Андрей Ерпылев - Расколотые небеса

Он все никак не мог опомниться от тех ужасных процедур, которым ему пришлось подвергнуться в действительно инквизиторском кресле, где над ним колдовали неразговорчивые люди в зеленых хирургических халатах, с лицами, неразличимыми под одинаковыми масками, — этакие «зеленые человечки» из дешевых фантастических сериалов. Перед ним, правда, извинились небрежно, что общий наркоз невозможен из-за долгой «реактивной стадии», и придется ограничиться местным, но велели не волноваться, потому что это «не больнее, чем зуб удалить».

Конечно… Им-то виднее… Можно подумать, что они по пять раз на дню сами подобное испытывают.

Сколько раз во время пытки Бежецкому хотелось крикнуть во все горло: «Прекратите! Отпустите меня сейчас же! Я не тот, за кого себя выдаю! Поезжайте в Петербург и забирайте своего подопытного кролика!..» И истязание немедленно бы прекратилось…

Увы, все это лишь мечталось бедняге — на самом деле он лучше язык бы себе откусил, чем сказал хоть одно слово из этого. И стыд перед разоблачением играл тут далеко не главную роль.

О господи! Чего стоило только одно: после того как кожа на голове онемела от анестезирующих уколов, невидимые врачи чем-то долго гремели, а он несколько раз смутно ощущал тупое надавливание на череп и уже считал, что самое страшное позади, раздался глухой голос, известивший всех: «Ну что, господа — начнем, помолясь?…»

И началось…

Да, кожа, череп и, может быть, какой-то слой под ним действительно ничего не ощущали, но когда внезапно Александр почувствовал тупую тянущую боль где-то, как ему показалось, в самом центре своего мозга, он подумал, что сейчас умрет…

Возможно, он даже умер… На время.

По крайней мере, он вдруг ощутил себя парящим в воздухе, в метре над распростертым в глубоком кресле безвольным телом. Зеленые фигуры колдовали над зажатой блестящими струбцинами головой с закатившимися глазами, сразу на нескольких никелированных столиках поблескивали устрашающего вида инструменты, помаргивали сотней разноцветных глазков приборы… И главное, царила плотная, ватная тишина, словно его отгородили от места проведения операции глухой стеклянной стеной.

— Ну что, доволен? — раздалось в этой тишине сзади, и, обернувшись, Бежецкий увидел полупрозрачную фигуру Володьки Бекбулатова, висящую в воздухе за его спиной. — Доигрался, конспиратор хренов, тудыть твою растудыть…

«Значит, и он — того… — подумал Александр, вспомнив, что чудесно вернувшийся из небытия Бекбулатов как-то выпал из поля его зрения. — Хоть теперь пообщаемся…»

Сначала Володька провалялся в госпитале несколько месяцев после полученного при штурме Зимнего дворца тяжелого ранения, потом снова исчез куда-то по своим делам, а потом… А потом, как Бежецкий только теперь понял, он просто забыл о существовании своего закадычного друга, с головой погрузившись в свалившиеся на него хлопоты и проблемы. И даже не пообщались толком после разлуки. А теперь вот, видно, и не пообщаются никогда…

— Не дождешься, — отрезал Володька, будто подслушав мысли друга. — Вот еще! Такие, как я, в огне не горят и в воде не тонут. А уж чтобы сгинуть тихо и между делом — держи карман шире. Я, как ты знаешь, вообще не из таких. Я, если представится такая возможность, перед тем как дубу врезать, такого тарарама наделаю! Все чертям тошно будет!

— Так почему же ты…

— Как почему? Это ведь ты, а не я решил счеты с жизнью свести. И способ, вишь, какой экстравагантный выбрал! Нам, дескать, банальный пистолет в висок не подходит… Нам атомную бомбу подавай! Да верхом на ней — прямо в рай! Ведь героем хочешь в рай въехать, а, Сашка? Через парадные ворота! И чтобы Святой Петр с ключами на плече на караул встал, а? Узнаю, узнаю Бежецкого…

— Ты не понимаешь, Володя…

— Да все я понимаю. Думаешь: погибну во благо, а она обо мне вспомнит, слезу уронит… Во, держи! — сделал призрак неприличный жест полупрозрачной рукой. — Боюсь, не выгорит у тебя ничего.

— Почему?

— Почему, почему… Долго объяснять. Не выгорит, и все. Кстати, тебе уже пора.

