Внук Петра Великого - Олеся Шеллина

Карета замедлила ход. Надо же, неужели решили все-таки посмотреть, что там с герцогом, не помер ли еще ненароком? Им же нужно меня живым в Питер привезти, про здоровым никто указаний, наверное, не давал, а то Елизавета Петровна сумеет сделать так, чтобы господам стало мучительно больно, и господа хоть это прекрасно понимают. Вот только, это их пренебрежение, на чем оно основано? Так могут себя вести лишь люди, долгое время знавшие подростка и которым подобное отношение к нему всегда прощалось. Тем более, нужно убирать их от себя.

Движение прекратилось полностью. Дверь открылась, и мне в лицо ударила пригоршня снега. Показался Румберг, а рядом мелькнули тени каких-то людей, ехавших верхом. Мимо прогрохотала еще одна карета. Понятно, в ней, наверное, мое, так называемое сопровождение едет.

– Ваше высочество, Берлин. Господин Корф сказал, что нам надо будет здесь задержаться на несколько дней. Что-то не так с подорожными. Да еще и Бракель так не вовремя Господу душу отдал, – да, конечно. Почему же он подлец не дождался нас, взял и помер, надо было потом, когда мы уже уедем коньки отбрасывать. – Господин фон Брюммер займется бумагами, нам же предстоит переждать здесь в этой таверне.

И Румберг протянул мне руку, за которую я ухватился, вылезая из кареты. Вот я и узнал, что с нами точно едет какой-то Брюммер, которого я пока не видел. На улице была пурга, начинала подниматься самая настоящая метель. Карета стояла рядом с очередным постоялым двором, который сразу же вызвал у меня изжогу. Радовало, что, вроде бы мы все-таки находились в городе, а не посреди поля, как было на предыдущем месте стоянки.

Ветер хлестнул мне по лицу и чуть не сорвал с головы треуголку, за которую я уцепился, чтобы совсем не остаться без тепла. При этом движении слегка разошелся плащ, который по какой-то неведомой мне причине застегивался на одну пуговицу под горлом и горсть снега залетела под него, от чего по телу побежали мурашки и стало еще холоднее, хотя мне казалось, что уже просто некуда.

– Scheiße! Teuflische das wetter!* – я замер. Чего? Это что, я сказал? Но… Бред какой-то. я не понимаю, когда обращаются ко мне, а сам, вон, поди ж ты, выругался вполне даже по-немецки. Это было неосознанно, на уровне рефлексов, как то поглаживание солдатиков или попытка избежать прикосновений Бергхольца, словно он меня… словно эта свинья поднимала на маленького герцога руку. Та-а-ак. Нужно срочно найти какую-нибудь книгу, но уже на немецком. Может мой разум и не выучит этот язык быстро, но, мозг-то его уже знает, информация записана на какой-нибудь извилине, как га жестком диске, значит, нужно просто помочь ее извлечь оттуда, и это позволит мне «вспомнить». Уф, это уже хорошо. Хорошо, что есть возможность единственный минус убрать. Но, воспитателей, мать их, лучше все же убрать от меня подальше, а то я далек от пацифизма, могу и навалять от души. Только поправлюсь немного, да форму какую-никакую приобрету.

– Bonjour, мonsieur**, - резко развернувшись, я увидел девочку лет десяти-двенадцати, кутающуюся в темную накидку. Из-под капора выбивалась непослушная прядь светлых волос, и в целом она была довольно миленькая. Скорее всего, она ждала свою карету, но образовавшаяся пробка заставила нас обоих стоять на улице, на этом жутком ветре, и она просто решила поболтать с незнакомцем. Слава Богу, я знаю французский.

– Bonjour, мademoiselle***, - я улыбнулся, видя, как заиграли ямочки на щеках девочки. Видимо, она не ждала, что я отвечу.

– J’apprends le français et j’ai besoin de pratiquer****, - быстро проговорила она, а я только сейчас обратил внимание на то, что она одета не слишком богато.

– Je suis heureux de pouvoir vous aider*****, - я снова улыбнулся.

– Фике, Фике! – раздалось откуда-то из бурана.

– C’est l’heure d’aller******, - она скорчила гримаску, а я внезапно поддался порыву.

– Подожди, – даже не осознавая, что сказал это по-русски, я открыл дверь кареты, которая все еще стояла здесь, потому что впереди образовался небольшой затор. Вытащив коробку с солдатиками, протянул ее девочке. – Вот, держи, они тебе больше пригодятся. Продадите в случае чего. Они дорогие, а вы, я погляжу, небогаты. – Она растерянно улыбнулась и покачала головой, говоря тем самым, что не понимает меня. Я же еще настойчивей протянул коробку. – Ну же, держи.

– Фике! – тогда она взяла, наконец, проклятую коробку, от которой я просто мечтал избавиться в тот самый момент, когда взял ее в руки, сделала книксен, и побежала на зов.

Я же покачал головой. Какой непосредственный ребенок, и не побоялась же подойти… Черт, опять забыл, что я уже не стокилограммовый мужик, а хрупкий подросток, которого похоже не кормили никогда. Куда уж меня бояться. Ладно, это всего лишь эпизод возле таверны, который скоро забудется. Зато от этих дерьмовых солдатиков избавился и то хлеб.

Карета тронулась, и я едва не упал, потому что держался в это время за дверцу. Да черт бы вас всех подрал! Уроды! Что лень было назад посмотреть, чтобы не переехать кого-нибудь ненароком? Пихнув дверь, которая качнулась и захлопнулась, я обернулся к подошедшему ко мне Румбергу.

– Ваше высочество, извините за задержку, все комнаты были заняты, но сейчас одна семья съехала, и мы может пройти наверх.

– Румберг, – я тронул его за рукав. – Я хочу, чтобы ты сегодня оставался со мной. Хочу практиковать русский.

– Но, ваше высочество… – я покачал головой.

– Граф Дюкер, Румберг, ты сам забыл? – он не сдержался и сплюнул. Видимо Румберг не был слугой, и недавно переведен в эту должность. И это опять-таки хорошо.

– Конечно, ваша светлость, как я мог забыть? Господа Бергхольц и Брюммер будут недовольны.

– Мне все равно, – я равнодушно пожал плечами. – Пусть выразят недовольство в письменном виде. Я не хочу никого из них видеть, это понятно?

– Понятно, ваше… ваша светлость, – и Румберг очень серьезно кивнул головой. Похоже, я был прав, и отношение воспитателей к герцогу заметил даже слуга.

– Принеси