Жаркое лето и зима 1918 - Александр Дорнбург

вернее все наоборот, вооруженными). Это, конечно, был удар под дых лично Атаману Краснову, но до таких мелочей нашим думным оппозиционерам, скооперировшим в свой состав всяких мутных личностей, которые всячески ставили палки в колеса, снисходить было, что называется, западло: главное, что сами они политически правильно ориентированы. Излишне ярко вспыхнувшую звезду Атаманского дарования начинали торопливо гасить.

Чувство уязвленного самолюбия, личная обида, зависть, злоба и месть к главе войска Донского и ближайшему его окружению, явились камнями, положенными в основание этого предательства интересов Дона. Эти эмоции сильно поддерживал и воодушевлял бывший Походный Атаман П. X. Попов, не лишенный мании величия, со своими топающими ногами помощниками, генералами: Сидориным, Семилетовым, и полковниками: Гущиным, А. Бабкиным, Гнилорыбовым, И. Быкадоровым и другими участниками "Степного похода", уже вылетевшими с занимаемых должностей в связи со своим полным служебным несоответствием, и теперь активно рвавшими одеяло на себя. Их действия были подобно медленному яду.

Они считали себя, после расформирования нами стихийных партизанских отрядов, так или иначе обойденными или обиженными. Дело в том, что их ставка на генерала П. X. Попова, как будущего Донского Атамана, борющегося за выигрыш высокого звания первого парня на деревне без второго тура, в мае месяце 1918 года оказалась битой и все расчеты нарушенными. Избрание генерала Краснова Донским Атаманом не отвечало их чаяниям и сильно их озлобило. «Тутэйшим» такой расклад, конечно, сильно не нравился, они злобно бурчали, и очень и очень осторожно начинали нам всячески вредить.

Любой, кому хотя бы раз в жизни доводилось работать на производстве, подтвердит: смена менеджмента легко не проходит, даже если новое руководство преисполнено самых лучших побуждений. Так происходило и тут. Работать на скромных постах, в соответствии с их знаниями и способностями, наши оппозиционеры не захотели, капризно требуя сладких печенек.

Вместо честного труда, эти люди стали всячески будировать в обществе, мутить казаков и применять всевозможные средства и способы, лишь бы свалить Атамана Краснова, стоявшего на пути к осуществлению ими их корыстных, личных целей. И все они лишь подливали масла в огонь разногласий. Впрочем, в наши суровые дни отравленный нож в спину превратился в самый естественный способ для смены власти.

Достаточно назвать хотя бы только двух гнусных донских генералов, лидеров радикалов, Сидорина и Семилетова. Эти генералы достаточно ярко запятнали на Дону свои новенькие генеральские погоны дерьмом.

Довольно красноречив тот случай, когда они, проявляя живость своего подленького характера, нагло обманув начальника Донской флотилии, получили от него казенный пароход и с группой офицеров своих единомышленников и бездельников, вместо гослужбы в рядах воюющей Донской армии, совершали своеобразную речную прогулку по Дону. Круиз! Останавливаясь в станицах, свежевылупившиеся диссиденты вели беззастенчивую и опасную для дела агитацию против главы Донской власти - Атамана, генерала Краснова.

Своей демагогией и клеветой они смущали душу рядового казака и сеяли семя внутреннего раздора. К счастью, эта развеселая поездка продолжалась очень недолго. Затея не выгорела. В одной из ближайших станиц к Новочеркасску, на их выступлении станичники, выслушав из уст предателей предложения о горе пряников, в абсолютном большинстве не купились на щедрые посулы, и встретили генералов-дезертиров с негодованием и даже враждебно.

В дело быстро вмешалась местная станичная власть, к авантюрам совсем не склонная и вполне нам лояльная, телеграфно запросившая донское командование, как поступить с самозваными агитаторами, подстрекающими казаков к неповиновению существующей законной Донской власти. Нами было приказано такую дурную инициативу, естественно, пресечь на корню и жестко, буянов немедленно арестовать и доставить в Новочеркасск.

К сожалению, Донской Атаман, пойдя против воли Донского командования, счел возможным ограничиться лишь применением к "мятежникам" лишь дисциплинарного взыскания и в назидание другим -- отдачей приказа Войску; в котором деяния этих генералов были классифицированы, как недостойные высокого звания офицера, а тем более генерала. А зря. Тот пес, что укусит хозяина, не должен удивляться, когда нож перережет ему горло. Время слабости не прощало.

Отбыв наказание, названные генералы, в скором времени, сочли за благо срочно упаковать чемоданы и быстренько перекочевали в ставку Добровольческой армии. А затем начался сплошной Болливуд! Там их встретили, как героев. К ним проявили особенное внимание и ласку, окружив ореолом мучеников. Восторга было море.

Видимо, с целью еще большей демонстрации против законной Донской власти, и чтобы ярче подчеркнуть, как Добровольческое командование умеет ценить донских дезертиров, беглецам были предоставлены даже какие-то никчемные должности.

Генерал Сидорин, состриг свою порцию купонов, заняв при главнокомандующем Добровольческой армии, Деникине, должность вроде генерала для поручений и ближайшего доверенного осведомителя о Доне. Это было столь "престижно", что эта должность быстро стала его прозвищем: "Осведомитель". Неугомонный генерал Семилетов, тупая горилла для которой и чина прапорщика слишком много, начал формировать "Донской партизанский отряд", из охотников - донских казаков. И это в то время, когда на Дону было принудительно мобилизовано около 30 возрастов, то есть на фронте воевало почти все мужское население.

Поэтому смешно и совершенно несерьезно было говорить о каких-то "охотниках". Кем же в этом случае мог пополняться Семилетовский отряд? Вне всякого сомнения, исключительно беглыми дезертирами из Донской армии. Между тем, дело быстро приняло угрожающий характер: Семилетовские листовки, приглашавшие казаков в отряд, находили все больший и больший сбыт на фронтовых позициях.

Призыв подлого донского генерала бросать фронт и идти в его отряд, в город Екатеринодар, значит - в глубокий тыл, весьма пришелся по вкусу малодушным и уставшим, которых прельщала уже одна перспектива оставить боевые позиции и некоторое время побывать в тылу, где жизни не грозила ежеминутная опасность.

Конечно, очень многим это представлялось сущей синекурой. Сплошной праздник