Новая реальность (СИ) - "shellina"

Любопытство усилилось, я сделал несколько шагов по тропинке, которая делала резкий поворот под углом в девяносто градусов, где я сразу же наткнулся на сидящую прямо на тропинке девушку.

— Что с вами приключилось, мадмуазель? — я присел на корточки, чтобы не напугать ее, возвышаясь всем своим немалым ростом.

— Ой, — она шарахнулась от меня, и тут же всхлипнула, хватаясь за колено правой ноги.

— Тише-тише, я вовсе не хотел вас пугать, просто меня не учили проходить мимо попавшей в беду женщины, — я поднял руки в универсальном жесте, показывающим добрые намерения. — Я так понимаю, вы упали? — она кивнула. В ярком свете луны парк выглядел все более интересным: одновременно зловещим и романтичным. А раздававшаяся из замка музыка лишь усиливала впечатления. — Позвольте вам помочь, — я встал и решительно протянул ей руку. Она недолго колебалась, затем вложила свою маленькую изящную ладошку в мою ладонь, которую от мозолей не спасали даже перчатки. Хорошо хоть от настолько долгой верховой езды ноги колесом не выгнуло. — Здесь недалеко я видел беседку. Если вы позволите, мы расположимся там, и я помогу вам осмотреть повреждения. Они могут быть довольно опасными, знаете ли.

— Вы один из русских офицеров, сопровождающих герцогиню Орлеанскую? — девушка поднялась и тут же охнула, но я подхватил ее за талию, помогая устоять на ногах.

— Да, разрешите представиться, подпоручик Петр Михайлов, — держать ее было приятно. Девчушка была совсем молоденькая, худенькая, но у нее была теплая, нежная кожа, а еще от нее пахло свежескошенной травой. Да она бунтарка, которая похоже свалила из замка, чтобы искупаться в каком-нибудь из многочисленных прудов, разбросанных по парку. За прудами следили гораздо более тщательно, чем за собственным телом, чтобы золотые рыбки, невероятно чувствительные к различным загрязнениям, не передохли.

— Я увидела какую-то тень, когда возвращалась от… — она закусила губу, а затем горда вскинула голову и продолжила. — Я купалась в озере, возле павильона Венеры, — я хмыкнул, ну вот, как хорошо оказаться правым. — Вас это не шокировало?

— Нет, — я негромко рассмеялся. — У нас в России действует строгий приказ императора, говорящий о том, что тело должно содержаться в чистоте, а нарушившего приказ ждет наказание. Вот граф Шереметьев однажды оказался на конюшне и отведал плетей, когда осмелился явиться ко двору, не освежившись перед этим.

— Правда? — в голосе девушке послышался смех. — О, я буду смаковать эту новость, правда, мне никто не поверит, — она вздохнула. — Да и рассказывать мне ее особо некому. Я практически не жила в Париже и у меня нет здесь подруг.

— И где же вы приобрели эти замашки русалки? — мы добрались до беседки, и я помог ей сесть на удобную лавочку, размышляя, каким образом задрать ей юбки, чтобы осмотреть рану и не напугать до полусмерти, потому что она точно подумает, что я хочу совершить над ней насилие.

— Я воспитывалась в монастыре Кармелиток, что в Булони. Там были строгие нравы, и сестры заставляли нас дважды в день мыть руки, лицо и шею, а когда… эм, — она замялась, но потом продолжила говорить, хоть тема была крайне деликатной. Я даже головой покачал, надо же какая сила духа. И тут же одернул себя, осторожней, так можно и голову потерять. — Когда у девушек проявлялись их женские дни, сестры заставляли скоблить тело почти ежедневно, чтобы смыть с себя все следы первородного греха и убрать женскую сущность. Вот только мы привыкли, — она снова вздохнула. — Как оказалось, очень сложно не бежать к тазу, хоть и с ледяной водой, чтобы утром не умыться. Но священники, да и лекари говорят, что это вредно, что монастырь защищен святостью сестер, а в светских обителях открытые поры становятся открытыми воротами для болезней.

— А вот император Петр с ними не согласен, — пробормотал я, и, решившись, опустился перед ней на колени. — Позвольте мне осмотреть вашу рану, я клянусь, что не сделаю вам ничего плохого, хотя не могу обещать, что не причиню боль, когда буду очищать ее.

Ответом мне было долгое молчание, а затем я увидел, как приподнимается юбка, обнажая стройные ножки.

