Целитель 8 (СИ) - Большаков Валерий Петрович

Тут музыканты перелистнули ноты, и полилась мелодия грустная и лиричная, зовущая кружить и кружиться.

- Иди, пригласи Наташу! – затормошила меня Рита.

- Да не хочу я…

- А она – хочет! Иди, кому сказала!

Удрученный женским насилием, я подошел к столику молодоженов, накрытому на четверых. Света порхала в танце, вея белейшими кружевами, а Наташа улыбалась мне – будто знала нечто, ведомое лишь ей одной.

- Дон, вы позволите? – испросил я разрешения, и, услышав благодушное «Yes!», протянул руку миссис Истли. Девушка быстро встала, колыхнув пышными оборками, и положила мне руки на плечи. Я обжал ладонями ее талию, с приятством чуя, как плавно гнется стан, покачиваясь на волнах музыки.

Сияющие синие глаза поймали мой взгляд, как в коллиматорном прицеле.

- Мишечка, ты сердишься на Дона?

- Взяла мою мысль? – я подпустил в голос обволакивающей бархатистости. Не всё ж одним девчонкам смущать слабый сильный пол!

- Нет, что ты! Твои мысли вообще не читаются! – Наташа тихонько засмеялась. – Вспомнила, как Зина жаловалась. «Глухо, говорит, как в танке!»

- Да ну, обычный психоблок… - пожал я плечом. - Блочок. Его любой выставит… - и опустил глаза.

Декольте приоткрывало ложбинку меж приятных округлостей, упругих вприглядку и сладко воздымавшихся. Картинка!

- Дон – хороший и очень добрый, - щебетала Наташа, как будто не замечая, куда направлен мой хищный взгляд. – Он умный, хотя и бестолковый – нахватался всякой ерунды в своей Америке! Но я его воспитаю. Вот, ты только представь себе – Дон, когда только прилетел, всё хотел медведей увидеть. Мишки же у нас по улицам бродят! Так я его, дурачка, в зоопарк сводила. А послезавтра Донни документы подаст, чтобы стать гражданином СССР! Теперь и у меня есть… Как ты однажды Риту назвал?.. А, предохранитель! – она прижалась теснее, и хихикнула: - У тебя глазки перекосились!

- Тянет… - вздохнул я.

Последний аккорд растаял в скрипичном взвиве, и пары снова поделились надвое. Мне осталось проводить Наташу, да приложиться губами к изящной ручке, благодаря за танец, за чудные мгновения нечаянной близости.

Глаз укололся об высверк обручального кольца.

Там же, позже

Ключи мне не потребовались, стальные двери Центроштаба запирались на кодовый замок. Набираешь шифр, и…

Створка отчетливо щелкнула, поддаваясь толчку. Тиская ойкающую Риту, я быстренько скользнул за порог, свободной рукой притопив нужные клавиши на пульте – цветомузыка сигнализации нам ни к чему.

- Мы будто забрались в чужой дом… - прошептала девушка. – Здесь, правда, никого?

- Даже кошки нет! – заверил я ее.

Рассеивая полутьму, легонько взвизгнули дверцы лифта – кабина осветилась и заблистала зеркалами.

- За мной!

Мы вознеслись на нужный этаж. Смешно крадучись, зашагали по темному коридору. Поздним вечером все казалось таинственным, исполненным чуть ли не мистического смысла. Мои шаги и семенящая поступь Риты звучали четко, разнося слабое, смутное эхо.

- Как романтично…

- А я тебе что говорил?

Угадав дверь своего кабинета, я пропустил девушку вперед. Темноту в приемной рассеивали отсветы с проспекта – сиянье окон, неоновых трубок, автомобильных фар забиралось в окно, отражаясь от стен, пуская тени по потолку.

Рита первой обняла меня, дивным ротиком доискиваясь моих губ. Я с энтузиазмом уступил пылкому напору. Сдавленно хихикая, мы вдвоем справились с пуговицами, молниями и крючочками.

- Ой, ты что… Прямо на столе? – невнятно пробормотала девушка. – Попе будет холодно…

- Не, там скатерть…

- А-ах!

Холодный лак не снятой туфельки коснулся моего уха, тут же сменяясь теплой гладью ножки.

- Мишечка… - пролепетала Рита, срываясь в стон.

