Анатолий Матвиенко - На службе зла. Вызываю огонь на себя

На удивление Гитлер был отменно спокоен и вежлив. Не сравнить с предыдущим визитом. Он решил побеседовать с Вюстом и посланником наедине, не считая врача. Никольский отметил про себя, что, наверное, имеет фантастическую возможность, о которой мечтал любой русский в окопах — схватить письменный прибор или какой другой тяжелый предмет и размозжить голову самому ненавистному человеку на земле. Но — нельзя. Вполне вероятно, на него наведены стволы невидимых пистолетов. Да и с архивами вопрос необходимо решить.

В глаза бросились документы, лежащие на столе. Они были отпечатаны огромным шрифтом, чуть ли не по два сантиметра каждая буква. Лучше бы носил очки, старый урод… Старый? Гитлер на пятнадцать лет моложе Никольского.

— Скажите, посланник, почему Великие не сдержали обещание и не обеспечили мне помощь Великобритании в борьбе с большевизмом?

— Высших Неизвестных не в чем упрекнуть. После 1 сентября 1939 года Британия ограничилась объявлением войны и заняла выжидательную позицию, рассчитывая на ваше наступление на Россию, — внешне Никольский оставался бесстрастен, озвучивая заготовленные ответы на спрогнозированные вопросы. Но при этом раздражался, что вынужден оправдываться перед фюрером за политические промашки и проваленные обязательства марсиан. А также подвергаться риску, так как в ответах Гитлеру проявляет невероятную для кастрированной памяти осведомленность. — Вы первые нанесли удар по британским базам в Норвегии и британскому военному контингенту во Франции. При этом всячески оттягивали войну с Россией.

— Они затопили «Бисмарк»!

— В ответ на уничтожение «Худа».

Фюрер попробовал встать. Ему это не удалось. Скоро превратится в овощ на кровати.

— Но когда мы разгромили большевиков летом 1941 года, англичане приняли их сторону!

— После массированных бомбардировок Британии во время «Битвы за Англию» нужны были очень существенные аргументы, чтобы примириться с вами и объединиться против Сталина. Пока судьба Восточного фронта находилась под вопросом, англичане не принимали никаких заметных шагов. Единственный конвой «Дервиш» за квартал — чисто символическая помощь. В августе блицкриг выдохся, началась обычная война, в которой победа гарантирована обладателю больших ресурсов. Вы продолжали совершать ошибки одна за одной. Не форсировали тотальную милитаризацию промышленности. Объявили войну США безо всякой необходимости.

— Необходимость была! Мы — цивилизованные люди. Мы не могли топить американские корабли без объявления войны.

— Сложно было символически подарить императору одну из французских военно-морских баз, брать в экипажи пяток-другой азиатов и топить американцев от имени микадо?

— Никто не мог ожидать, что евреи с Уолл-стрит так рьяно ввяжутся в войну.

— Великие Неизвестные полагают, что долго бы не ввязались. Британцы с доминионами не осилили бы десант в Нормандии без участия американских войск.

Фюрер молчал непривычно долго.

— Как теперь спасти Германию?

— Никак. Пославшие меня не будут напрямую вмешиваться в людские дела.

— А как же ваши обещания помочь?

— Мы сохраним только небольшую группу руководителей рейха и сбережем их активы, чтобы после войны начать немецкое возрождение.

— Нация не перенесет второй Версаль.

— Вы об унизительных условиях мира по итогам Первой мировой войны? Забудьте. Момент давно упущен. Нынешняя капитуляция и условия победителей будут стократ хуже.

По мятому серому лицу фюрера промелькнула тень. Он неоднократно обдумывал ужасные последствия поражения. Но никто из приближенных не рисковал высказать ему это в лицо.

— Я обдумаю и приму решение, — Гитлер повторил свое резюме, как и по итогам первой встречи.

— Прошу простить, но вам трудно оценить предложение Великих, пока не выслушали его и сопутствующие условия.

Усатая физиономия самого великого арийца повернулась к Никольскому.

— Что они могут предложить? Убежище в горах, где я буду прятаться как заяц и в страхе слушать звук каждого пролетающего самолета?

— Нет. В том убежище вас не настигнет никто и никогда. Там вы сможете вырастить преемника, который приведет национал-социализм к победе.

Фюрер посмотрел тусклым взглядом в пустоту.

— То есть нужно съездить в Вевельсбург.

— Осмелюсь заметить, здесь вы уже ничего не сможете изменить. Разве что отсрочить крах на неделю или две.

