Сергей Доренко - 2008

Очень сильно влияние Воды Чиновников и Погибели. Очень плохой день для Совершенномудрого.

Меллерил очень постепенно отпускал. Во рту сухость страшная. Голова была, казалось, забита скомканной туалетной бумагой. Чистой, белой, плотно набитой в черепную коробку бумагой. Виски чуток даже выпячивались. Путин провел рукой по ушам. Будто хотел удостовериться, что из ушей не торчит бумага. Есть хотелось. Но и спать хотелось. Сходить в туалет можно и опять отрубиться на пару часов. То есть выбор стал уже многовариантным. Можно позавтракать, потом поспать, а уж только потом сходить в туалет. Можно же и поспать, а уж только потом сходить в туалет и позавтракать. И так далее. Количество вариантов выбора украсило бы даже развитую северо-атлантическую, а не только зачаточную русскую демократию. Путин, человек тоталитарного прошлого, был обескуражен. Он решил, что, сходив в туалет, сузит число оставшихся вариантов до двух. Так и поступил. А по дороге проснулся. И решил найти кого-нибудь, спросить о еде. И то: времени было одиннадцать часов утра.

Московские магазины избежали погромов и разграблений неожиданно простым способом: продукты и вещи в большинстве мест попросту раздавали. Витрины никому бить не приходилось. Как-то понятно было всем, что все равно всему как есть пропадать, что после взрыва ничего уже не понадобится, а если удастся взрыва избежать, то и слава богу – никакие потери не омрачат радости. Закрыть торговлю и защищать входы и подходы к магазинам технически было невозможно – людей не было для охраны. Продавать со скидками тоже не получалось – кассиры нужны, продавцы. А никто почти на работу не приходил. Вот малыми силами и организовывали раздачу всего остающегося. Справлялись безо всякой милиции. Потому что милиционеров на улицах было не сыскать. Вообще все службы организации городской жизни подевались куда-то, но порядок сам организовывался. Трагизм чудовищного ожидания создавал порядок – без истерик, тихий, молчаливый порядок.

Многие искали покоя в старом стержне прежней жизни. Ходили, например, на работу, где работников никто особо и не ждал и начальников никаких не было. Приходили, например, на работу некоторые люди в Останкине. Выдавали в эфир фильмы военно-патриотического содержания. Сами так решили и выдавали. Новостей не было. Новости были запрещены до поры – чтобы не помогать террористам в запугивании населения. Но были новости для самих сотрудников. Люди вызнавали на работе, кто что слышал, читали западные информационные агентства. И узнавали секретное – сводки Метеобюро. Данные прогнозов распространять запретили, но они еще поступали на компьютерные терминалы в телецентре. И тайны погоды несли сотрудники приятелям и родственникам, если находились такие, кто еще не уехал из города. Останкино превратилось в один из центров народных метеосводок. Только в обед последние сотрудники покинули телецентр. Какие-то люди взорвали цистерны с аммиаком на Останкинском мясном заводе. Облако аммиака поползло к юго-востоку и, кажется, должно было миновать телецентр, но людей из Останкина все равно эвакуировали.

А у музея Ленина собирались люди. Когда набралось человек с тысячу, о стихийном сборе сообщило радио. И тогда еще и еще стали подходить отовсюду. У некоторых – транзисторы. Вокруг них – кучки слушающих новости. Когда приехал Лимонов на старинном кадиллаке, было уже в странном сообществе у музея около пяти тысяч фигур. У Лимонова мегафон был. Он не стал тратить время на пламенные речи. Он заорал сиплым ломающимся голосом: «Национал-большевики – ко мне! Авангард Красной Молодежи – ко мне! Есть дело!» Дело выявилось и определилось очень скоро. Часть молодых людей в черном отправились к машинам. Поехали они в Бутырку, в тюрьмы на Пресне и в Печатниках освобождать своих сидящих товарищей. Другие же большой растянутой группой пошли к Спасской башне. Решили брать Кремль. Да и чего его не брать, когда он сдан уже. Группа же бледных юношей – студентов-очкариков – под водительством журналиста-воителя Влада Шурыгина побрели брать ФСБ, чтобы не позволить контрреволюции остановить захват власти.

В это же самое время в атаку на ФСБ отправилась в полном почти составе фракция Жириновского в Государственной думе. Они хотели срочно захватить имеющие к ним отношение личные дела агентуры.

Не получилось ничего ни у бойцов Влада Шурыгина, ни у жириновцев. Сотрудники ФСБ подожгли оба своих здания. Здания загорелись примерно одновременно, и до сих пор ходят слухи, что на пожарище нашли потом во множестве пустые канистры. Группы штурмовиков не очень расстроились, увидев бойко разгоравшийся пожар. Шурыгин вступил в спор за автомат с одним из стоявших на Лубянской площади военнослужащих. Спор быстро выиграл, сказав проникновенно: «Отдай оружие, сынок, не обижай меня, старика». Автомат теперь висел у него на плече и выглядел обязывающе. Человек без автомата может ваньку валять сколько угодно. Но не таков человек с автоматом. Побудительные силы оружия подтолкнули захватить уж хоть магазин «Детский мир» для правильного обзора местности. Он забрался на «Детский мир» – на крышу. Увидел красоту московскую и пожар – превосходный, волнующий и такой революционный пожар. И выпустил весь рожок из автомата очередями по горящим зданиям ФСБ. Лицо у него сделалось абсолютно демоническим. Он простирал руки к пожару и хохотал. Студентов своих сильно напугал бесстыдством страсти революционной.

Если бы в момент прихода Святого Владимира Крестителя к статуе Перуна Перун бы ожил и засадил бы автоматную очередь в живот князю Владимиру, представляете, какое бы у него было лицо при этом? У Перуна, я имею в виду? Он вмолотил бы целый рожок в святого, потом, разогнавшись, бил бы его ногами уже неживого и в конце столкнул бы в Днепр со словами: «Сдохни, гнида». И хохотал бы потом раскатисто – простирая руки. И улыбался бы потом сладостно и каннибальски чувственно, отстояв правду и старину русскую – с усатым лицом Шурыгина.

Перун-Шурыгин парил над пространством там, на крыше «Детского мира». Он не хотел уходить, красиво горело. Но надо было. Подумал – взять здание правительства, чтобы оттуда не нанесла удара контра. И начинать руководить страной – связываться с регионами. Ставить своих комиссаров кругом, создавать сетевые штабы – действовать на опережение, генерировать будущее. Революция – вопрос господства над временем больше, нежели над пространством. Надо было захватывать время, пространство потом приберем еще. Вернемся еще. Он, Перун, проиграл уже однажды инициативу князю Владимиру, теперь ученый стал – своего не упустит. Власть, кстати, почему проигрывает всегда революционерам? Потому что борется за удержание пространства и забывает про время. Но в Москве власть уже не дралась. Тут пространство было уже подарено грядущему ядерному взрыву. Да и времени осталось – так себе, одни осколки времени. А сколько оставалось до взрыва?