…Мне всегда нравилась не слабая податливость, а восхитительная упругая сила. Девичье тело трепетало и напрягалось втугую, изгибаясь в моих руках, словно стремясь вырваться, но лишь приникало теснее, дабы не упустить ни кванта блаженства…

Остывая от трудов любви, я целовал Ритины ноги, а потом подхватил девушку на руки – слабую-слабую, ласковую-ласковую – и плюхнулся на диван. Жена поелозила, с удобством устраиваясь у меня на коленях, и затихла. Лишь горячее дыхание согревало мою исцелованную шею.

- Хорошо, правда? – пробормотала Рита, нежась.

- Угу… - обронил я.

Девушка приподняла голову, чмокая меня в щеку.

- Знаешь, я боялась… Это же Наташкин стол? Я боялась, что ты будешь думать о ней… Прости, пожалуйста… А все твои мысли обо мне…

- Ридер ты мой глупенький…

Наверное, в голосе, окрашенном нежной укоризной, Рита различила и оттенок мелкой досады.

- Зато у тебя такие необузданные фантазии! – заторопилась она. - Такие бессты-ыжие!

- Чучелко…

Успокоенно хихикнув, девушка завозилась, словно пытаясь согреться, и я обнял ее обеими руками.

- А ты совсем-совсем не берешь мысли? – доплыл до ушей виноватый шепот.

- Совсем-совсем.

- Даже мои?

- Даже.

- А давай… Давай, я девчонок соберу, и мы еще с тобой поделимся?

- Да ну… - затянул я. – Зачем? Мне нравится быть, как все. Ну, почти. Хочется, знаешь, напрягаться, учиться, кумекать, а не размениваться на «психологические феномены». Вот, завтра у меня тренировка!

- Ух, ты! – обрадовалась Рита. – Ты в секцию записался?

- Ага!

- По плаванью?

- Да нет… Там как бы ведомственный спорткомплекс. Похожу туда с Рустамом и Умаром, а то без сверхскорости, без гипноза… Как-то не очень!

- Я тебя буду защищать, - важно надулась девушка. – От хулиганов всяких.

- Защитница нашлась… - забурчал я. - Чтоб ты еще придумала… Домой идем?

Рита поерзала и затянула с лукавым призывом:

- А я что-то чу-увствую…

- Аналогично… - вытолкнули губы.

Смущение задело меня крылышком, и упорхнуло. Сграбастав девушку в охапку, я с усилием встал.

- Только давай на твоем столе! – зачастила подруга жизни.

- Ла-адно…

Я свернул в свой кабинет, подумав мельком, что еще не слишком поздно.

«Да успеем мы выспаться… Завтра же воскресенье!»

Воскресенье, 18 сентября. День

Москва, Ясенево

Когда я, еще на той неделе, нагло подошел к своим прикрепленным, и спросил насчет тренировок, парни переглянулись и почти синхронно пообещали «разузнать». А денька через три мне по е-мейлу отписался сам Иванов.

Дескать, вопрос провентилирован «с кем положено», и мне вот-вот передадут пропуск. И передали. Да не куда-нибудь, а в здание ПГУ, что белой «книжкой» открывается за МКАД!

Я даже немного погордился оказанным доверием. Впрочем, проникнуть за двойной забор с колючей проволокой, с часовыми и собаками, вовсе не значило прикоснуться к гостайнам. Пришел заниматься? Добро пожаловать в спорткомплекс! В бассейн, в зал для единоборств, в тир… Вход свободный. А дальше – извини.

Всё главное здание ПГУ поделено на зоны различной степени секретности, куда пройдешь только по особому удостоверению. «Но мне туда не надо», - как Владимир Семенович поет.

На мой пропуск – пластиковую карточку с фото и личным номером – нанесена специальная сетка с перфорацией в тех местах, куда доступ закрыт.

До Ясенево я добрался на «Волге» Котова, чтобы не светить «Ижа», и честно миновал все три поста. Один – у внешних ворот, второй – у главного входа за внутренним забором, и третий – у входа в само здание. И – «на секцию»!

* * *

- Хаджимэ! – зычный голос тренера загулял по залу.

Маленький, сухой, черный, сэнсэй походил на подростка, играющего взрослого дядю, но жесткие черты лица выдавали бывалого воина.