Александр Абрамов - Ной и его сыновья

— Твое? Или наше, общее?

Разумное уточнение.

— Мое. И общее.

— Помочь? Чем?

— Не надо. Лучшая помощь мне — не мешать.

— Тогда я пошел, мешать не стану…

Откровенно обрадованный Ной отправился поднимать своих домочадцев. Дел и вправду было сверх меры. Новоселье — этап, а этих этапов впереди… Короче, появление Мифа надо сначала обосновать, сие Ной понимал отлично. А в Миф он поверил, поверил.

Смотритель в обоснованиях не нуждался.

Ни чернил, ни туши никто не догадался захватить в Ковчег. Шумеры знали книгописание, остро отточенными палочками заполняли толстые папирусные страницы, сшивали их крепкими нитями и переплетали простыми веревками…

(потом, после Потопа, много позже все это изобретут еще раз)…

но ни одной из шумерских книг…

(в доме Ноя их было несколько, сие считалось в обществе престижным — держать дома книги)…

спасти не удалось. А значит, вообще ни одной книги допотопных шумеров спасти не удалось, ни одна не пережила Потопа. Что соответствовало исторической реальности.

А вот писчие листы Ной держал в Ковчеге — еще в ту пору, когда строил его. Что-то чертил на них, что-то считал. Да и совсем чистые остались и теперь перекочевали на берег, в новый дом.

Смотритель состругал себе несколько палочек, заострил их, невесело соображая: уж не кровью ли писать?.. Но к месту вспомнил о том, как пару недель назад Сим выловил из воды нечто, похожее не то на кальмара, не то на каракатицу, нечто, доплывшее до араратских вершин непонятно какими течениями из морских, далеких просторов. А может, и не доплывшее вовсе, а срочно мутировавшее из… из чего?., из жука-плавунца, например… Экий бред, однако!.. Но Смотритель был несилен в биологии вообще и в вопросах миграции водоплавающих, в частности. Он просто вспомнил, что выловленное «нечто» выпустило…

(чем не каракатица?)…

в корытце, куда его поместил Сим, мощную струю черной жирной жидкости…

(и где она помещалась только? «Нечто» большими размерами не отличалось)…

которую Сим собрал в козий пузырь и веревочкой затянул.

Прежде чем резать вены и пускать кровь, следовало проверить: цел ли пузырь и нельзя ли применить его содержимое в качестве сепии…

(для ее приготовления, что Смотритель знал, использовали как раз моллюсков)…

с помощью коей в прошлом Смотрителя и будущем Ноя написано было немало — художниками чаще всего.

Сим долго вспоминал…

(это с похмелья-то)…

куда он задевал пузырь с жидкостью, вспомнил в итоге, сам отыскал в доме, выдал Гаю, спросил заинтересованно:

— Зачем тебе?

— Письмо стану писать.

— Кому?

— Кому дойдет, — туманно отговорился Смотритель.

— А кому дойдет? — не отставал Сим.

— Кому донесете.

— Кто донесет?

Люди с похмелья занудны и неотвязны.

— Ты и донесешь, — отрезал Смотритель. — Отвяжись от меня, Сим, займись чем-нибудь. А мне надо подумать о Времени и записать все, что я о нем надумаю…

Сказано было красиво. И главное, убедительно. Сим немедленно отвязался и ушел, а Смотритель разложил на плоском камне писчий лист, придавил его углы маленькими камешками, обмакнул острую палочку в мешочек с сепией и начал:

«Вот житие Ноя: Ной был человек праведный и непорочный в роде своем: Ной ходил пред Богом…»

Он писал на арамейском, на языке, который пока не родился, но на котором и дошла Книга Бытия до людей Ветхого Завета. И до людей Нового — тоже. Лишь потом ее перевели на греческий, назвали «Септуагинтой», и уж с греческого-то (с древнегреческого, вестимо) она пошла по земному шарику.

Смотритель читал ее на арамейском…

(в хранилище Службы имелся экземпляр, принесенный кем-то из броска в «поле»)…

и запомнил дословно. Он писал долго, потому что палочка оказалась скверным инструментом для письма, да и макать в мешочек-бурдючок приходилось часто. Он лишь опасался, что сепии не хватит.

Но хватило.

Наконец он завершил работу, написав последние…

(как он решил для себя)…

строки:

«Вот племена сынов Ноевых, по родословию их, в народах их. От них распространились народы по земле после Потопа».

Хватит. Остальное допишут…

(а сначала — доскажут)

следующие за Ноем. И следующие за ним, за Хранителем Времени, потому что начало — здесь, на этом листе. Начало — без авторства. Ибо у Мифов нет авторов…

Подождал, пока лист просохнет, свернул его в трубку, перевязал веревкой накрепко. Положил около камня.