— Это ужасно безнравственно, и, наверное, вы меня будете считать падшей женщиной, Петр Михайлов, но мне очень больно, и пускай это совсем бесчестно, но я лучше переживу несколько минут унижения, чем буду терпеть эту боль, — сказав это она прикусила нижнюю губу, а я внезапно ощутил странное волнение. Нет, это не было даже близко похоже на то болезненное возбуждение, которое охватывало меня иногда в присутствие Елизаветы, это было совершенно новое чувство, которое я даже не мог охарактеризовать, а еще я почувствовал, что краснею. Этого только мне не хватало! — Это ведь сильно безнравственно? — я скорее почувствовал, что она наклонилась ко мне, а подняв голову увидел темные карие глаза прямо напротив моих. Сглотнув внезапно образовавшийся в горле комок, я кивнул и прошептал.

— Ужасно безнравственно, но мы никому не расскажем, — она тихонько хихикнула, я же принялся рассматривать ее разбитую коленку. Ссадина была глубокой, и если я ее сейчас не очищу и не обеззаражу, то может развиться воспаление. Отцепив от пояса небольшую флягу, в которой я в последнее время таскал водку, чтобы сразу же прижигать малейшие царапины, потому что боялся получить гангрену, если вовремя не подстрахуюсь, я смочил ею платок и поднес к ссадине. — Прости меня, но сейчас тебе будет очень больно, — и я принялся очищать рану, стараясь действовать как можно более аккуратно. Тем не менее, девушка вцепилась в мои плечи и тихонько застонала, а когда я, подняв голову, заглянул ей в лицо, то увидел, что по щеке скатилась слеза. Поразившись, с каким терпением она переносила весьма неприятную процедуру, я снова ощутил то самое волнение, которое мне так не понравилось.

— Какой он, расскажите мне, — она говорила сквозь стиснутые зубы, но в ее голосе появилась твердость и даже требовательность, как у человека, привыкшего приказывать.

— Кто? — я снова смочил платок, перевернув его другой стороной, и вернулся к прерванной экзекуции.

— Император Петр. Просто, когда мы разговариваем, мне не так больно, — призналась она. Снова тихонько застонав. — О нем столько разных слухов ходит. И что он очень красив, высок, и женщины от него без ума. А еще он осмелился бросить вызов самому Святому престолу, выслав из страны многих католиков, — в ее голосе звучало искреннее восхищение, а я внезапно ощутил глухое раздражение. Мне стало неприятно, что эта пигалица так говорит обо… мне? Я что ревную? К самому себе? Внезапно мне стало смешно, и я сдавлено хмыкнул.

— Да, а еще он жрет картошку, чтобы женщинам особо нравиться, — грубо ответив, я закрыл крышку на фляге, и осторожно опустил юбку, скрывая от своего нескромного взгляда ножки, открытые до колен, еще по-детски голенастые, как у породистого жеребенка.

— Я вас чем-то обидела? — она удивленно посмотрела на меня, а я едва не пнул сам себя. Что на меня нашло?

— Нет, — я вымученно улыбнулся. — Просто сложилось впечатление, что он вам нравится, хоть вы его ни разу не встречали. Это немного странно.

— Некоторые поступки императора вызывают искреннее восхищение. Но на то он и император, чтобы принимать ответственность за такую огромную страну, которой он правит. Но император Петр так молод, сколько ему лет? Шестнадцать?

— Еще пока нет шестнадцати, но скоро исполнится, — я протянул руку. — Нам стоит вернуться во дворец. В этом парке ночью небезопасно… — и в этот момент меня заглушил свист, потом раздался грохот и в небе распустился первый огненный цветок.

— Фейерверк, смотрите, Петр, как красиво, — и она, забыв о своей ране вскочив, захлопала в ладоши. Я же смотрел в ее сияющие глаза и с тоской думал, что, кажется, влюбился. Кто она? Наверняка из небогатых дворян. Во всяком случае простое платье без намека на драгоценности, простая прическа и переживание насчет порванных чулок, ясно указывают на это. Да и монастырь Кармелиток. Я слышал, что эти монастыри отличаются очень суровым воспитанием. Вряд ли знать отдала бы туда свою дочь. — О, а я только сейчас заметила, что вас зовут Петр, как и вашего императора, — опять император Петр, я снова ощутил раздражение. Заставив себя не сходить с ума, я улыбнулся, глядя на фантастическую картину в небесах.