Александр Прозоров - Возмездие

Когда в нескольких шагах показались греки, едва различимые во мраке по отсветам на доспехах и клинках, Ларин даже обрадовался. Его горячая кровь уже бурлила от предвкушения хорошей драки. Хотя в такой темноте, трудно было разобрать, где свои, а где чужие, и ему большого труда стоило не отдать с началом схватки приказ зажечь факелы. Адмирал понимал, – сделать это сейчас, все равно, что вызвать весь «огонь» на себя.

Вместо этого он сам шагнул вперед.

– А ну, подходи! – крикнул он и, выхватив клинок, бросился навстречу рослому гоплиту, – кто хочет первым отпробовать моего меча?

Грек выскочил из-за метательной машины и метнулся вперед, резко выбросив руку с клинком. Если бы не ловкость адмирала, то меч вонзился бы ему меж ребер. Но Ларин был не первый день на войне и угадал направление удара. Поэтому клинок лишь разрезал воздух в том месте, где он только что был. А сам адмирал, отпрыгнув в сторону, нанес мощный рубящий удар сверху. Его меч со звоном обрушился на медный шлем гоплита, спасший греку жизнь.

– Это ненадолго, – выдохнул Леха, нанося новый удар, который слегка оглушенный грек отразил уже щитом, – я тебе обещаю!

Силы были, на первый взгляд, не равны. Грек был опытным бойцом. И он поверил в то, что сможет быстро достать скифского военачальника. У гоплита имелся щит, а у Ларина нет. Поэтому он, после первых успехов, был вынужден отступить в пространство между баллистой и бортом. А гоплит, уже предвкушавший скорую смерть своего поединщика, устремился за ним.

Ларин же, зная свой корабль, использовал все «неровности» на палубе, чтобы заманить грека в ловушку. Ложным отступлением, он заставил гоплита поверить в победу и сделать ошибку. Лишь отбивая удары, Леха подался еще назад и вскоре уткнулся спиной в ограждение борта, краем глаза заметив, что его соплеменники рубятся с греками на корме.

Обменявшись парой ударов, бойцы замерли на мгновение.

– Тебе конец, – заявил гоплит, слегка опуская клинок и переводя дух. Он взирал на Ларина со злобным блеском в глазах сквозь прорези своего шлема. А на щите Ларин разглядел, несмотря на темноту, выпуклое изображение Афины.

Крепчавший шторм раскачивал корабль, палуба и снасти которого нещадно скрипели. Правая нога Лехи уперлась в какую-то поваленную бочку. Рядом стояла плетеная корзина, в которой переносили каменные ядра. Но, есть там что-то или она пустая, Леха пока не мог понять. Шум схватки на носу постепенно затихал, а здесь, у кормы, бой был в разгаре.

– Не торопись, парень, – ответил по-русски адмирал, – ты слишком размечтался.

Тогда грек в ярости рубанул его мечом. Ларин, прижатый к мокрому ограждению, на котором тщетно пытался нащупать спиной чей-нибудь забытый щит, едва отразил удар клинком. А затем толкнул бочку под ноги гоплиту. Тот оказался ловким. Услышав шум, он, словно обезьяна, подскочил вверх, но приземлился неудачно и все же задел ее одной ногой. При этом гоплит покачнулся, едва не растянувшись на палубе, и отскочил назад на несколько шагов, бешено озираясь по сторонам.

Этого Ларину было достаточно. Подхватив плетеную корзину, – а ядро там все-таки было, да еще не из самых легких, – Леха, словно заправский метатель ядра, швырнул ее прямо в грудь не твердо стоявшему на ногах гоплиту. И, промахнулся. Попал прямо в лицо. От неожиданного удара шлем слетел с его головы, а сам оглушенный боец, выронив щит и меч, распластался на палубе во весь рост, хотя мог бы и улететь за борт.

– Да я могу выступать у вас на олимпийских играх, – похвалил себя за меткость адмирал, едва выбравшийся из передряги, – взял бы все медали.

Впрочем, дело нужно было закончить. Враг был оглушен, но жив. И Ларин, подняв клинок, устремился вперед. Но, в этот момент на него сзади бросился еще один грек, на сей раз без щита. Леха, не изменившись в лице, и не разворачиваясь, хладнокровно перехватил меч в руке и, развернув его в обратную сторону, крепко сжал. Гоплит сам наскочил на него со всей прыти. Раздался чавкающий звук, который издает клинок, погружаясь в плоть, и затем сдавленный стон. Гоплит выронил меч, ноги его подкосились.

– Осторожнее надо, – «пожурил» его адмирал, выдергивая окровавленный клинок, – в таких делах.

И не дожидаясь, пока мертвое тело упадет на палубу, с разворота вонзил меч в шею распластанному на палубе греку, который уже слега пришел в себя и попытался подняться. Не успел. Клинок скифского адмирала разрубил ему горло, пригвоздив к палубе, словно вампира. Кровь, фонтаном хлынула наружу, а грек вновь откинулся на мокрые доски и затих навсегда.

Спустя мгновение рядом с Лариным появилось несколько запыхавшихся после драки морпехов во главе с капитаном «Узунлара», легко раненным в руку. Прорвавшиеся на палубу греки были уничтожены полностью.

– Уберите мертвецов, – приказал Ларин, отходя в сторону, – эти почитатели Афины испачкали мне своей кровью весь корабль.

Он втянул носом ветер, наполненный морскими брызгами, осмотрелся по сторонам, тщетно пытаясь разглядеть корабли неприятеля, и добавил:

– Поднимайте паруса, если никто больше не мешает нам плыть. Мы идем дальше.

Пока солдаты сбрасывали за борт мертвых греков, для которых страшнее такой смерти было не придумать[1], моряки укрепили мачты и подняли паруса. Ветер надул их мгновенно и «Узунлар», словно «Летучий голландец», вновь понесся вперед сквозь мрак, навстречу судьбе. Первое время Ларин с настороженностью вслушивался в рев ветра, боясь услышать звук очередного тарана, который мог остановить их навсегда. Но, шли минуты, бешено колотилось сердце адмирала, а ничего больше не происходило. Ничто не мешало кораблю скифов продвигаться вперед.

– Похоже, прорвались, – осторожно заметил Ларин вслух, когда прошло полчаса такого плавания, – узнать бы, где остальные наши корабли.

Темир, стоявший поблизости с рукой на перевязи, едва расслышал своего адмирала. Ветер уже просто ревел, пригибая корабль к волнам и грозился вот-вот потопить неразумных корабелов, до сих пор не снявших паруса. Капитан еще раз напомнил об этом Ларину.

– Подожди еще немного, – проговорил не слишком уверенно Ларин, едва устоявший на ногах после налетевшей волны, что смыла за борт сразу пятерых морпехов, – надо удалиться от афинян насколько возможно, чтобы они потеряли нас.

Адмирал вытер лицо рукой, ощутив на губах морскую соль.

– Если боги пощадят нас этой ночью, очень глупо будет наутро опять оказаться посреди афинских триер.

Они неслись сквозь ночь и вой ветра еще столько же времени, и лишь тогда Ларин разрешил убрать паруса. По его представлениями, скифы должны были оторваться от преследователей на значительное расстояние, если их вообще сейчас кто-нибудь преследовал. Пока убирали паруса, за борт смыло еще несколько человек.