Колхозное строительство 6 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

— Я сейчас работаю в новом исследовательском центре в Линдау.

— Мелочи. Будете работать в новом исследовательском центре в Павлодаре.

— Тут коллектив…

— Забирайте…

— Зачем мне? Я уже немолод. Шестьдесят шесть лет.

— Знаете, герр Ванкель, есть теория: чем больше человек нагружает мозг, тем дольше живёт. Стихотворения рекомендуют в старости разучивать. И ещё: артисты и учёные — почти всегда долгожители.

— Доводить до ума двигатель? — почти сдался.

— У вас проблема в материалах, вы просто не в том сегменте дорогу себе пробивали. Все новые материалы — в авиастроении. Приобщим вас к сим славным ребятам.

— Хм, а вы сейчас сказали интересную вещь, господин Президент. Я ведь начинал как раз у Геринга, — долго объясняли товарищу, с кем будет говорить. Он вычленил «главный в Республике», и теперь всё президенткает.

— Поехали.

— Посоветуюсь с близкими.

— Завтра?

— Вы, господин Президент, несносный упрямец. Завтра.

Ну, вот и гут. С «Адидасом» тоже договорились. Встретились и с руководством землячеств. В 1957 году «Союз изгнанных» и «Союз землячеств» объединились в «Союз изгнанных — Объединённые землячества и земельные организации», насчитывавший более 2 миллионов членов. На встрече главным был некто Рейнгольд Рейс, президент организации. На Петра смотрел, как волк на мясо. Фашист, наверное — хотя кто тут не фашист? Особенно в этой организации реваншистов. Ну да нам с ними детей не крестить. Мы прагматики.

— Республика немцев Северного Казахстана? — рожа до чего неприятная.

— Миллион немцев, — потерпим.

— Можно приехать посмотреть?

— Шутите? Нужно приехать посмотреть — и наладить постоянные контакты.

— А что за помощь вы от нас хотите? Деньги?

Немец, чего с него взять! Сразу, с разбегу, о деньгах. А где предварительные ласки?

— Театры, библиотеки, киностудии. Экскурсии для наших и ваших. Обмен школьниками. Да и студентами.

— Вы точно коммунист? — скривился при этом слове.

— Да, даже член Политбюро.

— И не надо денег?

— В виде денег — нет…

И тут одна вобла крашеная из «Союза» перебила:

— А если немцы из вашей республики, что поедут в Германию, не захотят возвращаться?

— А если ваши немцы, увидев, как живут наши, не захотят возвращаться в Германию?

Фыркнула. А Рейнгольд Рейс впервые улыбнулся.

— Мы через пару месяцев приедем в гости.

— Договорились.

Вот эти немцы ушли, а утром рано — Пётр уже домой собирался — в гостиницу небольшую, что целиком снял Тишков для делегации из СССР (немаленькая ведь — одних телохранителей десять человек!), ворвался лев Бонифаций из детского мультика.

Бывшие десантники из девятки справились, но с немецким у них так себе — а здоровенький юноша с огромной копной кучерявых волос на голове всё пытался вырваться и вопил на языке Шиллера что-то про Че Гевару.

— Ну ладно, отпустите уже товарища, — выглянул в вестибюль на шум Пётр.

— Че Гевара, Мао, коммунизм! — проскандировал Бонифаций и порычал на ребят.

Ну нет, лев из мультика ведь был добродушным. Хотя и он ведь один разок рыкнул на детей. Вышел заспанный Гекман из своего номера.

— Александр Иоганнович, чего надо этому чуду? Узнайте, пожалуйста.

Узнал, рассказал. Твою ж дивизию! Почему к нему липнут неадекваты?! Сам, что ли, такой?! Их на весы с «как Пеле» поставить — ещё неизвестно, кто кого перетянет. Нет, этот, точно. Теофило Хуан Кубильяс Арисага (советский паспорт обещали выписать на имя Трофим Иванович) влюблён в девушку — и не в простую, а в …золотую. Ну, в общем, не в простую. Но девушку. А этот маоист германской нации влюблён в Че и Цзэ. В обоих сразу.

— В умах студентов произошла революция, и я чувствую себя её частью. Именно поэтому меня заинтересовали идеи Мао и Че. Моим любимым чтением является китайская коммунистическая газета «Пекин-Рундшау» на немецком языке. Я восхищаюсь Мао. Когда один человек выдаёт каждому из миллиарда своих сограждан по горсти риса в день, и весь миллиард доволен — это не может не восхищать, — а чешет-то! Прям как с Мавзолея.

— Сюда-то ты зачем пришёл? Тут нет Мао.