— Куда? Стой, я ведь хотел…

Но и без того бледный силуэт друга уже был почти неразличим, а мгновение спустя Александр почувствовал, как неодолимая сила потянула его вниз, ватная тишина в ушах сменилась жужжанием, позвякиванием металла о металл и бормотанием эскулапов, в обонятельные центры ввинтилась аммиачная вонь… А заодно ворвалась в голову такая боль, будто она, бедная, была старинной артиллерийской бомбой, начиненной порохом, огонек запала уже добрался до цели, и стенки черепа через какое-то мгновение должны разлететься зазубренными осколками по всей операционной, калеча и убивая мучителей…

— Все, все, все… Мы уже заканчиваем, Александр Павлович. Контакты уже введены, и осталось лишь закрепить их в шлеме… — на голову легло что-то мягкое и настолько прохладное, что мученик ощутил горячую благодарность неведомому благодетелю. Впрочем, эффект оказался мимолетным. — Вот все и завершилось. Теперь вам сделают несколько инъекций, вы полежите полчасика и…

— И буду полностью готов к прожарке… — попытался пошутить Бежецкий, едва ворочая одеревеневшим от наркоза языком. — Благо вертелов вы в меня уже насовали…

Боль постепенно уходила, и ему казалось, что жизнь не так уж и ужасна. Тем более — тот небольшой отрезок, что ему остался.

«Ну что, Володя, повоюем еще?…»

— Неужели эти железки нельзя было оставить на своем месте еще после первой операции, — пробурчал Александр, пытаясь восстановить кровообращение в затекшей от неудобного положения шее, — попробовал бы тот умник, который изобрел эту вешалку, сродни орудию средневековой пытки, сам провисеть на ней два часа кряду. — И времени бы массу сэкономили, и вообще…

— Вы разве торопитесь? — поинтересовался профессор медицины Амбарцумян, только что блестяще завершивший установку контактов и теперь с удовольствием озирающий результаты своей работы. — Мне кажется, что вам любая секунда отсрочки должна быть дорога.

— Зря кажется. Секунды-то дороги, конечно, но не под вашим ножом, сударь.

— Чушь городите! — обиделся, судя по тону, хирург — лица его Александру по-прежнему не было видно. — Скальпель или, как вы изволили выразиться, нож в данной операции вообще не применялся. Золотые электроды вводились внутрь вашего черепа исключительно через отверстия, сделанные лазерным сверлом. Если хотите знать, то вы даже капли крови не потеряли.

— От всей души благодарен вам за это, — саркастически заметил Бежецкий. — Это так важно для меня… Особенно сейчас.

— Оставьте иронию, — еще больше надулся хирург. — Вам делали операцию по методикам даже не двадцать первого века, а двадцать второго! Тысячи будущих пациентов будут благодарны вам за ту помощь, что вы оказали медицине.

На это пациенту по-настоящему было нечего возразить. И он промолчал.

— А оставить электроды в… во внутречерепной полости, — Камо Вахтангович никак не мог успокоиться, — было нельзя. Невозможно. Во-первых, это просто бесполезно — даже сделанные из высокопробного золотого сплава, их тончайшие острия очень быстро окисляются и контакт с нервными центрами теряется…

— Достаточно, — перебил медика Александр, не к месту вспомнив известный анекдот про Наполеона, отчитывавшего своего маршала за сдачу важной крепости. — Я вам очень благодарен, профессор. Надеюсь, что контакт не потеряется за то время, что мне…

— Это исключено. Часов двенадцать я вам легко могу гарантировать.

— Это даже чересчур, — вздохнул Бежецкий, с помощью ассистентов хирурга покидая кресло. — Что-то мне подсказывает, что управлюсь я гораздо раньше…

Маргарита появилась в «центре управления», по своему обыкновению, без предупреждения.

«Град Чудымушкино» опустел. Хотя ученые клятвенно обещали, что после взрыва на высоте одиннадцати тысяч метров над землей выброса радиации практически не будет, поскольку он должен произойти уже в «запределье», и переход схлопнется в течение каких-то долей секунды, меры безопасности были приняты в полном объеме. Все немногочисленные службы, что еще оставались, были свернуты и перемещены за «черту ответственности», а то, что перевести было нельзя, постарались защитить по максимуму. В частности, «центр управления» был переведен из обычного жилого дома в бункер, оборудованный в обширном подвале одного из бывших жителей. И уж тут специалисты развернулись вовсю. Обиталище «головастиков», как военные прозвали ученых, выдержало бы даже, если самолет Воинова-Бежецкого рухнул бы прямиком ему на крышу и ядерное устройство, смонтированное в фюзеляже — вещь вообще невероятная при тех супернадежных предохранительных системах, что в нем были предусмотрены, — сдетонировало.