Борис Чурин - Ангел Господень

— Скажите: подло! Мерзко! — комитетчик внимательно следил, как покрывается красными пятнами лицо Сергея Михайловича, — что же, соглашусь: и подло и мерзко. Но такова специфика нашей работы. Цель оправдывает средства. А о высшей цели Комитета Государственной Безопасности мы с вами уже говорили, вы ее знаете. Поэтому я, без ненужных дискуссий, возвращусь к вопросу, который задал вам в начале нашей беседы: согласны ли вы на сделку? Мы не даем ходу уголовному делу против вас, а вы не мешаете нам работать в гостинице? Впрочем, если вы не хотите поступаться своими моральными принципами, у вас есть простое решение — уволиться из гостиницы.

Мысли в голове Сергея Михайловича, путаясь и перескакивая друг через друга, затеяли сложные игры. Ни на одной из них Лунев не мог сосредоточить свое внимание дольше одной секунды. «Оля — проститутка?! Но ведь она такая нежная, невинная! Игра! Все это было игрой! Но неужели можно играть в любовь?! Нет! Не верю! …»

Сергей Михайлович поднял голову и обратил на сотрудника Госбезопасности мутный, невидящий взгляд.

— Мне нужно подумать, — прохрипел он, — дайте один день.

— Хорошо, — охотно согласился Кудряшов.

Он встал и направился к выходу. Взявшись за дверную ручку, он повернулся к Сергею Михайловичу.

— Завтра, в это же время, я позвоню вам.

На протяжении вот уже тринадцати дней Пророка мучил необычный жар. Температура тела была столь высока, что родные, окружавшие в эти дни Посланника Аллаха, остерегались до него дотрагиваться. Айша, Умм Салама[8] и Фатима[9], сменяя друг друга, постоянно обтирали тело Мухаммеда мокрыми тряпками. Эти водные процедуры несколько облегчали страдания Пророка, но не в силах были заглушить жара внутри его организма. Мухаммеду казалось, что в теле его пылает пожар, в котором сгорают все внутренности. Время от времени у него возникало желание разорвать свое тело и выпустить огонь наружу. Уже несколько раз, в забвении, он впивался ногтями в свою грудь в попытке разорвать ее. Женщинам и, приходившим им на помощь Али[10], с трудом удавалось успокоить его.

В ночь с седьмого на восьмое июня жар стал уже невыносим. Пророк в стонах и криках метался по кровати, в кровь раздирая ногтями свою кожу. Его крики слышали сотни асхаб[11], собравшиеся у дома Айши, где умирал Посланник Аллаха. Люди вполголоса разговаривали между собой, создавая тем самым странный, колеблющийся звук, который смолкал, когда усиливались крики, доносящиеся из дома, и, наоборот, усиливался, когда крики стихали.

Айша, Умм Салама, Фатима и Али уже несколько часов кряду стояли возле больного на коленях, обливаясь слезами, в отчаянии от своего бессилия помочь ему. Неожиданно стоны прекратились. Пророк замер в одном положении, словно к чему-то прислушиваясь. Взгляд его был направлен в дальний угол комнаты. Все присутствующие невольно повернули головы в ту сторону, но ничего, кроме старого сундука, там не обнаружили.

— Да, я сделаю это, — вдруг четко и ясно произнес Мухаммед.

Он повернул голову и нашел взглядом Айшу.

— Проводи всех из комнаты и сама выйди, — приказал Пророк.

Не говоря ни слова, родственники поднялись с колен и вышли во двор. Дождавшись, когда стихнут звуки их шагов, Мухаммед вновь повернул лицо к дальнему углу комнаты.

— Здравствуй, Джабраил, — криво усмехнулся Пророк, — признаюсь, я надеялся, что уже не увижу тебя на этом Свете. Догадываюсь, ты пришел выполнить свое обещание наказать меня. Ну что же, я готов. Можешь приступать.

— А наказание уже началось, — Ангел Господень медленными шагами приблизился к кровати Пророка, — этот необычный жар, сжигающий твое тело, часть его. И часть весьма незначительная, поскольку боль физическая не может идти ни в какое сравнение с болью душевной. Я же пришел, чтобы доставить тебе душевные муки. Они и будут твоим главным наказанием.

Джабраил замолчал, ожидая ответа Мухаммеда, но, не дождавшись, продолжил:

— В своем Коране ты часто призываешь людей обращать внимание на знамения, в то время как сам ты этого, к сожалению, не делаешь. То ли по незнанию, то ли по нежеланию.

— О каких знамениях ты говоришь? — насторожился Мухаммед.

— О знамениях, которые предупреждали тебя не идти против воли Аллаха, не вести воин против людей, иной с тобой веры, не убивать и не грабить их. Знаешь, почему ни один твой ребенок, за исключением Фатимы, не пережил тебя?