И начал новый.

И так — трижды.

Почему трижды? Бог знает, то есть Царь Небесный! Может быть, потому, что сынов у Ноя — трое…

Был вечер, когда он завершил странный для Ноя и его семьи труд. Они проходили поодаль, поглядывали с любопытством, но молчали: Хранитель думал о времени. Это непонятно, но важно, мешать нельзя.

Смотритель взял три свитка и пошел в дом. Семейство ужинало.

Ной обрадовался:

— Закончил? Садись скорее, мясо остывает.

Смотритель присел. Не отказался от трапезы.

Ной ел и поглядывал на него: мол, сам скажешь о споем уходе или мне начать? Смотритель помалкивал и никаких сигналов Ною не подавал. Вообще трапеза проходила в непривычной для семьи атмосфере угрюмого молчания. То ли Ной все же сообщил о скором уходе Гая…

(хотя вряд ли, Ной — мужик не трепливый, как знал Смотритель, проведший с ним бок о бок немалый и нелегкий кусок жизни)…

то ли усталость, скверный и тяжкий сон, остатки похмелья (все вместе!) — все это не способствовало в данный конкретный момент легкости бытия.

Доели. Женщины стали убирать остатки трапезы.

Смотритель поднялся и неторопливо, будто гуляя после не слишком плотной еды, пошел в гору. Ной догнал его;

— Ты намеренно не попрощался?

— Намеренно. Сам скажешь.

— Они не поймут.

— А надо, чтоб поняли?

— Хорошо бы.

— Разве ты понял? А я с тобой говорил… Не тяни душу, Ной. Думаешь, мне легко уходить? — Смотритель не лгал: скверно себя ощущал. — Есть такое железное слово: «надо»…

— Ну, раз надо… — разочарованно и горько произнес Ной,

— У меня к тебе просьба.

— Слушаю, Гай.

— Вот три свитка. — Смотритель достал из-под туники три свернутых и перевязанных бечевой листа с написанной сепией историей Потопа. — Сохрани их. В тайне сохрани. Пусть, кроме тебя, о них никто не знает. А когда вода уйдет совсем, когда придет пора переселяться на более плодородные земли, когда сыновья или внуки твои соберутся в дорогу, отдай свитки тем, кого сочтешь самым достойным…

— Достойным для чего?

— Для того, чтобы донести написанное мною до… — И осекся, не договорив.

В самом деле, до кого?

Как можно понять: вот человек, который способен оценить историю Потопа и людей, спасшихся от него, и который может эту историю продолжить? Смотритель не знал ответа. Зато он знал, что история Потопа и Ноя не имела четкого продолжения в Библии. Следующая история — о Вавилонской башне — не связана с Потопом никак. Даже хронологически. Тогда для кого хранить свитки?..

— Я не то хотел сказать, — поправился Смотритель. — Я хотел сказать: просто достойного. Который сохранит свиток, не потеряет его, сумеет передать другому — тоже самому толковому и надежному. И так далее. Пока не придет Некто, который захочет положить на листы жизнь людей на Земле — от начала мира.

— И до чего?

Тоже неплохой вопрос!

— У жизни нет конца. У нас есть только этапы. Вот Потоп — этап. Верно?

— А кто написал о том, что было с нами от начала мира и до Потопа?

— Полагаю, были такие и есть записи.

— Почему я о них не ведаю?

— Потому же, почему многие не узнают о том, что написал я. Придет время — написанное разными ляжет в одно ложе.

— Ты это чувствуешь, да?

— А что я еще умею? — усмехнулся Смотритель.

— Так это — о нас? То, что ты написан…

— О вас.

— И я могу прочесть? Я никому не расскажу, что прочел.

— Ты не поймешь. Я написал историю на языке, который появится на земле через много столетий.

— Зачем?

— Потому что тот, кто уложит нее истории в одно ложе, придет не скоро.

— Он будет знать язык, на котором ты написал?

— Надеюсь.

— Я сохраню, — твердо произнес Ной. — И передам самым достойным. Я выберу.

— Тогда прощай…

Смотритель обнял Ноя, потерявшись в его объятиях, прижался к нему где-то в районе подмышки, задохнулся на миг от острого запаха пота и потерся лицом о тунику, чтобы убрать с глаз и щек незваные слезы.

Отстранился:

— Береги себя и семью.

— А что мне остается делать? — спросил в ответ Ной.

То ли всерьез, а то ли пошутил.

А Смотритель быстро, как получалось, пошел к одной из двух вершин. Они только казались недоступными, а на самом деле — полдня перехода. Почему-то хотелось уйти именно там. Прихоть…