Иван Евграшин - Стальной лев революции. Восток

Роман рассказывал о побоищах на улицах города. По его словам сложно было понять, к чему вела борьба с чужаками, но Селиванову подумалось, что, скорее всего, не случись революции, все бы потихоньку успокоились и постепенно притерлись друг к другу. Город мог перековать чужаков под себя, но вышло иначе. В целом, Февральскую революцию приняли в Ижевском положительно. Тем более что ожидались перемены к лучшему.

Война продолжалась, ожидалось увеличение военных заказов, а вместе с этим и рост заработков. Ижевцы создали Совет рабочих депутатов, получивший всю политическую власть в Заводе. Впрочем, что касалось дела и конкретного управления мастерскими и фабриками, то здесь распоряжались инженеры и техники, умелые мастера и «царские кафтанники».

Совет в Ижевске прижился быстро и прочно. Депутатов туда выбирали не по политическим соображениям, а исходя из значимости каждого человека для города и заслуги перед Заводом. Поэтому решения принимали представители потомственных кланов, старые и опытные оружейники, литейщики, люди практической сметки, возвращающиеся фронтовики, рабочие, ценность которых определялась в мастерских и у станков, а не в говорильнях на митингах.

После возникновения Временного правительства из других городов в Ижевский стали наезжать разные политиканы. Лезли эсеры и социал-демократы, возникли как грязная пена на волне всеобщего разброда и шатания анархисты, попадались и говоруны умеренного толка, обещавшие установить в России форму правления, выбранную народом. Тем более что о том говорил последний Царь при своем отречении. Всех этих болтунов заводчане всерьез не воспринимали и продолжали заниматься своими делами, поскольку работы полно. Точно так в Ижевске отнеслись и к каким-то большевикам, появившимся осенью семнадцатого и объявившим о перемене власти. Ижевцы высказались только «за», ведь им сказали, что бразды правления государством теперь принадлежат пролетариату.

— Хорошо, пусть так, — сказали в Ижевском. Людям, в общем, оказалось все равно, главное, чтобы Завод работал и поступали заказы, а то жене и детишкам пора обновы справлять, да на столе нужна миска щей, и пожирней. Тем более что ижевцы и сами пролетариат.

Отлаженный десятилетиями заводской механизм большевики поначалу не тронули. Не вмешиваясь в дела заводчан, создали свой Ревсовет, несколько комиссий и партийных ячеек. Поскольку перебоев с поставками провизии, как в столицах, ижевцы не испытывали, зима прошла для них как обычно в трудах, заботах. Были и праздники, и обычные горести. Все как всегда — винтовки выделывались, стволы растачивались, жалование выплачивалось. На базаре тоже изменений не произошло — приезжали крестьяне, привозили продукты на продажу. В мясных рядах дымилась свежатина. В хлебных — вовсю мерили, вешали, ссыпали муку и зерно. Народ рядился, торговался, ругался, продавал и покупал.

Весной 1918 года новая власть как-то неожиданно урезала заводчанам огороды, посчитав подсобное хозяйство мелкобуржуазным пережитком. Большевики так и заявили, что рабочий должен выполнять задание у станка, а не думать об окучивании картошки, прополке грядок или заготовке сена для коровы. Только с этого момента заводчане начали задумываться о новой власти. Народ в большинстве своем недоуменно качал головами.

«Не может такого быть, чтобы моя родная пролетарская власть отнимала у меня, рабочего, мой покос и выгон. — Говорили рабочие. — Откуда налог на нетрудовой доход? Это какой же доход у меня нетрудовой? Сдаю комнату в моем доме? Так его ставил еще мой дед с отцом и дядьками. Сами рубили, душу вкладывали. Сейчас за их труды мне прибавка».

Немного погодя, когда люди почувствовали перемены, у них появились еще вопросы: как распределяется продовольствие? Почему женам рабочих и служащих в Заводе выдают крохи и только по продовольственным карточкам, а большевицким женам и подругам выдают консервы, сухофрукты, муку, сахар, чай, кофе, вино — немерено?

Вот и начали ижевцы задумываться о том, почему это в красной гвардии состоят бывшие пленные австрияки? Кто заправляет в Ревсовете? Из кого набирают милиционеров? Куда потащили уважаемых купцов люди в кожанках? Откуда взялись эти чекисты? Совершенно справедливо говорили рабочие, были и перегибы, и злоупотребления. С другой стороны, никто и не собирался разбираться в их особенном оружейном мирке. Да и зачем? Надобности в этом новая власть не видела.

Тем временем у заводчан накопилось много вопросов, а за ними последовали требования. Люди хотели навести порядок в политической и общественной жизни, а главное — в управлении производством и в работе. В результате большевики дважды, в конце мая и в конце июня 1918 года, потерпели поражение на выборах в Ижевский Совет, но это оказалось только началом конца Завода. Большевики и эсеры-максималисты с помощью вызванных из Казани подкреплений разогнали городской Совет, и власть в городе перешла сначала к новому исполкому, в котором большинство оказалось за большевиками и максималистами, а затем к Ижевскому военно-революционному штабу. Эти действия только усиливали недовольство «старых» ижевцев, как и неверная земельная политика и запрет свободной торговли. Последняя мера вызвала протест и у крестьян близлежащих деревень, десятилетиями сбывавших свою продукцию заводчанам.

Сильнейшее возмущение ижевцев вызвало убийство эсерами-максималистами меньшевика Сосулина, авторитетного среди заводских рабочих. Популярность новой власти стремительно падала, и в мае 1918 года политическая инициатива в городе перешла к блоку меньшевиков и правых эсеров. Позиции правых социалистов еще более усилились после перехода на их сторону городского «Союза фронтовиков». Несмотря на то, что формально им руководили рядовые солдаты и унтера, фактически Союзом командовало офицерское ядро, ещё более правое, чем эсеры и меньшевики. Организация, насчитывавшая около четырех тысяч членов, у многих из которых дома хранилось оружие, и стала ударной силой восстания.

«Пришлые» не учли и того, что десять тысяч заводчан, работающих в две смены в мастерских, у станков, в литейных и сборочных цехах были работниками высочайшей квалификации со сложной и мощной культурой труда в двести лет на одном месте. Зачастую люди работали за теми же станками, что и их отцы, а иногда и на том же самом месте, где стоял их дед. Кроме того, производство материальных ценностей, а тем более шедевров искусства без соответствующего культурного уровня невозможно. Поэтому ижевские мастера, как и воткинские, составляли особую касту в рабочей среде и очень этим гордились, но оказалось, что большевикам все равно, какие там у ижевцев прежние заслуги. Перед новой властью их не было. Вся страна голодала, и никого, в общем, не интересовали ни ижевские традиции и привычки, ни уклад их жизни. Пришедшие извне в Ижевск голодранцы видели перед собой хоть и рабочих, но прежде того — богатеев.