Принцип Новикова. Вот это я попал (СИ) - "shellina"

— Ну вот, Яков Вилимович, первый шаг сделан, осталось пройти еще тыщ... много, — я интенсивно похлопал руками, чтобы сбить с них пыль, ну и согреться заодно. — Что думаешь, о помещение?

— Сойдет, — Брюс махнул рукой, достал уже исписанный лист, немецкий грифель и принялся что-то быстро писать. Я прикусил губу, чтобы не расхохотаться. Слово «Сойдет», ставшее любимым в лексиконе Брюса, он подхватил у меня, когда в один из вечеров, во время которого мы корпели над уставом училища, которое я, чтобы не заморачиваться, назвал «Реальным», я разогнулся, и, потерев затекшую спину, сказал: «Ну хватит, и так сойдет».

Якову Вилимовичу очень понравилась емкость одной фразы, коей можно выразить очень много эмоций, и он принялся использовать ее направо-налево, пока абсолютно все не решили, что она принадлежит ему.

Еще раз осмотревшись, я направился к выходу этого вполне современного дворца, который у кого-то конфисковали еще при деде. Находился дворец на самой окраине Москвы. Брюс убедил меня, что так будет лучше контролировать наше совместное детище, потому что сначала мы все проверим, а уж потом... В этом мы с ним здорово были похожи, я тоже никогда не любил неопробованные как следует вещи пускать в массы. Мне вообще нравилось проводить с ним время. Он был чрезвычайно увлекающейся личностью, а также обладал весьма впечатляющей харизмой, которая притягивала к его орбите всех, кто пролетал мимо, и не давала куда-то соскочить. И я был ему очень благодарен за то, что старый ученый и мыслитель вырвал меня из лап затягивающей как непроходимое болото меланхолии, не позволяющей мне свободно мыслить, лишь отдавать все на откуп поселившегося в моей голове с осени фатализма.

Он показал мне, что нельзя сдаваться, и, если жизнь надавала по мусалам, нужно встать, отряхнуться, и с улыбкой пригласить ее на танец. Господи, я ведь даже не подозревал, что меня, кандидата физических наук, продвинутого ученого, с некоторым снисхождением поглядывающего на окружающих меня людей, может чему-то научить старый пьяница, проводивший свои дни в одиночестве и сожалениях об упущенных возможностях. Брюс открыл мне глаза, сдернул шоры, показал, наконец, что это за эпоха, в которую я так неожиданно попал. Что это эпоха великих открытий, великих людей, способных, не зная основных принципов, основываясь частенько лишь на интуиции, создавать удивительные вещи, многие из которых использовал и я в том числе, всего лишь слегка доработанные. Людей, способных, как Витус Беринг, возвращения которого я ждал с таким нетерпением, на каком-то паршивом пакетботе преодолевать суровые северные моря и открывать новые земли; как Левенхук, сделавший вообще непонятно из чего микроскоп и показавший человечеству, сколько тварей, невидимых взглядом нас на самом деле окружает; как Харрисон, с помощью часов создавшего хронометр, способный определять долготу; как Ньютон, Уатт, де Лавуазье, Ломоносов, Лейбниц, Кулибин, Магницкий, Ползунов, сам Брюс... Этот список можно продолжать до бесконечности. А ведь многие из него еще живы, или недавно родились, или вот-вот родятся. И что мешает мне дать им тот первый пинок, который только подстегнет, ускорит развитие их гения, и соответственно прогресса и процветания? Да почти ничего, стоит только захотеть.

Когда похмельный и оттого опухший Брюс явился ко мне в Лефортовский дворец, я, если честно, не ожидал от этой встречи ничего хорошего. Сухо изложил свою мысль, показал письмо Феофана, в котором тот пишет, что благодаря Господу, не иначе, дело, порученное мною, сдвинулось, наконец-то, с мертвой точки. Правда, в качестве учителя пришлось выступать самому архиепископу. Так что работы еще предстоит много, но, засучив рукава, кто как не божье воинство сможет с такой, оказавшейся весьма непростой задачей, справиться. Практически такое же письмо пришло и от Феофилакта, и что меня особо порадовало, так это весть о том, что на почве практически невозможной борьбы с дремучим крестьянством, эти два непримиримых врага нашли-таки общий язык и теперь вовсю обмениваются опытом и консультируют друг друга по различным вопросам.

