Элоиза Джеймс - Герцогиня-дурнушка

Тео тоже захотелось выпить, но вряд ли было уместно говорить об этом сейчас.

Джеймс налил ей бокал из той же бутылки.

– Мне не хочется, – вежливо отказалась она.

– Сегодня был чертовски трудный день, – сказал Джеймс, вкладывая бокал ей в руку. Он прищурился. – Ты отказываешься, потому что я пил из этой бутылки, не правда ли?

– У нас с тобой разные понятия о гигиене, – ответила Тео и тут же поняла, что сказала глупость.

– Ты опасаешься моего рта? Моей слюны?

– Я просто… – Она в смущении умолкла.

Джеймс вдруг наклонился, обнял ее и привлек к себе. Тео непроизвольно закрыла глаза, когда их губы встретились. И в тот же миг язык мужа скользнул меж ее губ. Внезапно вспомнив, как Джеймс смотрел на нее сияющими глазами много лет назад, Тео обвила руками его шею и поцеловала в ответ. Когда же поцелуй их прервался, она тихонько вздохнула. А Джеймс выпрямился и медленно отвернулся. Теперь он стоял к ней спиной, и она упивалась видом его выпуклых ягодиц и мощных мускулистых ног. Причем было заметно, что он слегка дрожал.

Минуту спустя Джеймс повернулся лицом к кровати.

– Ну что? – сказал он с добродушной улыбкой. – Как насчет кусочка цыпленка?

Тео посмотрела на бутылку и подумала: «Как приятно было бы треснуть тебя ею по голове и согнать с лица эту твою улыбку». Но вместо этого она сделала нечто столь же для нее немыслимое, как для пирата – выбросить за борт рубин. Тео взяла бутылку, поднесла ее к губам и отхлебнула глоток. Вино оказалось изумительным; у него был вкус персиков и лета и острый запах только что срезанных цветов. Возможно, такого прекрасного вина она еще никогда не пробовала.

Тео выпустила из рук простыню во время их поцелуя – и теперь, когда снова легла, почувствовала, что ее груди полностью открылись. Но она не стала подтягивать простыню и, откинувшись на подушки, сделала еще глоток восхитительного вина – отхлебнула с закрытыми глазами.

В кои-то веки ей не нужно было наблюдать за своими гостями, чтобы увидеть, понравилось ли им вино, и не нужно было оценивать букет, чтобы удостовериться, что вино соответствовало поданным на стол блюдам. Сейчас она пила лишь по одной-единственной причине – хотелось получить удовольствие.

Джеймсу, конечно, не раз приходилось терпеть боль, но он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь испытывал большие мучения, чем в этот момент. Тео лежала, откинувшись на гору подушек, и ее великолепные груди с розовыми вершинками манили его, как чудеснейший дар небес, – а он должен был оставаться на своей стороне кровати. Должен.

Это была осада – долгая и затяжная, и Джеймс заставлял себя думать о том, сколько времени ушло на то, чтобы застелить эти проклятые простыни. К счастью, его желание чуть-чуть притушилось, и он вздохнул с некоторым облегчением.

Несколько минут спустя Джеймс протянул руку и забрал у Тео бутылку. Глаза ее слегка остекленели, и он заподозрил, что все эти годы она не выпивала больше глотка за один раз. Если вообще пила.

– Вот цыпленок, – сказал он, подавая ей кусочек. – Поешь…

Словно моряк, захлебывающийся свежей водой после долгих месяцев в море, он наблюдал, как сочные губы Тео смыкались вокруг цыплячьей ножки. Опустив руку, Джеймс с силой ударил себя по восставшей плоти. Вспышка боли по крайней мере помогла ему сохранить контроль над собой.

– Разве тебе не больно? – спросила Тео, с восхищением разглядывавшая его.

Лежа на боку, точно какой-нибудь сибаритствующий римлянин в бане, Джеймс чувствовал себя идиотом. Но если Дейзи нравилось то, что она видела… Что ж, тогда пусть смотрит, и тогда в ней непременно проснется желание – он знал это наверняка. Ведь не мог же бесследно исчезнуть тот чудесный родник нежности и радости, который переполнял их обоих много лет назад.

– Нет, совсем не больно.

– Расскажи еще что-нибудь о пиратской жизни, – попросила Тео. Быстро уничтожив цыплячью ножку, она потянулась за пирожком с ветчиной.

Джеймс судорожно сглотнул. Ему не следовало думать о ее грудях и о губах. А также о том, как она сейчас соблазнительна и желанна…

– Дейзи, я же говорил тебе, что никогда не был пиратом. Поэтому-то я и не беспокоюсь насчет ареста. Когда мы находили что-то из королевских сокровищ, то всегда возвращали их. Именно поэтому мы получили документы, разрешавшие нам ходить под испанским, голландским и сицилийским флагами.

– Но ведь атаковать жестоких пиратов – это еще опаснее, – заметила Тео. Она прикончила пирожок с ветчиной и принялась за другой. Джеймс уже забыл, какой у нее аппетит. Она способна была съесть вдвое больше взрослого мужчины и при этом не прибавить ни унции.

– Это все равно что быть военным моряком. – Джеймс оторвал взгляд от ее лоснившихся губ. – Как только мы засекали цель – обычно благодаря тому, что они поднимали черный флаг с черепом и костями, – мы их топили.

– Флот из двух кораблей… – в задумчивости проговорила Тео. – Какие суда вам было труднее всего победить?

– Невольничьи, – ответил Джеймс без колебаний.

– Невольничьи суда? Пираты занимаются работорговлей? – с удивлением пробормотала Тео, и рот ее раскрылся, образуя идеальный круг.

Джеймс со вздохом кивнул:

– Да, в каком-то смысле. Пираты захватывают невольничьи корабли. Поскольку же добычей являются люди, пираты не пересаживают рабов на свой корабль. Вместо этого они переводят часть команды на невольничье судно, и те ведут его в ближайший порт, где груз можно продать. Поэтому мы атаковали каждый корабль, известный как невольничий, – кто бы им ни владел.

Рот Тео превратился теперь в строгую тонкую линию, и она отложила недоеденный пирожок в сторону.

– Это совершенно недопустимо. Отвратительно! Просто позор, что так много стран колеблются, не решаясь вслед за Англией запретить работорговлю.

– Полностью с тобой согласен.

Глаза Тео вспыхнули радостью.

– Приятно это слышать. Потому что герцог Ашбрук… То есть его поместье поддерживает попытки объявить не только работорговлю, но и само рабство вне закона. К сожалению, это обходится нам в сотни фунтов на подкуп.

Джеймс с улыбкой кивнул:

– И с этим я полностью согласен. Похоже, ты прекрасно управляешь хозяйством. Но скажи, как тебе удалось сделать это жалкое подобие поместья настолько прибыльным, что стало возможным тратить лишние сотни фунтов – пусть даже для самых благородных целей?

– Я начала с ткачей, – ответила Тео улыбаясь. – Помнишь, у меня возникла идея воспроизвести ткани эпохи Возрождения? Например, старинные узорчатые ткани, которые так трудно отыскать в наше время.

– Да, припоминаю, но Рид не был уверен, что их ткацкие станки способны воспроизводить такие сложные узоры, верно?