Алексей Кулаков - На границе тучи ходят хмуро...

– Это кто это у нас такой?!

Фразу-вопрос, увы, тоже не удалось закончить. По мраморной лестнице со второго (жилого) этажа к ним спускался… И опытный офицер Хромов, и немало послуживший и повидавший ефрейтор одновременно и неосознанно начали разглаживать несуществующие складки и морщинки на своей форме, что вообще-то полагалось делать только при виде действительно большого начальства. Начальника училища, генерал-лейтенанта Акимова Василия Петровича например. Приближавшийся же к ним офицер был в чине всего лишь корнета, но от него буквально разило властностью и уверенностью в себе. Подойдя ближе, офицер слегка повернул голову (у штабс-капитана в тот момент возникли ассоциации с корабельной башней главного калибра, выискивающей себе жертву по вкусу), что-то негромко проговорил и прошествовал далее. Первым в себя пришел Мережков, офицер хапнул впечатлений гораздо больше.

– Это… Ефрейтор, вы случайно не знаете, кто сейчас мимо нас прошел?

– Так точно, ваше благородие! Корнет князь Агренев!

– Да не может того быть! Неужели он? А не путаешь ничего?

– Никак нет, ваше благородие! Он мимо меня два часа назад прошел, сказал, собираться.

– Как же я его не узнал? Да уж. А ведь главный тихоня на своем курсе. Был. Вот что, ефрейтор, о случившемся молчать!

– Так точно!

– Не так громко. И… свободен на сегодня.

Проходя мимо появившегося на вахте офицера-наставника, Александр не забыл проявить вежливость:

– Всего хорошего, господа.

Подойдя к кованым воротам с гербом ПВУ над ними, молодой человек встал, всматриваясь через решетку в незнакомый город.

«В Ленинграде когда-то был проездом. Вокзал наверняка стоит на том же месте, и Зимний дворец. Еще Адмиралтейство – и все, больше ничего и не помню. А, и этого за глаза хватит! Если что – спрошу у прохожих, язык не отвалится».

Подскочившие караульные истолковали заминку по– своему. Двое бросились открывать во всю ширь ворота, а третий подбежал поближе и, вытянувшись, как полагается, громко рявкнул:

– Поздравляю получением первого чина, ваше благородие! Разрешите принять поклажу?

– ?!

Очередная порция откровений-воспоминаний подоспела вовремя, не позволив оплошать. Чемодан можно было смело отдавать: доставят на вокзал в камеру краткого хранения и выдадут по предъявлении билета с офицерской книжкой.

«Какой продвинутый сервис, однако».

– Вольно, бери. – И напоследок, совсем тихо и сразу всем троим: – Спасибо.

Не успел отойти от ограды, как к офицеру кинулся неопрятно (и небогато) одетый человечек:

– Куда прикажете доставить, ваше благородие?

«Так это таксист? Извозчик то есть. На сто процентов – предок столичных водил-бомбил. Судя по напористости и наглости, конкретно тех, что пасутся рядом с аэропортами и вокзалами».

– Отвали!

– Э, виноват, ваше благородие, не расслышал.

Покосившись на караул, Александр решил не выделяться и быть попроще:

– Пшел вон.

– Ну как же так, ваше благородие? Рази можно ж вам – и пехом?

– Мне все можно.

«А еще сомневался. Они и через сто лет не изменятся».

По брусчатой мостовой идти было необычно. Приходилось внимательно смотреть под ноги и при ходьбе задирать их немного больше вверх, чем обычно, – иначе сапоги обязательно цеплялись за какой-нибудь выступ или щербинку. Приноровиться удалось не скоро, потому как на пути попадались и лужи, и конский навоз, да еще чертова железяка в ножнах! Справедливости ради нужно отметить, что отходов от четвероногого транспорта было немного – он крайне оперативно убирался расторопными дворниками. Как на подбор здоровенными, бородатыми мужиками в форменном фартуке и с обязательной номерной бляхой на груди.

«Не врали старые фильмы. Вернее, костюмеры и реквизиторы, одевавшие в них актеров».

Минут через десять он дворников узнавал легко и с большого расстояния. А вон на перекрестке городовой стоит: суровый взгляд, шикарные усы, китель из небеленого полотна, синие шаровары. Вроде у них к шашке еще и револьвер прилагается? Прохожие все одеты в одежду темных тонов, и никто никуда не торопится.

«А вот, кстати, который сейчас час?»

Повертев головой по сторонам и не обнаружив ни одного циферблата, он слегка забеспокоился: опоздает на поезд, ночевать придется непонятно где, может, даже и на улице – а этого очень не хотелось бы.

– Черт!

Попытка остановить прохожего и поинтересоваться временем не удалась – у первого часов не оказалось, второй безразлично пожал плечами, продолжая идти мимо, а уже третий поглядел с опаской и просто обошел его по большой дуге.

– Здравия желаю, вашбродь!

Только остатки безразличия не дали Александру подпрыгнуть или вздрогнуть – до того незаметно у него за спиной оказался городовой.

– И вам того же.

– Могу ли я чем-то помочь вашему благородию?

– Да вот, заплутал слегка. Подскажите, пожалуйста, как добраться до вокзала?

«По ходу что-то не то брякнул, иначе с чего ему так удивляться? Не докопался бы».

Вместо ответа блюститель порядка и законности резко свистнул, останавливая новенький фаэтон с щегольски одетым извозчиком за «рулем», и коротко назвал ему пункт назначения.

– Вот, доставит в лучшем виде.

– Благодарю. Еще не подскажете, который нынче час?

Даже не достав часы, урядник тут же ответил:

– Четверть пятого, вашбродь!

– Еще раз благодарю, всего хорошего…

Поглядывая по сторонам на проносящиеся мимо виды, корнет не без интереса прикидывал: удастся ли еще побывать в этом городе? То и дело взгляд цеплялся за витрины с заковыристыми вывесками: «Салонъ мадам Блюмбергъ», «Галантерея Трифоновъ и сынъ», «Ресторация Золотой Карпъ»… Вывески банков и многочисленных контор, афиши, разнообразно украшенные дома – все это вызывало определенный интерес и – опаску. Он здесь чужой (пока, а там посмотрим), значит, чем дальше от столицы, тем спокойнее.

Извозчик, получив в руки самую мелкую из оказавшихся под рукой ассигнацию достоинством в три рубля, долго мялся, жался и наконец виновато покаялся:

– Вашество, прощения просим, только нету у меня сдачи столько… Сей момент сбегаю, разменяю.

– А? Иди-иди, я подожду.

Александр во все глаза смотрел на двигающийся паровоз: закопченная труба, клубы пара… машущий зеленым флажком путеец в форменной тужурке, суетящиеся носильщики с большими посверкивающими бляхами на груди, важный городовой, стоящий на небольшом возвышении. Чисто, несуетливо, малолюдно. Еще и тихо… относительно, разумеется: басовитое пыхтение паровоза и легкий гул встречающих-провожающих все же никуда не делись.