Прочитав письма и выслушав мои наметки, Брюс сел в кресло, и ему было вообще наплевать, что при императоре вроде бы сидеть не принято, если он не давал на то разрешения, и глубоко задумался. Через какое-то время, когда я уже подумал, что он спит, Брюс встряхнулся и проговорил.

— Тяжело, очень тяжело, но годно, а от того вполне выполнимо. Давай начинать работать, государь.

Я что, правда, думал, что смогу сбросить проект на него, а сам потом просто работу принимать пойду? А вот дулю с маком не хотел Петр Алексеевич? Брюс сразу же в лоб мне зарядил требование — всю подготовительную работу провести вместе, дабы потом не переделывать и не подстраиваться под безумные прожекты начальствующих идиотов.

Ну что же, разумное требование, я согласно кивнул, и понеслось.

Всего школьных начальных уровней предполагалось три: начальный — это то, с чем священники сейчас никак совладать не могли, средний, это чуть побольше, чем начальный, но ненамного, просто определиться, кто из ребят сможет дальше пойти. А вот дальше перед университетом или непосредственно службой — реальное училище. Вот они будут разные, но назначение у всех будет одно — овладение необходимыми навыками для того, чтобы работать с наивысшим КПД, и иметь возможность участвовать в оптимизации производства. Это касалось не только рабочих специальностей, но и армейских, тех же артиллеристов, как мечтал Репнин. Ну и получение необходимых знаний тем, кто решит продолжить обучение, не без этого.

Не знаю, как пойдет на практике, но на бумаге все выглядело красиво. Для начала Брюс предложил училище, при котором будут развернуты классы средней школы, в котором будут готовить ткачей, мелких клерков, способных заменить подьячих и дьяков, которые до сих пор вели кое-где делопроизводство и... артиллеристов. Выбор был странным, но спорить с мэтром я не стал.

И вот настал тот день, когда я со спокойной душой отдавал все остальные заботы в руки Брюса, потому что начальные приготовления были закончены.

— Ну что же, государь, Петр Алексеевич, могу тебе сообщить, что более не буду беспокоить тебя так часто, отвлекая от дел государственных и от прекрасной невесты.

— Яков Вилимович, брось глупости говорить, они не красят такого ученого мужа. Как возникнет какая нужда, сразу же приходи, Михайлов с Репниным предупреждены, будут пускать без малейшего ожидания.

— Да уж, через твоих псов пройти — можно поседеть раньше времени, — проворчал Брюс, но видно было, доволен старик такой далеко не всем оказанной честью.

— И это далеко не моя заслуга. Это они с Андреем Ивановичем Ушаковым выучились, эксперименты на мне ставя бесчеловечные, — и мы негромко рассмеялись.

Моя охрана действительно заметно эволюционировала в том плане, что кроме постоянного конвоя, я понятия не имел, кто окружает и сопровождает меня тайно.

— Да уж, этот твой Ушаков совсем стыд и совесть потерял. Но Андрейка всегда любил в чужом белье ковыряться, — Брюс спрятал грифель и вытер испачканные руки платком. — А ведь у тебя есть еще что-то мне сообщить?

— Да, — я протер внезапно вспотевшие руки о штаны. — Дело в том, что, разбираясь в дедовой мастерской, нашел я забавную вещицу, коя передает разные сигналы на отдаление, и записывает их пером, прямо как писчий какой. Там и тетрадь с расшифровкой лежала...

— Да что ты, — глаза Брюса загорелись. — Да, Петр Алексеевич был горазд на всякие придумки. Буду рад посмотреть на эту.

Я кивнул и направился к ожидающему меня Цезарю. Дворец я Брюсу показал, все бумаги отписал, ремонт он не собственными руками делать будет, так что есть возможность и ему покопаться в моем телеграфе, который я, наконец-то, довел до ума. Осталась калибровка и определение предельного расстояния, но у меня не было времени этим заниматься, а у Брюса это время есть, вот и пускай отлаживает. Уверен, что ему не составит большого труда разобраться в готовой вещице.