Александр Санфиров - Вовка-центровой

— Это мне насовсем? — дрожащим голосом спросил он.

Вовка улыбнулся.

— Нет, только на эту зиму, откатаешься, и я их сдам обратно. Да не переживай, они все равно тебе на следующий год будут малы, — успокоил он напрягшегося брата.

Мишка продолжал разглядывать свое приобретение, а Вовка достал еще один сверток и подал отцу.

— Батя, а это тебе, у тебя ведь тоже скоро соревнования, вот я для тебя нашел по случаю вещички.

Отец, нахмурившись, начал разворачивать газету и обнаружил в свертке новое борцовское трико и борцовки.

— Ну ты, Вовка, и жук, — сказал он огорченно, — откуда в тебе такая черта появилась, что-то достать, выменять? Не было у Фоминых такого никогда.

— Да ладно тебе, батя, — успокаивающе сказал сын, — у нас для всей команды форма приготовлена, не только тебе, так что не переживай, белой вороной не будешь.

— Вот это другое дело! — воскликнул повеселевший Павел Александрович. — Теперь вижу, что ты за общее дело болеешь, не только за своих.

После чего он решил, что ему тоже необходимо примерить новое трико, и скрылся за занавеской. Немного погодя оттуда раздалось довольное ворчание.

Через некоторое время он вновь вышел в комнату и уселся за стол.

— Да, — задумчиво сказал он, глядя на Вовку, который уже собирался в вечернюю школу. — Ну, и каша заварилась! Если бы кто год назад сказал, что ты будешь в чемпионате Советского Союза играть, я бы тому точно в лоб дал. Ты хоть понимаешь, какая это ответственность? Смотри, если не будешь справляться, лучше сам уйди. Как мне людям в глаза смотреть, если вы проигрывать будете? А ведь ваша команда не шибко хорошо играет. Я совсем недавно прочитал, что они свердловчанам пятнадцать — один продули. Так что, если так будете и дальше играть, домой лучше не приходи — пришибу.

— Паша! Ты что несешь! — ахнула мать. — Разве можно сыну такое ляпнуть? Как будто он один за всю команду отвечает.

Павел Александрович слегка сдулся, понимая, что сказал лишнего. Но тем не менее спросил у жены:

— Люда, ты вот скажи, я хоть раз соревнования проиграл?

Та махнула рукой:

— Ой, опять ты, Паша, за старое, ну не проиграл, так что? Ты на себя-то посмотри. Я когда за тебя ходила болеть, мне твоих соперников всегда жалко было. И чего ты всегда мелких таких выбираешь.

Отец раздраженно сказал:

— Ничего они не мелкие, нормальные мужики, и я их не выбираю, к тому же я не виноват, что здоровей меня в городе никого нет, а победы не так легко доставались, как ты считаешь. Ладно, Вовка, не переживай, — ободряюще сказал он старшему сыну, — это я так, для острастки выдал, чтобы не расслаблялся. Раз взялся за гуж, не говори, что не дюж.

— Послушай, — добавил он немного погодя, — я смотрю, ты мясом начал обрастать, плечи вон какие появляются. Может, ты по моим стопам пойдешь, борьбой займешься? Классика — это вещь! Не то что мячи гонять да шайбу.

— Нет, батя, — улыбнулся Вовка, — классической борьбой точно заниматься не буду, а вот если бы время было, боксом бы занялся с удовольствием. Только вот нет для этого времени совсем.

На следующее утро Вовка отправился к динамовскому стадиону, расположенному в одном из районов Куйбышева. Когда он подошел к хоккейной коробке, расположенной рядом с катком, залитым на месте футбольного поля, там уже готовились к тренировке несколько игроков. Фомин вежливо поздоровался с ними и представился, в ответ послышалось несколько приветственных возгласов. Он заметил несколько удивленно-любопытных взглядов. Раздевалки у хоккеистов не было, и они переодевались в открытой всем ветрам фанерной будке. Места там было впритык, хватало только чтобы не задевать друг друга задницами. Не особо рослому Фомину внимания уделялось мало, зато появившийся Вовка Третьяков вызвал почти фурор. Особенно восторгались все его габаритами.

Когда же оба Вовки приступили к переодеванию, вокруг воцарилось озадаченное молчание. Столпившись вокруг них, хоккеисты во все глаза рассматривали никогда до этого не виданные доспехи.

— Эй, молодежь! — обратился к новичкам один из стоявших. — Где это вы такие штуки раздобыли и на какой хрен они вам нужны?

— Где раздобыли, там уже нет, — уклончиво сообщил Фомин, — а для чего нужны, узнаете, когда будем играть.

Когда на горизонте появился тренер, почти вся команда была готова к тренировке.

Основин, чем-то капитально озабоченный, сразу приступил к разминке. Разминка продолжалась недолго. По ее окончанию тренер построил команду и, оглядев своих воспитанников, заметил недовольное выражение на лице Фомина.

— Чем недоволен, Володя? — спросил он. — Какие проблемы?

— Да нет, все нормально, Константин Андреевич, — миролюбиво ответил тот.

Основин повысил голос:

— Давай говори, я же вижу, ты чем-то недоволен, может, разминка не устраивает?

Фомин вздохнул и сказал:

— Да всем недоволен, разминка ладно, так себе, а вон от этих парней перегаром несет, вратарь уже три беломорины до начала тренировки засмолил. Мы куда попали? Это что, команда? Неудивительно, что чемпионат начали с проигрыша.

Игроки зашумели, а вратарь, криво улыбнувшись, подкатил к Вовке и, нависая над ним, сказал:

— Пацан, ты вообще кто? Тебе слова здесь никто не давал, ты что, мой папа, чтобы про курево разговор заводить.

Два подгулявших игрока не вступали в пререкания, но периодически бросали на Вовку злобные взгляды.

Тот не стушевался и спокойно стоял, игнорируя грубые выкрики в ожидании ответа тренера.

Основин уже пришел без настроения, а тут еще молодой пацан вздумал указывать ему на огрехи в работе, и он окончательно взбеленился. В хоккейной коробке раздались его громкие маты и крики, досталось на орехи всем: и выпивохам, и курильщикам, а заодно и Вовке, которому было сказано:

— Сначала авторитет заработай, а пока ты никто и звать тебя никак!

Только минут через десять взбудораженные неожиданной перепалкой игроки были разбиты на две команды и начали игру.

Вовку ехидно улыбнувшийся Основин поставил центральным нападающим, а двух игроков, от которых действительно прилично несло перегаром, тоже определил в его пятерку.

Игра началась нервно, разозлившиеся хоккеисты решили устроить «веселую жизнь» малолетнему наглецу. Но Фомин, не обращая особого внимания на эти неприятности, действовал спокойно и уверенно и уже через пару минут сделал сольный проход и забил шайбу в левый верхний угол ворот. Игра была остановлена, взрослые мужики удивленно переглядывались, а Основин молча поднял большой палец вверх. Через полчаса он остановил игру и сказал: