Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - монарх

Однако хорошо помню, что в последнем нашем разговоре с Кейданом, больше похожем на поединок с оружием в руках, он сразу же указал мне, сволочь, на очень уязвимые места моей расстановки сил. Армия стальграфа по моему поручению прикована к месту, охраняя порт и флот, а рейнграф растянул войско вдоль всего побережья Сен-Мари, оберегая от вторжения пиратов.

- Допустим, - сказал Альбрехт, - оба устояли перед посулами Вирланда Зальского принести ему присягу, как единственному властелину Сен-Мари…

- Не допустим, - сказал я, возвысив голос, - а наверняка!

- Допустим, - сказал он невозмутимо, - что наверняка. Но обе армии в очень невыгодном месте.

- Я что, не знаю?

Норберт напомнил Альбрехту:

- Армия сэра Филиппа собрана в один могучий кулак.

- Зато, - возразил Альбрехт, - лишена возможности маневра из-за приказа охранять бухту. Про растянутую в тонкую линию армию сэра Чарльза и говорить нечего: за спиной только океанские волны, не отступить.

- Все равно предпочтут сражаться, - сказал я, но сам чувствовал, что голос мой прозвучал не слишком уверенно.

Он посмотрел на меня с сочувствием.

- Вирланд Зальский, у которого в руках вся верховная власть в Сен-Мари, слывет не только опытным полководцем. Ваше Величество, вы сами убедились, что политик он еще тот, когда он сумел отыскать наиболее выгодную для себя тактику.

- И остался единственным в Сен-Мари, - согласился я, - кто так и не принес мне присягу.

- Наверняка, - сказал Альбрехт, - он выберет стратегию, что приведет к победе. Сам он один из богатейших людей королевства, владеет огромными землями на севере страны, через которые предстоит пройти, если прояснится ситуация с Тоннелем.

- Погоди, - сказал я, - он остался единственным непобежденным потому лишь, что ушел от сражений и заперся в крепости Аманье, что блокирует дорогу в земли его сторонников. Он сам как-то говорил мне, что устал воевать и жаждет покоя, тем более что заполучил наконец-то женщину своей мечты.

- Полагаете…

- Да, - сказал я. - Он будет действовать уговорами и угрозами. Мягким, но непрекращающимся давлением. Вступить в битву с этими двумя прекрасно обученными и закаленными армиями… такая победа обойдется ему разорением половины Сен-Мари. Или хотя бы трети.

- Но победит.

- Он предпочел бы почетную сдачу, - сказал я. - И дал бы обоим графам, скажем, титулы герцогов и огромные земли.

- Откуда их возьмет?

- В Гандерсгейме, - напомнил я. - Там ведь все мое, помните? Еще император пожаловал его мне вместе с титулом маркграфа. Так что Вирланд мудер и осторожен. Думаю, он и с нами начнет долгие и занудные переговоры. А это проигрыш.

Альбрехт спросил с интересом:

- Перемудрите?

Я покачал головой.

- Нет, время работает на нас. Подойдет вся огромная армия. Сломившая хребет Мунтвигу. Потому иногда оперативность в принятии решений лучше мудрой осторожности.

Норберт пробормотал:

- Вирланд может с вами воевать, но… отнять ваши личные владения? Пожалованные, как мы помним, императором лично?

- Вы же знаете, барон, - напомнил я, - на императора здесь всем чихать. В летописях да, пугающие записи, что он однажды присылал некие корабли с такой армией, перед которой ничто и никто не мог устоять. Но это когда было!

Он кивнул.

- Все верно, Ваше Величество. За это время то ли император смирился с потерей заокеанских владений, то ли на юге у него проблемы такие, что не до нас…

- Но особо дразнить его не стоит, - предостерег Альбрехт. - Кто знает, вдруг да император там уже разобрался?

Я сказал нетерпеливо:

- Не будем терять время, его у нас почти нет. Граф, вы к Тоннелю!.. Узнать и доложить. Дело серьезное, могут понадобиться ваши дипломатические способности. Барон, выберите лучших, вы тоже к Тоннелю, а дальше на ту сторону. Возможно, я вас догоню.

Норберт сказал хмуро:

- Ваше Величество, не вляпайтесь в неприятности. Вы теперь король, а не какое-то его высочество.

- Встретимся у Тоннеля, - сказал я.

Издали долина Отца Миелиса кажется идеально ровной, только в самой середине небольшой пупырышек, именно там я и посадил на вершине зернышко скардера, который я упрощенно называю маяком, хотя это вряд ли маяк или только маяк.

По обе стороны крупные и быстро развивающиеся города Штайнфурт и Воссу, отец Дитрих из обоих призвал половину священников, теперь те постоянно ходят крестным ходом вокруг холма, а другие творят молитвы перед группами любопытствующих или встревоженных горожан, прибывших посмотреть, что здесь творится.

Сердце затрепетало, я задержал дыхание. На вершине холма, больше похожего на огромный каравай хлеба, грозно и страшно поднимается уже высокая, ярдов в пять, абсолютно белая глыба, грозно поблескивающая острыми гранями, по форме похожая на сильно удлиненную сосновую шишку из металла.

Охрана рассредоточена редкой цепью вокруг холма, но, к счастью, никто не ломится взглянуть на страшную вещь вблизи.

Священники медленно идут по кругу вокруг холма, все в темных плащах с надвинутыми на лица капюшонами.

Я подъехал ближе, поинтересовался с высоты седла:

- Святые отцы, я король Ричард, если еще не узнали. Мне нужно повидаться с отцом Дитрихом.

Священники меня проигнорировали, продолжая читать молитву, церковь выше любых королей, только один, помоложе, поднял голову, явно еще не проникся клановым духом.

- Ваше Величество, - ответил он почтительно и совсем юным голосом, - архиепископ Сен-Мари, прелат Его Святейшества, верховный инквизитор, примас всей Армландии, Турнедо, Варт Генца и Скарляндии, святой отец Дитрих сейчас в часовне…

Он указал взглядом на деревянную часовню, свеженькую, собранную наверняка воинами за пару часов.

«Молодец», - сказал я ему взглядом. И мне ответил, заслужив мой одобрительный и теперь уже королевский взгляд, и священникам показал, что он с ними, вон как щелкнул по носу этого королька, посмевшего назвать великого инквизитора всего лишь отцом Дитрихом.

Бобик ринулся к часовне, как только услышал сметливого священника, все понимает, толстомордик. Но вбежать туда не посмел, быстро запоминает наши тонкости этикета. А когда мы прибыли с арбогастром, уже сидит на широкой заднице и делает вид, что и живет здесь, а мы с конем какие-то понаехавшие.

Из часовни вышел худой священник со строгим лицом, вздрогнул, увидев огромного Бобика, что начал рассматривать его с интересом, увидел меня, я уже покинул седло, степенно поклонился.

- Сэр Ричард…

Большинство духовных лиц продолжают называть меня по имени, подчеркивая, что для церкви неважны титулы, все люди от Адама, и только добавляют «сэр» для учтивости.