Никольский обратил внимание, что глаза Гитлера слезятся. Странно, он не настолько стар. А уж в слезливой сентиментальности его точно нельзя упрекнуть. Ужасная развалина вместо одного из самых умных и одаренных людей эпохи. Жаль, что его таланты израсходованы во вред собственному народу и людям мира.

— Я приму решение.

На этот раз фюрер колебался недолго. Может, последней каплей оказалась бомбардировка Падеборна, неподалеку от которого расположился эсэсовский замок-монастырь. После налета авиации в городе буквально не осталось целых зданий. Несмотря на прогрессирующий склероз Гитлер запомнил, что Вевельсбург — единственное место надежного контакта с верховным разумом.

Ехали долго. Кавалькада одинаковых черных «Мерседесов» растянулась чуть ли не на полкилометра. Двигались днем, так как бомбардировщики налетали преимущественно ночью. Естественно, дорогу оцепили эсэсовцы, а в вышине кружились уцелевшие «Мессершмитты» ПВО, включая вундерваффе — реактивные истребители «Ме-262».

По дороге к Падеборну фюрер усадил Никольского к себе в автомобиль. Может, хотел о чем-то поговорить, но почти всю дорогу молчал.

В конце войны Гитлер крайне редко покидал безопасные стены бункера. Он привык разъезжать по Германии хозяином, благосклонно принимая знаки поклонения. Сейчас крался чуть ли не как вор, выбирая время и маршрут исходя из обычаев англо-американской авиации, а не по своему желанию. О езде в открытой машине, как до начала Второй мировой, не было и речи.

— Да, а как вас зовут? — он неожиданно проявил интерес к персоне посланца. Вюст подробно рассказывал об искусственной амнезии Никольского. Фюрер или забыл, или решил лично уточнить.

— Не могу вспомнить. Высшие оставили мне лишь те знания, что необходимы для исполнения миссии.

— Вот как. Вы даже не можете сказать, кто вы и откуда?

— Вюст считает, что я служил в армии или полиции Венгрии или Румынии. Я не понимаю их языков.

— Можно обмерить ваш череп. В рейхе много антропологов.

— Разве это имеет значение? Я — лишь передатчик информации.

— Вы уникальны?

— Не думаю. Но, полагаю, для прибытия к вам следующего посланника потребуется время, которого у вас нет.

Гитлер надолго замолчал опять.

— Как вы переживали откровение?

— Трудно объяснить. С него, собственно говоря, началась моя нынешняя жизнь. Сначала ощущение счастья, гармонии, понимания, что обретаю ответы на мучившие меня вопросы бытия. Потом обнаружил себя стоящим на автобане перед Берлином, четко осознавая, что нужно идти вперед и связаться с руководителями Аненербе.

— Но вы достаточно хорошо знаете события войны.

— Это трудно объяснить. Мыслей почти нет. Знания приходят в голову во время разговоров с Вюстом или с вами. Например, я почти уверен, что не слышал ни про «Бисмарк», ни про «Худ». Знание всплыло, будто внезапное просветление.

Фюрер опять умолк.

Поразительная техника марсиан заставила поверить в чудеса даже параноидально недоверчивого Гитлера. Шейдеман устраивал сеансы оккультных откровений с несколькими нацистскими бонзами. Поэтому описанные ощущения совпадают с воспоминаниям фюрера.

Машины проскочили через развалины Падеборна. Можно сколь угодно обвинять командование союзных ВВС. Но главный виновник продолжающихся разрушений и смертей угрюмо сопел на роскошном черном сиденье лимузина, ни капли не сожалея о растрате расходного материала и изо всех сил стараясь спасти свою задницу, наплевав на других.

Вевельсбург, наоборот, война обошла стороной. Реставрированный средневековый замок, обросший множеством легенд, до войны был превращен в святилище СС. Треугольная крепость и сейчас обвешана красными флагами со свастикой. Дай-то бог, через несколько месяцев ни на одном здании в Германии не останется ни одного паучьего символа.

Охрана извлекла вождя из салона. Рослый штурмбаннфюрер с одной и доктор с другой стороны под локотки повели его к северной башне.

Круглый зал группенфюреров аскетически красив. Заходящее весеннее солнце осветило его, играя бликами на полированном мраморном полу, на котором выложен оккультный символ в виде свастики с двенадцатью лучами. Мы радуемся яркому солнцу на небосводе, нацисты — черному солнцу под ногами.

— Боюсь, вы не сможете выстоять ритуал на ногах, — заботливо заявил Никольский. Если мерзавец потеряет сознание от напряжения и пропустит часть откровений, получится совсем нехорошо.