Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

— Никак, собственный паровоз имеешь, товарищ начальник Архангельской губчека? — усмехнулся Есин. Потом, явно что-то припоминая, спросил: — На Ярославском, на запасных путях, не твой бронепоезд стоит? На вокзале чекисты сказали — вон, мол, кучеряво некоторые начгубчека живут, на собственных бронепоездах в Москву ездят. Так пойдет, станут за самогонкой на броневиках ездить.

— Не дорос я еще до своего бронепоезда, а этот мне шестая армия одолжила, — усмехнулся я и, словно оправдываясь перед старым питерским рабочим, большевиком с многолетним стажем, ставшим чекистом «первого призыва», пояснил: — Что дали, на том и поехал. Мне, Николай Харитонович, все равно, на чем ехать, лишь бы колеса были.

— Так, Владимир Иванович, я что, тебя укоряю, что ли? — покачал головой Есин. — За предложение спасибо, конечно, но у нас теперь два раза в месяц поезд «Москва-Череповец» ходит, на нем и поеду. Я специально поездку подгадал. Утром приехал, вечером уеду. У меня и купе свое есть, бумаги там оставил.

— Свой поезд, это хорошо, — вздохнул я. — Мы пока и до Вологды запустить не можем, куда нам до Москвы? Вот, приходится на бронепоезде ездить.

Что-то я хотел спросить у Есина? А что именно — не помню. Может, и вспомнил бы, но тут к моему бывшему начальнику подбежала барышня из отдела кадров:

— Товарищ Есин, ваша очередь подошла.

Мы пожали руки и разошлись. Не знаю, увидимся ли когда-нибудь, нет ли, но это как пойдет.

И только когда за Есиным закрылась дверь, вспомнилось, что хотел расспросить его о Полине. Как там она живет, не вышла ли замуж? А я забыл.

Нет, не так. Кому я собираюсь врать? Себе? Своему читателю? Признаюсь честно, что расспросить Есина о девушке собирался сразу, но заговорились, отвлекся. Нет, снова вру. Можно назвать как угодно — дескать, спрятал голову в песок, как тот страус, но можно и как-то изящнее. Например — «Эффект неотправленного письма», как называют психологи. В просто изложении звучит так: я позабыл отправить письмо, потому что на самом-то деле, и не хотел его отправлять. Вот и все. Так и я, просто боялся услышать: сидит, горюет, слезы льет и тебя ждет. Впрочем, если в Череповце меня уже похоронили, то Полине глупо ждать жениха.

Дверь в кабинет Ксенофонтова оказалась закрыта. Странно. Время рабочее, но, если нет начальника, должен сидеть секретарь, сообщить, что и как. Пойти что ли в приемную Председателя? Не хочется, а надо.

Я занес свои бумаги и отдал секретарю — вечно усталому и всколоченному человеку. Любопытно, в папочку какого цвета он их определит? А тот, не глядя, подтянул к себе мои бумаги, а потом поднял голову и удивленно спросил:

— Товарищ Аксенов, вы уже здесь?

— В каком смысле?

— Товарищ Дзержинский только что приказал вас отыскать.

Секретарь задумался, потом растерянно улыбнулся и поинтересовался:

— А я вам звонил или еще нет?

Зашился парень, бывает, посочувствовал я.

— Раз я уже здесь, значит звонили. Иначе чего бы мне тут делать?

— Товарищ Дзержинский хочет вас видеть, — сообщил секретарь очень довольный тем, что ему так быстро удалось выполнить поручение начальства. — Подождите, он скоро освободится. И свои документы сами у него подпишете — будет быстрее.

Ждать пришлось около получаса. Не сказать, что долго, но я успел заскучать, а положить в приемной какие-нибудь газеты или журналы, чтобы скоротать время, пока не догадались.

Но наконец-то из кабинета Дзержинского вышел посетитель — немолодой, как принято нынче — с бородой и усами, в круглых очках, в слегка мешковатом, но чистом костюме. Придерживая дверь, человек обернулся и сказал:

— Do widzenia.

Так. Опять Польша. Не удивлюсь, если этот немолодой товарищ окажется польским коммунистом, а то и членом Польского ревкома. А еще — не дай бог, если мой вызов к товарищу Дзержинскому тоже связан с братьями-славянами.

