Алексей Евтушенко - Стража Реальности

– Вы шутите, – неуверенно улыбнулась Маша.

– Пошутить люблю, – признался Мартин. – Но сейчас не тот случай. Ладно. Вижу, разговор коротким не получится. А значит, без чая не обойтись. Пошли на кухню.

Проснувшись, Маша некоторое время разглядывала аляповатую четырёхламповую люстру под потолком, затем перевела взгляд на ходики (чёрные стрелки показывали одиннадцать часов и пять минут), «Девочку на шаре», диван, на котором спали Никита с Женькой, и живо припомнила события вчерашнего вечера и ночи. Сильно захотелось домой. Захватывающие приключения выдуманных героев, за которыми так увлекательно следить на страницах книг или экране, на поверку оказались весьма неудобны, опасны для жизни и доставляли крайне мало удовольствия.

«Нас ведь могли убить вчера, – с неожиданной ясностью осознала Маша. – Запросто. И... что тогда? Нет уж, спасибо. Пора сваливать из этого мира обратно, к себе. И обязательно сегодня. Что там говорил Мартин? Только три ночи в месяц, когда наиболее полная луна. Да и то не всегда. Гарантированно – одна ночь. И она уже прошла. Что ж, будем надеяться на лучшее. Правда, надо ещё выбраться из города. Мартин сказал, что шанс есть, но всё равно это очень опасно. И самое главное, если что-то случится, никто не поможет. Некому. Другой мир. Мир, в котором до сих пор существует Союз Советских Социалистических Республик. С ума сойти».

Маша выросла уже в новой России, но аббревиатура СССР была ей хорошо знакома с детства. Как, впрочем, и всякому человеку, хоть сколько-нибудь интересующемуся окружающим его миром. И уж тем более человеку, проживающему на одной шестой части суши, которая когда-то данной аббревиатурой и обозначалась.

Знакома-то знакома, но сказать, что она очень хорошо знала недавнюю историю своей страны было нельзя. Так, в пределах школьного курса, из кино и художественной литературы, да по рассказам тех, кто в те времена жил. В основном, конечно, родительским.

Но как воспринимаются детьми обычно родительские рассказы? Никак. Крайне редко с лёгким интересом, иногда вполуха, а чаще всего с тоскливой мыслью о том, чтобы рассказ этот поскорее закончился, родители занялись чем-нибудь полезным и оставили уже, наконец, своё чадо в покое.

Как бы там ни было, но факт существования Советского Союза Маша восприняла несколько отстранённо. Ну, победило в этом мире ГКЧП в 1991 году. И что теперь? Она и название это – ГКЧП – припомнила-то с трудом. Хотя, конечно, и знала, что именно в 1991-м Союз Советских Социалистических Республик прекратил существование.

В их мире прекратил.

А здесь не прекратил. Крови пролилось изрядно, и та же Прибалтика всё-таки сумела отделиться, но в целом страна не развалилась. Мартин утверждал, что всё только на крови и страхе держится, да ещё на том, что у коммунистов хватило ума частную экономическую инициативу полностью не придушить. Ну и цены на нефть ещё. Они здесь тоже выше крыши несколько лет уже держатся. А так, мол, толчка доброго не хватает, чтобы народ на улицы хлынул и власть ненавистную коммунистическую сверг. Вот они якобы и толкают. Революционеры-подпольщики. Террористы-демократы. Борцы за свободу и счастье народное. То ментов подорвут на фугасе, то первого секретаря какого-нибудь обкома-горкома или министра с председателем шлёпнут из снайперской винтовки. Сами гибнут под пулями милицейскими да в лагерях, сидят по тюрьмам, живут одним днём, но верят в светлое будущее для России, себя не жалеют и новых сторонников в свои ряды вербуют пачками. Да их и вербовать, как утверждает Мартин, особо не надо – сами приходят. И чем дольше всё это тянется, тем больше. Ещё немного, и победа таки будет за ними. И чёрт с ним, с Советским Союзом, пусть уже, наконец, распадётся и умрёт, как рано или поздно любой империи положено.

Много чего интересного Мартин рассказывал вчера, всего сразу и не припомнишь. Но, положа руку на сердце, больше всего Машу потрясли не его рассказы, а само наличие двух миров, двух разных Земель. А также действующего прохода между ними. Сообщения. Окна. Которым тот же Мартин сотоварищи пользовались в своих целях. Вот это действительно не умещалось в голове. По крайней мере, сразу. А СССР... Что ж, отчего бы и на самом деле в ином мире истории не пойти по несколько иному пути? Вот она и пошла. Значит, надо воспринимать это как данность. Чтобы окончательно не сломать башку. Она ещё неоднократно в жизни понадобится.

