Борис Орлов - Джокер Сталина

Провозглашенная Венгерская Советская Социалистическая Республика получила назад две трети Трансильвании и Банат, то есть те территории, где этнические венгры составляли большинство. По такому же принципу к Венгрии отходили территории Югославии.

Кроме территориальных потерь, Румыния лишалась своей нефтяной промышленности, интегрированной в промышленность Союза Социалистических государств. Коммунисты гарантированно получали в парламенте новой республики не менее тридцати процентов мест, начиналась разработка новой конституции страны.

Чехословакия же вовсе прекратила свое существование. Чехия вошла в состав ГСФСР, Словакия же с восторгом влилась в Советский Союз на правах автономной республики. Правда, в приватных беседах в кулуарах Кремля Братиславе пообещали статус Союзной республики, полагая, что Словакия вполне может занять место утерявшей этот статус Украины. Однако это могло произойти не раньше, чем словаки окончательно и бесповоротно встанут на социалистический путь развития, принятый на остальной территории СССР.

Та же участь ожидала Эстонию, Латвию и Литву. Согласно договору между СССР и ГСФСР побережье Литвы и часть Латвии вплоть до Западной Двины становились частью территории Красной Германии. Эстония и другая часть Латвии входили в состав РСФСР как Прибалтийский край, а литовские территории – в состав БССР, без всяких прав и намеков на автономии.

Финляндию постигла участь, схожая с участью Румынии. Финская секция Коминтерна в полном составе прибыла в оккупированный Хельсинки и занялась формированием нового правительства, где коммунистам гарантированно предоставлялось не менее сорока процентов портфелей, из которых как минимум четыре должны были быть основными: министерство обороны, министерство внутренних дел, министерство иностранных дел и министерство финансов. Советской стороне отходили территории Карельского перешейка, включая город Выборг, значительные территории Карелии и город Печенга с никелевыми рудниками. В городах Або, Турку и Хельсинки, а также на Аландских островах появлялись советские военно-морские базы.

Легче всего отделалась на этом фоне Югославия. Она теряла Даламацию, Воеводину, Банат и Македонию, но эти потери были незначительными на фоне Румынии, потерявшей чуть не половину территории, или Польши, сохранившей едва ли треть от довоенных владений. Союз Социалистических государств потребовал разрешить деятельность коммунистической партии, наложил относительно мягкую контрибуцию, так что регент Павел вздохнул спокойно: ему удалось сравнительно удачно выйти из этой войны. Единственным темным пятном было требование Союза ССР выдать всех русских эмигрантов, проживавших на территории Югославии, но, в конце концов – кому нужны эти эмигранты? Хотят русские загнать их в Сибирь? Да на здоровье! Забирайте!..

А Москва праздновала победу. Конечно, это не было похоже на то невероятное счастье, которое Сашка видел в старых документальных кадрах сорок пятого года. Но тогда народ воевал четыре года, миллионы потерь, разрушенные города, сожженные села… В этот раз все прошло легче: потери Советского Союза составили около ста пятидесяти тысяч убитыми и ранеными, причем пришлись они почти исключительно на военнослужащих – потери среди гражданского населения не превышали и трех десятков человек.

Отгремели сапоги солдат по Красной площади, и многочисленные музыкальные коллективы расположились прямо на площадях и улицах города, приглашая всех москвичей и гостей столицы продолжить праздничный вечер. Но люди, собиравшиеся в этот час на даче в ближнем Подмосковье, ехали не отдыхать. Каждая встреча с Хозяином огромной страны была экзаменом, проверкой – не притупилось ли классовое чутьё у рыцарей революции, не сожрала ли душу ржавчина стяжательства и не обленился ли ум… Иосиф Виссарионович Сталин сам работал по двадцать часов в сутки, и соратникам поблажки не давал.

И им было, что сказать сегодня. Немолодым людям, прошедшим не одну войну, тюрьмы и ссылки, видавшим такое, от чего обычного человека быстро принял бы дом скорби в полном смятении духа.

Но при том, что испугать их было очень сложно, они всё равно боялись. Нет, не Сталина, хотя в гневе он производил пугающее впечатление, и не тюрьмы или расстрела. Те, кто боялись подобного, в революцию не шли, оставаясь дома. Они боялись отлучения от времени. От гудящего пламени событий, в котором и кипела настоящая жизнь.

Глядя из окна второго этажа на то, как подъезжают машины к крыльцу дома, как выходят приглашённые гости, Сталин спокойно набивал трубку, просматривая внутренним взглядом события последних лет. Много чего случилось за эти годы. И хорошего, и плохого, но больше все-таки непонятного.

Престарелый мальчишка, матерый волк в шкуре ребёнка был вброшен в этот мир, словно факел в кучу динамита. Что-то взорвалось сразу, что-то – чуть погодя, что-то пока еще летело, разбрасывая искры из подожженного фитиля.

Досталось всем, а больше всего тем, кого этот мальчик считал своими врагами и врагами страны: британцам, американцам и прочим представителям мирового капитала. И если сам Сталин относился к ним как к врагам, но спокойно и взвешенно, то Белов каждого такого господина рассматривал исключительно через прицел, не забывая вовремя нажимать спусковой крючок.

Разумеется, ненависть была взаимной. Десятки покушений предотвратило ведомство Берии, чуть меньше – Кирова, и буквально пару штук – Артузова, но отметились все. Вся погань и нечисть, что скопилась в мире, словно поставила своей целью извести одного человека – семнадцатилетнего подростка, и спецслужбы Советского Союза снимали богатый урожай с этого участка.

Сталин хмыкнул. Вот тоже – спецслужбы. Словечко, привнесённое Александром. И ведь прижилось. Вообще отношение соратников к Александру иногда заставляло Сталина испытывать чувство ревности, которое он, конечно, давил, но избавиться совсем не мог. Теперь у каждого руководителя, к которому мог зайти Саша, был готов холодный квас, кофе и хороший абхазский сыр. А ещё каждый изворачивался как мог, чтобы свести его с очередной девицей подобающего возраста. Но тот был неуловим, словно призрак, подсовывая вместо себя каких-то других парней и вообще всячески избегая политических альянсов. И вот это качество Сталину нравилось больше всего. Крепко поднаторев в искусстве политической интриги, Иосиф Виссарионович, конечно, знал, как это происходит. Да даже его первый брак с Экой Сванидзе показал, как происходит такое влияние и как тяжело от него избавиться.

А ещё у Александра была удивительная способность общаться с людьми. Он никогда не выступал просто так, а всегда превращал любой митинг в спокойную доверительную беседу. Разговор равного с равными. И эффект от такого разговора был иногда посильнее, чем любое собрание.