— Проходите, товарищ Аксенов, — кивнул секретарь, хотя ему полагалось вначале доложить обо мне начальнику, а уж потом приглашать. Вдруг у шефа другие планы? Впрочем, везде свои правила.

— Разрешите, товарищ Дзержинский?

— Садитесь, — Председатель ВЧК кивнул на кресло для посетителей. Дождавшись, пока я усядусь, Феликс Эдмундович спросил:

— Владимир Иванович, как вы относитесь к Польше?

Несмотря на то, что я ждал чего-то подобного, сердце слегка сжалось. Ну не хотелось мне на польский фронт, хоть убейте! Если бы я представлял, как остановить Красную армию, пока она из освободителя не превратилась в оккупанта — сам бы побежал. А так... Не хочу.

Тем не менее, ответил:

— К Польше отношусь хорошо, люблю польских писателей — Тетмайера, Сенкевича.

Чуть не ляпнул — особенно Станислава Лема и Анджея Сапковского, но успел сдержаться.

— А что, Казимеж Тетмайер уже переведен на русский? — удивился Дзержинский.

— Что-то переведено, что-то нет, — пожал я плечами, про себя матерясь. Мог бы и Сенкевичем ограничиться. Автор «Крестоносцев» уже точно переведен.

К счастью, Феликс Эдмундович не стал углубляться в такие тонкости. Зато спросил:

— А как вы находите Джозефа Конрада?

— Честно говоря, не считаю его польским писателем, — пожал я плечами, уже уверенный, что меня ожидает Западный фронт, и начиная примерять на себя должность, на которую определят.

Может, решили заменить Федора Медведя, начальника особого отдела фронта? Или мне рановато разевать рот на такой большой пост? Начальник особого отдела армии? Дивизия? Нет, дивизия — это не уровень Председателя ВЧК, а тех, кто пониже.

Между тем, Феликс Эдмундович пристально посмотрел мне в глаза и сказал:

— Товарищ Аксенов, у меня для вас важное сообщение. Всероссийский исполнительный комитет и Совет народных комиссаров приняли решение о создании ВЧК Польской республики. Вас решено рекомендовать на должность Председателя ВЧК Польши.

Услышав такое, я немного ошизел. Нет, я знал, что будет создан Польский ревком, что уже начали распределять портфели в будущем правительстве, что формальным председателем ревкома станет Юлиан Мархлевский (кстати, не он ли сейчас выходил из кабинета?), а фактическим, разумеется, сам товарищ Дзержинский. Но, насколько помню, на такую должность, как Председатель польского ВЧК, должны поставить какого-то поляка. Правда, фамилию запамятовал.

— Что скажете, Владимир Иванович?

— Извините, Феликс Эдмундович, — закашлялся я, пытаясь собраться с мыслями. — Предложение очень неожиданно, растерялся.

— Так что вы ответите — да или нет? — строго спросил Дзержинский.

— Хочется сказать «да», но очень боюсь наломать дров, превысить свои полномочия. И польского языка не знаю.

— Польский язык со временем выучите, а наломать дров... — Феликс Эдмундович улыбнулся, что, как я уже понимал, было огромной редкостью. — Наломаете дров — поправим. Касательно превышения полномочий — если превысите полномочия ради государственной надобности, мы вас простим, а ради личной цели — накажем.

КОНЕЦ ЧЕТВЕРТОЙ КНИГИ

Архив ВЧК. Сборник документов / Отв. Ред. В. Виноградов и др. Сост. В. Виноградов. М.2007.

Борьба за власть Советов в Вологодской губернии (1917 −1919 гг.). Сборник документов. /Ред. Перепеченко П.К. Областная книжн. редакция. Вологда. 1957.

Быстрова Н.Е. «Русский вопрос» в 1917 — начале 1920 г.: Советская Россия и великие державы. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016.

В боях за Советский Север. Воспоминания участников борьбы с интервентами на севере в 1918 — 1920 гг. Сев. —зап. книжн. изд. 1967.

За Советский Север. К сорокалетию освобождения севера от интервентов и белогвардейцев. Сборник документов и воспоминаний. Вологодское книжн. изд. —во. 1960.

Исторические чтения на Лубянке, 2002 год. Научное издание / Федер. служба безопасности РФ [редкол.: А.А. Зданович и др.]. М. : Федер. служба безопасности РФ, 2003.

Киселёв А.А., Климов Ю.Н. Мурман в дни революции и Гражданской войны. Мурманск, 1977.