— Я футболист Пауль Брайтнер! В этом году дебютировал за вторую команду «Баварии». Мне пришла повестка в армию. Я, конечно, не явился на призывной пункт, военная полиция начала розыск. Спрятался в угольном подвале, прожил там несколько дней, пока мой друг и одноклубник Ули Хенесс заговаривал полицейским зубы. А сейчас они пригрозили развесить по всему городу плакаты с моей фотографией и заголовком «Разыскивается». Не хочу год торчать в казарме, подметая плац и чистя сортиры, пока мои друзья пробиваются в Бундеслигу.

— Дезертир, значит. Подожди, Пауль, а мы-то тут при чём?

— Ули Хенесс посоветовал валить в СССР. Там сейчас живёт Че, и там нужны футболисты, а не уборщики туалетов.

— Я не уверен насчёт того, что ты футболист. Как можно играть с такой причёской? — в голове что-то мелькнуло. Пауль Брайтнер? Нет, не футбольный фанат.

— Я игрок молодёжной сборной страны, до 18 лет.

— Неплохо…

— Может, слышали — Красный Пауль. Так обзывают. Будто мне обидно, ха!

Точно. Вот теперь что-то забрезжило.

— Защитник?

— В десятку. Лучший защитник молодёжки.

— Гражданство примешь? Подстрижёшься? — надо брать, а то что-то всё одни нападающие.

— Гражданство приму, а подстригаться не буду.

— Че — мой друг. Познакомлю. Он тебе свой берет подарит. Как наденешь?

— Сначала берет!!!

— Хорошо.

Забрали Бонифация в Союз. Тайно ночью загрузили в самолёт в бауле большом. Вещи члена Политбюро в Мюнхене не решились проверять. Передали в павлодарский «Трактор». Восемнадцать лет всего, пускай сначала проявит себя. Да и языковой барьер снимается — там есть несколько немцев.

В чём комизм ситуации? В том (Пётр теперь вспомнил, откуда он его знает), что немцы потом всей страной будут уговаривать подстричься этого хулигана, а одна газета заявит, что это бог, должно быть, выглядить как Пауль. Это подхватят остальные, появится куча карикатур. Одним словом, в павлодарском «Тракторе» теперь будет стажироваться бог-отец. Правда, в СССР бога вроде как нет — про что шутить? Ну, наверное, напишут потом газеты, что город в честь него назвали.

Нет, но шевелюра, которую он отрастил — это что-то с чем-то. Несусветных размеров курчавая шапка с не менее внушительными баками. На такого одно удовольствие карикатуры рисовать.

Событие пятьдесят шестое

Приходит девушка устраиваться на работу. Кадровик:

— Заполните анкету.

Читает.

— Петрова Инна Исаакиевна… Так вы что, еврейка?!

— Таки, по-вашему, Исаакиевский собор — синагога?!

За неделю до того потерял тоже футболиста. Точнее, футбольного тренера. Сам же и виноват. Пётр сто раз уже говорил себе: когда пытаешься шутить, то в конце фразы нужно добавлять: «шутка». Во-первых, надо не забывать, что люди не каждый день разговаривают с членом Политбюро, а во-вторых, юмор в середине двадцатого века отличается от двадцатых годов двадцать первого.

Пожаловал он на первый матч чемпионата СССР по футболу. «Кайрат» принимал минское «Динамо». Пришёл посмотреть на Кубильяса. Так ли страшен чёрт? Андрей Буирович Чен Ир Сон подошёл поздороваться, поблагодарил за излеченных волхвами и Кашпировским, да новость сказал:

— Знаете, Пётр Миронович, что корейцы учудили?

— Какие корейцы, когда? — что-то ничего про корейцев за последнее время вроде и не слыхал.

— Ким Ир Сен узнал, что отборочная игра на чемпионат мира КНДР предстоит с Израилем, и запретил сборной туда ехать.

Между прочим, наши этого товарища сами нашли и поставили страной рулить. Звали товарища в детстве Ким Сон Чжу. И ведь ни разу не обеспокоились, что товарищ поменял себе имя в 1935 году. Стал Ким Ир Сен. Имя как имя? Дудки! Это мания величия. Переводится это знакомое всем имя так: «Ким станет солнцем». Всё, приплыли. Стал. И устроил. Чучхе. Самое интересное, что вот сейчас, в 1969 году, уровень жизни в Северной Корее гораздо выше, чем в Южной, которая с самого 53 года, года окончания войны, не вылезает из политических и экономических кризисов. Только ведь он там и через полвека останется примерно таким же.