Юрий Каменский - Витязь специального назначения

Видно было, что Соловей был до глубины души оскорблен его словами и уже орал.

— Да вы во двор выйдите! А там я посмотрю, — кого вы гонять начнете. Умники, блин!

Друзья переглянулись — таким голосом не врут и не разыгрывают. Все молча вышли во двор и замерли. А что можно было сказать? Перед их глазами стояла стена леса, которого вчера не было. Да и в принципе не могло и не должно было быть. Но он был и, к тому же, совершенно наяву.

Там, где заканчивалась до боли знакомая грядка с тыквами, вместо просторных травяных полей стояли стволы вековых сосен и кедров. В точности, как во сне. Значит, сон в руку, будь он трижды неладен!

Вокруг, на расстоянии от двухсот-трехсот метров до полутора-двух километров, Леоновку теперь огораживала все та же стена огромных деревьев. Посередине этого безобразия, потеряв дар речи, стояли четыре представителя цивилизации людей начала третьего тысячелетия. Да и от самой деревни, что раньше тянулась на три километра, осталось немного, треть домов, не более, остальное как корова языком слизнула. М-да.

— Ну, ни фига себе… — медленно произнес Андрей.

— Предлагаю позавтракать, попить кофе и заодно подумать, — что это за хренотень?

Все трое глянули на Борисыча с таким изумлением, словно он предложил, наконец, покончить с нормальной ориентацией и тут же, ясным днем, отдаться друг другу. Друзья переглянулись, приходя в себя, и молча пошли в дом.

…На растопленной, по случаю локального энергетического кризиса, печи парила закопченная эмалированная кастрюля с водой. В другой булькала, исходя аппетитным парком, картошка, на столе благоухала принесённая с огорода свежая зелень. Кофе, слава Богу, был растворимый, а мяса, колбасы и прочей снеди со вчерашнего дня осталось ещё достаточно.

— Ну, что скажете, господа? — первым нарушил молчание Андрей.

— Что мы в таких случаях говорим, ни одна самая отмороженная газета напечатать не решится, — усмехнулся Акела.

— Я серьезно спрашиваю, Борисыч.

— Давайте выпьем по сто грамм, а то голова у меня сейчас такие проблемы решать не способна, — бодро предложил Василек.

— Когда врежешь стопарь, она у тебя вообще думать откажется, — безжалостно парировал Борисыч. Но всё же открыл холодильник и достал не успевшую нагреться за ночь полуторалитровую бутылку «Жигулевского».

— А вот теперь, — сказал он, присаживаясь к столу и отхлебывая пиво, — прошу Вас. По вековой традиции начинает самый младший. Дерзай, Славик.

Клим смущенно пожал широченными плечами.

— Не, мужики, тут я пас. Как так может быть? Целый кусок деревни перенесся куда-то к черту на кулички. Я такое только в кино видел. Фантастика какая-то…

— Василий Викторович? — Акела вопросительно глянул на Соловья.

— А хрен его знает, — откликнулся повеселевший Васька.

— Вот молодец, — засмеялся Борисыч, — опохмелился и пофиг ему и время и пространство. Наш человек! Ну, Андрей Васильевич, Ваша очередь, прошу.

— Да Слава, как генерал Лебедь, царство ему небесное, все в двух словах сказал, — фантастика. А для прочих выводов информации пока недостаточно.

— Согласен, — лаконично подытожил Акела, — значит, мы заканчиваем завтрак и идем на разведку. Правильно я Вас понял, господа?

…Пока укладывали продукты в рюкзак и сумку с наплечным ремнем, Соловей незаметно куда-то пропал. Возник он через минут пять-семь, «дыша духами и туманами». Уселся на табуретку и, поставив на колени сумку, посоловевшими глазами благосклонно наблюдал за сборами. Никто на это не прореагировал — давно надоело.

— Ну, что, тронулись? — Толстый поправил рюкзак за спиной, — но если ты, Соловей, сдохнешь, имей в виду, — никто тебя на загорбке не потащит.

— Стоп, мужики, — Борисыч озабоченно потер лоб, — дом Савельевны, по-моему, тоже попал в эту временную зону. Давайте-ка я быстро сбегаю, проверю, нехорошо бабку одну бросать, она же рехнется с перепугу.

Хлопнув калиткой, Акела быстрым пошел по знакомой улице. Повсюду видны следы ночной катавасии. Валялись обломанные ветви, оборванные провода, дорогу перегораживал рухнувший старый тополь. У сваленного забора валялись прибитые ветром смятые вёдра и какие-то банки, а вот здесь завалило сарай. Через пару минут на фоне «сказочной тайги» показались два вросших в землю бетонных кольца и небольшой домик с темно-зеленой сосёнкой в палисаднике — по ним он всегда узнавал домик Галины Савельевны.

Она встретила его во дворе. Голова старухи была привычно подвязана платочком, тёмная юбка и тёплая кофта, в руке ведро с водой — скотину, видать, поила. Полное румяное лицо выглядело растерянным.

— Юра, что это еще за выкрутасы? Выхожу утром корову подоить, а тут такое, что на уши не натянешь! Ты мне что-нибудь объяснить можешь? Что приключилось-то нонче? И куда деревня-то наша провалилась, прости, Господи?…

— Галина Савельевна, сами ничего пока не знаем. У меня мужики в гостях были, когда все это началось…

— Кто хоть был-то, я знаю?

— Андрей здесь первый раз, вы его не видели. Другой Славка Клименко.

— Это здоровущий который?

— Он. И Васька Дроздов.

— А-а, и этот брандахлыст тоже здесь, — она печально глянула на улицу с коротким рядком домов и вздохнула, — почитай, полдеревни как корова языком слизнула. Может, ещё кто по домам живой остался?

— Сейчас мы сходим, кругом оглядимся, а то, может быть, это даже и не Земля уже.

— Да нет, — остро глянула на него бабка, — я же рано вышла. Венера над горизонтом стояла, как обычно. Только вчера… постой-ка… она ж вчера с вечера в небе стояла!

— Значит, только время другое, — вздохнул Акела.

— Ох, а Андрюха-то мой в городе, к сыну поехал с гостинцами. А где же нынче город-то тот будет?

Савельевна пригорюнилась.

— Галина Савельевна, мы постараемся побыстрее вернуться. Неделю продержитесь одна?

— Да я и месяц продержусь, — не охну, что мне сделается? Молоко, яйца свои, картошку только позавчера убрали и в подпол ссыпали. Муки, круп, чаю и сахару полно, постного масла немеряно. Я-то со своим весом давно по снегу не ходок, а тут ещё и дед мой обезножил, вот и постарались детки закрома под завязку набить, на всю зиму завезли. Подождите часок, я вам с собой пирожков в дорогу напеку…

От пирожков, как ни заманчиво это звучало (пироги у Савельевны были — пальчики оближешь), Акела отказался. Как ни настаивала она (а характер у бабки был — ой-ой-ой, куда там какой-то скале), он вышел за калитку и двинулся обратно.

До родной калитки оставалось метров десять, когда кусты, в которые, согласно новой диспозиции, упиралась дорога, зашевелились. Под треск ломаемых веток на дорогу выбрался… дракон. Практически такой, каким его изображали на сказочных иллюстрациях. Ростом в холке с добрую корову, длиной метров восемь и небольшая голова с очень зубастой пастью. Картину дополняли костистый гребень от затылка до кончика хвоста, чешуйчатая шкура, на спине сложены кожистые, как у летучей мыши, крылья.