре.

И естественно, как и подобает вспыхнувшей звезде, начал петь песню заново, с самого начала…

   Джама-а-ай-ка Джама-а-ай-ка

   Квандо ми сембрва ди

   бручаре сотто ил тью бель соле ардентэ.

   Сай че ми потево диссетаре

   Преса ль аква ди уно фонте…

Пьяный исполнитель итальянских песен вырвался из рук Котова и бросился совершать какие-то немыслимые, не подающиеся логике — дикие движения: Вихлять, словно на шарнирах, всеми частями тела, завывать в микрофон.

Голос «Витаса» оторвался от бренного тела и зажил собственной жизнью. Кудесник в очередной раз попытался взять пять с половиной октав…

— Сента-а бруко-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-у-у-урр…

Поэт задрал голову, подобно Юлию Цезарю, и вытянул вверх руку с микрофоном.

Столбики индикаторов ошалело полезли в красную зону и начали безумно стучаться головой в потолок…

Футбольное поле задрожало под ногами присутствующих гостей.

— Ни-че-во-се-бе!!! — неистовство искрила переполненная чаша стадиона. (Исполнение популярного шлягера в момент принесло Лукашкину славу талантливого певца и стяжателя разбитых женских сердец).

— Ай да Лукашкин! — хором ревели трибуны.

— … Ай да сукин сын!

— ….. Вот, что значит — настоящий поэт!

— Господи, когда же это закончиться? — Котов «дорывал на себе» последние седые волосы.

Вечер, пожалев измученный жарой и событиями Н-ск, тихо выполз из-за синего леса, отогнал солнце к горизонту и принялся играть разноцветными красками заката.

Облака ползли медленно, надвигались друг на друга, переворачивались. Меняли окраску, форму. То становились тоньше, то наполнялись силой.

Сумерки приобрели лиловатый оттенок.

Посёлок в вечерних лучах казался гораздо большим, чем был на самом деле. Домики, побеленные голубоватой известью, светились, словно в каждый из них проникало солнце и зажигало их изнутри ровным бледным пламенем. Раскидистые берёзки накрывали своей тенью тротуары и мостовую.

Налетавший ветер, мурлыкал как старый кот, мягко разносил по округе мелодию ВИА «Самоцветы» с красивым, созвучным томному времени названием — «Добрые приметы»…

   …Ты видишь, пролетает

   Звёздочкой ракета,

   А это добрая примета

Народ постепенно расходился по домам, спортивная чаша пустела, успокаивалась, засыпала.

Максим скручивал ненужные шнуры, собирался, убирал аппаратуру.

Вспыхнувшее на музыкальном олимпе светило — Лукашкин, мирно посапывая, ехал в машине в сторону Москвы.

Котов, уединившись в своем кабинете, глотал валерьянку…

   Ты слышишь, пароходов

   Перекличка где-то,

   А это добрая примета,

   Запели птицы до рассвета,

   И это добрая примета

В городском парке, в двух кварталах от стадиона, между зелеными стенами кустарника погружались в тень беседки. Струйки воды, стекавшие вниз по раковинам фонтана, падали в замшелый бассейн.

Загустевший в поселке воздух, пах травами и ещё чем-то пронзительно сладким.

Где потемнее, на скамейках и каменном парапете, над обрывом у реки, у зеленых кустов, уютно устраивались влюбленные парочки. Легкие разноцветные платья мелькали среди кустов и вдоль аллей. Белые брюки носились перед ними по темнеющим улицам и переулкам, клялись в верности и готовились провожать до последней звезды, не боясь нагоняев.

В ответ чьи-то лица светились, глаза горели восторгом, раздавался мелодичный смех…

Вдали зарождалось что-то прекрасное, томительное, манящее…

   Туманом озеро одето,

   И это добрая примета,

   По всем приметам нас с тобой

   Нашла любовь

Последние солнечные зарницы постепенно таяли за горизонтом, и звёзд становилось всё больше и больше. Они проступали на небе, крупные и едва заметные, яркие и блёклые — сотни, тысячи, миллионы огоньков заполоняли мироздание…

И где-то очень далеко! В немыслимых далях и глубинах космоса. На каких-то неземных расстояниях — измеряемых парсеками и световыми годами! Ещё не открытое учёными гигантское облако галактик в созвездии «Волосы Вероники» продолжало убегать от нашей Вселенной со скоростью семь тысяч четыреста километров в секунду! Куда оно убегало? Зачем? Почему?..

   Струною зазвенело лето,

   И это добрая примета,

   Идёт навстречу нам с тобой любовь…