Непарад (СИ) - Воронков Александр Владимирович

- Ну что, народ? Садимся? А то водка греется и тушёный заяц скоро в мороженого превратится! Что я, зря за ним по полю с ружжом гонялся?! - Весело позвал к столу Стас.

Мы принялись рассаживаться. Заметив, что всё ещё держу в руке клеммташ, я протянул его Трошицинскому. В последний момент мне показалось, будто нарисованный император хитро подмигнул мне, будто Распутин из старой рекламы.

На правах хозяина Станислав скрутил пробку и в стопки забулькала пахучая жидкость...

- Ну что? За встречу!

- И за дружбу!

Звякнуло, сдвинувшись, стекло...

Борис

Нежданную встречу отмечали вдумчиво и основательно. Времена, когда на нашу подростковую толпу хватало одной, много - двух бутылок 'Агдама': не столько пьянки ради, сколько пацанячьей солидарности для, давно прошли. Ну и попонтоваться, само собой, собственной взрослостью и крутостью пофорсить друг перед дружкой. Где он сейчас, тот азербайджанский напиток? Там же, где тот добрый и радушный к гостям Азербайджан, не обожженный всякими карабахами и межнациональной резнёй: в далёком легендарном прошлом...

Сейчас двух бутылок - и не слабенького 'Агдама' - нам, естественно, хватило ненадолго. Но слава богу: мы, литовцы, очень практичный народ, и очень запасливый. Из пакета были извлечены ещё несколько ёмкостей и торжественно водружены на законные места на столе. Как Стас убирал со стола третью бутылку, утверждая, что оставлять пустую - плохая примета, я помню чётко. Помню, как Дрей Ю требовал баян, но в конечном итоге согласился смягчить запросы и взялся за гитару. Чего не отнять, того не отнять: к музыке у Воробьёва всегда был талант: вот и сейчас он то аккомпанировал песням, то, оборвав пение, переходил сразу к быстрому ритму фламенко, то тревожил душу мелодией 'Города золотого'...

Потом воспоминания идут как-то скомкано. Вот Стас показывает заинтересованному Андрею бог знает как сохранившиеся паспорт, дворянскую грамоту и карманный молитвенник своего пра-прадеда. Понятное дело: они ещё в школе на истории были малость 'подвинуты', а у Троцкого ещё и понты шляхетские пёрли. Было б с чего: того дворянства, небось, у них было - штаны да сабля! Вот парни заинтересованно слушают мой рассказ о том, как однажды залп украинского 'Града' прошёл прямо над головами нашей съёмочной группы во время моей донбасской командировки. Вот Троцкий хвастается своим ружьём, а Андрюля ему с типично русским упорством доказывает, что трёхлинейка - не в пример способнее. Он бы ещё с миномётом на зайцев агитировал поохотиться: кто же в Польше Стасу дал бы ту самую винтовку приобрести? Тут, насколько я знаю, и с покупкой дробовушек дела обстоят сложновато, даже, пожалуй, сложнее, чем в России. Это не наша Литва, гораздо более европейская страна: у нас даже пистолеты разрешается носить: в целях самообороны, разумеется. Потом, почему-то, оказалось, что Воробьёв успел каким-то образом вновь сменить фиолетовый халат на большевистскую форму, а Трошицинский, нелепо опоясанный старомодным ремнём-патронташем, уже стоит у двери, опираясь на ружейный чехол. Потом, помню, мы шли по полевой дороге, и я освещал путь тяжёлым и неудобным аккумуляторным фонарём завезённым в Польшу не иначе, как вояками Гудериана, если не кайзера Вильгельма: поскольку в наше время самое место этому артефакту электротехники - в каком-нибудь политехническом музее.

А потом мы стреляли. Каждому хотелось побахать из ружья, доказав тем самым свою мужскую самоценность. А как же иначе? Мы же не бабы и не гомики, чтобы душой не тянуться к оружию! Даже великий Ахиллес, как знает любой культурный европеец, попал в ту историю с осадой Трои, потянувшись к мечу, положенному между женских побрякушек хитрыми античными военкоматчиками.

Ну вот и мы попали. Вернее, попал я, чисто рефлекторно выпалив навскидку по вылетевшей откуда-то сове. Честно говоря - пальнул с перепугу, но не попал. Вернее сказать - попал. Но не в сову, а в изолятор на высоковольтной мачте. Последнее, что я увидел перед вспышкой, за которой встала АБСОЛЮТНАЯ белизна - падающий сверху прямо на нас толстый провод...