Мухаммед оторвал голову от подушки.

— Потому что их смерть была наказанием за твое ослушание, за развязывание войны против неверных. Вспомни, сразу после твоей победы над курейшитами при Бадре скончалась твоя любимая дочь Рукайе, а после битвы при Затуррика умер твой ненаглядный внук, шестилетний Абдуллах. Это были знамения Аллаха, которые ты не разглядел или не желал разглядеть.

Ангел вновь прервал свою речь, внимательно вглядываясь в лицо Пророка.

— Вижу, вижу, — усмехнулся он, — по твоим глазам, наполненным ужасом, вижу, что сказанное мной острым мечом ранит твое сердце. Но это только начало. Главные душевные муки ждут тебя впереди.

Джабраил опустился на колени перед кроватью Пророка и склонился над умирающим.

— Ты, вероятно, с легкой душой готовишься к смерти, поскольку уверен, что тебя на том Свете ждут райские кущи? Так вот, спешу тебя разочаровать. Никакого рая нет. Как нет и ада.

— Ты лжешь! — Пророк приподнялся на локтях, — я своими глазами видел и ужасы ада, и прелести рая. Ты же сам помог мне побывать в тех местах!

— Я помог тебе все это вообразить. Оставаясь в пещере, ты видел картины, которые я, подобно художнику на полотне, рисовал в твоем сознании. И рай, и ад, и ангелы, и даже Аллах, все это лишь плод твоего воображения.

— Ты хочешь сказать, что и Аллах не существует?!

— Нет. Аллах, конечно, существует, но не в том виде, в котором я тебе его нарисовал.

Мухаммед откинулся на подушки.

— Я не верю тебе, — с трудом ворочая распухшим языком, прохрипел он, — рай есть и я, после смерти, окажусь на его самом высоком уровне.

— Хорошо, — скривил лицо в злобной усмешке Джабраил, — если ты не веришь мне на слово, я попытаюсь доказать свою правоту с помощью умозаключений на простом примере.

Мы с тобой знаем, что твоя жена Айша безмерно любит золотые украшения (как, впрочем, большинство других женщин). Наличие этих украшений для нее Добро, а их отсутствие — Зло. Теперь представь, что где-то, скажем, недалеко от Медины, нашли залежи золота, размеры которых превышают запасы всех железных руд на Земле вместе взятых. Как ты думаешь, что сделает после этого Айша со своими золотыми украшениями?

Вновь не дождавшись ответа от Пророка, Джабраил продолжил:

— Она выкинет их на помойку. И правильно сделает. Потому что эти украшения станет неприлично носить. Ведь из золота начнут изготавливать все, что только возможно: посуду, пуговицы, крючки, другую бытовую утварь. Получается, что Добро, наличие золотых украшений, обесценилось. Перестало быть Добром. А почему? Да потому, что не стало Зла, недостатка золота. Добра стало так много, что его перестали ценить.

Вспомни свое сиротское детство. Вспомни, как ты мечтал досыта наесться своим любимым кушаньем мухаллабией[12]. Но представь, что тебя каждый день стали бы кормить одной мухаллабией. Уверен, что спустя несколько дней ты без отвращения не мог бы смотреть на это блюдо.

Добро может быть оценено лишь в сравнении со Злом. Если не будет Зла, то не будет и Добра. Ты сейчас мечтаешь попасть в рай. Но что такое рай в твоем представлении? Не трудись отвечать, — махнул рукой Джабраил, заметив напряженную складку на лбу Пророка, — я это сделаю за тебя. Коротко, рай это место, где нет Зла. Одно лишь Добро. А этого, как мы сейчас с тобой доказали, быть не может. А значит, не может быть и рая. Ты согласен со мной, Мухаммед?

И на этот раз Пророк промолчал. Он лишь отвернул лицо от собеседника. Джабраил поднялся на ноги.

— Вот теперь, Мухаммед, мы с тобой в расчете. Я отобрал у тебя перед смертью мечту о рае, и это было последнее и самое суровое для тебя наказание. За сим прощай.

Фатима осторожно отодвинула край занавеси, прикрывающей дверь, и заглянула в комнату. За ее спиной Айша, Умм Салама и Али застыли в напряженном ожидании.

— Кажется, отец плачет, — Фатима повернула к родственникам испуганное лицо.

Не поверив падчерице, Айша шагнула вперед и шире отдернула занавес.

— Он плачет! — вскрикнула женщина. Ее крик достиг ушей асхаб.

— Пророк плачет… посланник Аллаха плачет… — словно шорох опавших листьев, пронесся по толпе удивленный шепот.

Когда первые лучи солнца осветили вершины холмов близ Медины, душа Пророка покинула его бренное тело.