Телефон на кухне зазвонил, когда Маша, Никита и Женька заканчивали импровизированный завтрак. К этому времени они успели проснуться, умыться, а также обнаружить, что хозяев в квартире нет, но от них имеется записка следующего содержания: «Ушли по срочному делу. Завтрак на столе, чайник на плите. Скоро вернёмся. Ждите. Мартин, Павел».

– У меня зазвонил телефон, – сказал Женька, косясь на ветхий аппарат из красной пластмассы с белым дырчатым диском и обмотанной синей изолентой трубкой. – Надо же, этот музейный экспонат, оказывается, ещё и работает.

Звонок ударил снова. Требовательно и настойчиво.

– Не знаю даже, – сказала Маша. – Будь мы в своём мире...

– То-то и оно, – согласился Женька и посмотрел на Никиту. – Что думаешь?

– Думаю, надо ответить, – сказал Никита и в подтверждение своих слов протянул руку и снял трубку.

Некоторое время он, хмурясь, слушал, что ему говорят, затем осторожно положил трубку на рычаги и озадаченно почесал лоб.

– Ну?! – не выдержал Женька.

– Кажется, это был Мартин, – сообщил Никита. – Сказал, чтобы мы немедленно уходили. Через десять минут здесь будет ОМОН.

– ...ц! – выругался Женька. – Без денег и документов мы в этом городе долго не протянем.

– Деньги – в нижнем ящике стола. В гостиной. Сказал, чтобы мы их взяли и ждали его ровно в два часа на Патриарших.

– Так чего же мы сидим? – спросила Маша. – Я совсем не хочу встречаться ОМОНом. И уж тем более местным. Хватит с меня и вчерашних ментов.

Они успели.

Стараясь не бежать, степенно вышли из подъезда, пересекли двор, попали в какой-то переулок и свернули налево. То есть первым свернул Никита, а Женька и Маша последовали за ним.

– Почему именно сюда? – спросил Женька.

– По-моему, там, впереди, должна быть какая-то оживлённая улица, – ответил Никита. – А нам сейчас лучше всего быть среди народа. Чем больше людей, тем проще затеряться.

– Уж чего-чего, а улиц оживлённых в Москве хватает, – сказала Маша. – Хорошо бы вообще узнать, в каком районе мы находимся.

– Ориентировочно должны быть где-то на западе, – предположил Женька. – Сейчас дойдём до обещанной Никитой оживлённой улицы, и всё узнаем. Конечно, надо было вчера ещё у Мартина спросить. Или у этого Паши. Но лично я не догадался.

– Никто не догадался, – сказала Маша. – Олсуфьевский переулок. Вам это о чём-нибудь говорит?

– Где?

– Мы по нему идём. Вон табличка на доме.

– Действительно, Олсуфьевский, – прочитал Женька. – Что-то вроде знакомое, но сообразить не могу.

– Здесь рядом метро «Фрунзенская», – сказал Никита.

– Ух ты! – восхитился Женька. – Не подозревал, что ты такой знаток Москвы.

– Да какой там знаток, – усмехнулся Никита. – Просто когда-то тут неподалёку жила моя... э-э... знакомая, скажем так. Давно, правда, это было.

– Прямо в этом переулке?

– Нет, в соседнем. Поэтому, наверное, я сразу райончик и не узнал. Тем более в темноте. Теперь вот понемногу вспоминаю.

– А мы что, на метро поедем? – поинтересовалась Маша. – И если поедем, то куда?

– Кстати, вопрос серьёзный, – подхватил Женька. – В московском метро всегда было полно милиции. Не думаю, что метро этой Москвы, чем-то отличается от нашего.

– Мне всё время кажется, – пожаловалась Маша, – что всё это какой-то гигантский розыгрыш. Другой мир, СССР... Как это может быть?

– Не знаю, – сказал Никита. – Но мы и в самом деле не у себя. Гляньте-ка вот туда, – и он показал глазами на крышу пятиэтажного дома через дорогу.

– «Народ и партия – едины», – прочла Маша негромко. – Да уж. А... зачем?

– Что «зачем»? – не понял Никита.

– Зачем это здесь написано?

– Как напоминание, наверное, – вздохнул Женька. – Чтобы народ не забывал о своём единстве с партией. Ну и партия... соответственно.

Машину они поймали на Комсомольском проспекте. Это была грязноватая «девятка» тёмно-синего цвета, водитель которой, полноватый мужчина лет сорока, согласился подбросить их до Парка Горького за десятку. Никто не знал, много это или мало по нынешним деньгам, поэтому согласились, не торгуясь.

– Слышали? – бодро осведомился хозяин «девятки», как только все сели и «жигуль» тронулся с места. – В новостях уже с самого утра сообщили. И, главное, близко совсем от моего дома!