Станислав

- Ы-ы-ы-ы-ы...

Ой-ё, холера вашу ж душу! И так погано, а тут ещё этот вой...

И вообще - что за нафиг в нашем доме? В смысле, не в доме, а в луже и уж явно не нашей: у меня весь дворик заасфальтирован, а здесь - явная грязь. И спрашивается, что я тут хряка изображаю?

Не с первой попытки, но всё же встаю сперва на четвереньки, потом - в рост. Слава богу, похмелья нету. Уже хорошо: видно, проветрился как следует. Где я - непонятно. А вот 'когда' - ясно абсолютно: ни разу не апрель месяц: Стою по щиколотку в луже посреди разбитой вусмерть грунтовки, причём вокруг всё покрыто ровнёхоньким снежным покрывалом. Снег, благодаря сокращающейся луне, даёт возможность хоть что-то разглядеть, а то ведь вокруг нигде ни одного придорожного фонаря, ни одного светящегося вдали оконца, только где-то вдали слышен звук движущегося поезда.

Борис сидит у края лужи, подвывая на одной ноте. Рядом бестолково суетится Андрюха, что-то шипя сквозь зубы насчёт долбодятлов и рук из задницы. Выбираюсь из воды к парням.

- Цо таке, хлопцы? Чего орём?

- Тебе такое - не так бы заорал, - вызверился Будкис. - Вот, все руки поспалил!

Свечу фонариком телефона. (Надо же, работает! Хорошо шведы делают, раз купание в луже ему нипочём!). Ну, все не все, но внутренняя часть борькиных пальцев, действительно, сплошной волдырь. Да уж, картинка...

- Так, ясно. Не вой, не паровоз! Сейчас подлечим, полегчает! Давай сюда лапу! А ты, Дрюля, 'Скорую' набирай!

- Я номер не знаю! На '03' вызов не идёт, я пробовал.

- Три девятки подряд! Хотя нет, ты ж с сотового, значит, '112'! - Пока Воробьёв тычет пальцем в мобильник, шарю по карманам. Где же он есть? Ведь всегда с собой таскаю, по разной одежде рассовываю... А, вот!

- Лапу держи на свету, говорю!

Распотрошил аптечную пластинку с пилюлями рыбьего жира: почти полная, девять штучек! С детства обожаю, да и витамин D в нём... Давлю пальцами желатин капсул, аккуратно смазываю ожоги. Будкис шипит, но уже без фанатизма, что называется.

- Ничего, Борь, терпи! Скоро медики приедут, настоящим лекарством подлечат, бумажки оформят... Тебе же оправдательные бумажки на работе нужны, чтоб больничный там оформить, ещё чего там, что у вас полагается?

- Угу...

- Не соединяет, нет связи! - Лицо Андрея, перемазанное грязью, похоже на маску чёрта, в каких колядуют на Рождество.

Борис пытается залезть во внутренний карман куртки, но, видимо, зацепившись болючим местом, отказывается от этой идеи:

- Достань мой айфон, с него попробуй. Наверное, у тебя труба барахлит после провода. Заодно по жипиэсу глянь, где мы очутились. Что не там, где были - точно: ни линии электропередачи, ни столбов вдоль дороги, ещё и лесок какой-то со стороны села, а я точно помню: через лес мы не проходили.

Андрей, нашарив борькин коммуникатор, вновь принялся за попытки связаться с медслужбой.

- Так, а теперь подробнее и понятнее, Борь: что за провод и вообще, какого дзябла мы здесь торчим? И вообще: почему вокруг зима? Только не надо про летаргический сон и кому: после комы если и просыпаются, то на больничной койке, а никак не в долбанной луже.

- А ты что, не помнишь? Провод на нас упал. Высоковольтный, с опоры. Я как раз стрелял, так по рукам жигануло, что света невзвидел.

- Так, теперь понятно, почему пальцы в волдырях. Небось, как раз в тех местах, где металла ружья касался. Снайпер хренов. Непонятно только, почему жив остался, а не валяешься кучкой пепла. Там киловатт сто напряжение...

- Сто десять, как правило. - Андрей протянул айфон владельцу. - Причём не киловатт, а киловольт. Накрылась и твоя техника, Борька: включаться - включается, а связь не работает, навигатор тоже не пашет. Приедешь в Вильнюс, первым делом банку краски купи. Лучше эмали, чтоб блестело.