Владимир Поселягин - Офицер Красной Армии

— Людей нет, но вот вещей… Барахольщики. Пошли, осмотрим сараи. Поглядывай вокруг, мало ли.

В конюшни были обнаружены дремлющие на соломе лошади да корова, из соседнего помещения доносилось блеянье. Пройдя к следующему строению, я обнаружил, что там был сеновал, крышка погреба и небольшой склад оружия, видимо собранного на поле боя. В основном оружие было повреждено, из трёх десятков я не обнаружил ни одного целого. Снова огонь догорающей спички лизнул пальцы и я махнул ею, гася. Осталось последнее строение, небольшой сарай.

Иван сторожил двор, охраняя тылы, так что действовал я один.

На двери был замок и я понял, что мы на верном пути. Тремя ударами приклада винтовки сбив замок, я распахнул ворота, вглядываясь в темень, что стояла внутри. Заходить было опасно, если лётчик в порядке, он может атаковать. Его состояние я не знаю, хотя Гриша сказал что его 'слегка' попинали.

— Ей, есть тут кто? — спросил я.

В ответ была тишина, но внимательно прислушавшись, затаив дыхание, я вдруг различил хриплое дыхание больного человека.

— Вот чёрт, — быстро зашёл я в сарай и зачиркал спичкой. Склонившись над беспамятным парнем лет двадцати двух на вид, я потрогал его лоб и, погасив почти договорившую спичку, позвал Ивана:

— Курсант, давай сюда.

— Что случилось, товарищ старший лейтенант? — подбежал тот к входу в сарай, пытаясь разглядеть, где мы.

— Лётчик болен, жар у него. Похоже, простыл тут. Грузим его на мою плащ-палатку и несём к твоей бабке. Там банька, вылечим.

— В баню ему сейчас нельзя. Жар надо сбить, — резонно ответил Иван, подходя ближе и помогая мне перевалить на плащ-палатку тяжелое тело лётчика.

— Там разберёмся. У вас кто в медицине понимает?

— Была бабка одна, травами лечила, так её Гришка в хате запер и подпалил, сгорела она.

— За что он её так?

— Говорил что ведьма.

— Понятно. Ну что, берём?

— Берём.

Взяв за края плаща, мы вынесли летчика и понесли его по двору, в обход собачьей будки на улицу. Там дальше заторопились в сторону бабки Ивана. Надеюсь у неё найдутся средства, чтобы помочь парню. Мы вполне могли опоздать и прийти к нему на помощь слишком поздно.

***

Заметив, как на крыльцо вышел наш больной лётчик, поддерживаемый сбоку бабкой Глафирой, я заторопился к ним, прижимая приклад винтовки к бедру, а то ремень всё скользит на плече.

— Здорово летун. Рад, что ты очнулся. А то я уже бояться начал. Три дня в сознание не приходишь, четвёртый пошёл.

Лётчик, а вернее штурман дальнебомбардировочного полка лейтенант Захаренко, как я узнал из его документов, слабо улыбнулся и с блаженной улыбкой посмотрел на солнце, что жарило сверху. Второй день как погода нормализовалась, дороги начали высыхать, да и на улице было достаточно тепло. Вон я в одной форме ходил, хотя дня три назад без шинели на улицу и не выходил.

— Вроде ничего себя чувствую, товарищ старший лейтенант, но сил совсем нет. Спасибо, что освободили меня из плена.

— Да чего тут, братишка, мы оба с тобой фронтовики. Командиры красной армии, — весело хлопнул я его по плечу и присел рядом на ступеньку крыльца. — Неужто не слышал про фронтовое братство? Сам погибай, но товарища выручай. Взаимовыручка между родами войск является залогом победы. Ничего, оклемаешься, двинем к фронту. Пора уже, и так тут задержались, слухи могут пойти, а нам этого не надо.

— Лейтенант Захаренко, Игорь, — протянул руку штурман. — Штурман эскадрильи.

— Я в курсе, нашёл твои документы среди барахла полицаев. Потом отдам, — ответил я, пожимая ему ладонь. — Думаю, обо мне уже Глафира Ивановна рассказала. Старший лейтенант Григорьев, Виталий Александрович, бывший командир пулемётной роты, стрелкового полка.

— Не особо много, успела рассказать. Я всего два часа как в себя пришёл.

— Ты вчера глаза открывал, потом уснул, мне уже доложили.

— С какого месяца воюете? — сменил тему летун, — продолжая греться под лучами солнца.

— С двадцать второго июня сорок первого года, — сняв пилотку, ответил я, поглаживая жёсткий ёжик волос, наголо бритой головы. — Кадровый я. Моё подразделение сбило из зенитки штурмовик в первый день войны, на следующий день повредило второй. А первый бой был двадцать восьмого июня. Хорошо мы тогда немчуру из засады накрошили…

В это время раздался крик:

— Товарищ старший лейтена-а-ант!.. Еду-ут!..

— Кто это? — дёрнулся лётчик.

— Сиди спокойно, — успокоил я его. — Пока я тут в деревне собирался к отходу, то успел набрать людей в отряд. Правда, пока из двух человек. Меня и внука бабки Глафиры. Курсант артиллерийской школы оказался. Полезный паренёк. Сейчас он на НП находится, отслеживает ситуацию на обеих дорогах, что ведут в деревню. Во-он с той крыши.

— Немцы едут?

— Может и они, — рассеянно ответил я, вставая и отряхивая штаны. Одет я был в форму красноармейца, но со знаками различия старшего лейтенанта и стрелковыми эмблемами. Только они да кобура с пистолетом на боку выбивались из образа. А так с виду самый настоящий красноармеец, у меня даже каска была закреплена сбоку. Я же говорю, эти полицаи были изрядными барахольщиками.

— Сюда!.. — продолжал надрываться Иван. — Восточная дорога!..

— Ну вот, хоть указал, откуда едут. Учишь их учишь, — проворчал я и, подхватив прислонённую к крыльцу винтовку, направился к калитке, но сделав пару шагов, остановился, крикнув возившейся у сарая хозяйке:

— Глафира Ивановна, мы уезжаем через пару часов, подготовьте лётчика. Хорошо?

— Хорошо, — кивнула та, и горестно вздохнув, направилась к крыльцу, где штурман, цепляясь за перила, пытался встать.

— Я помогу, — упрямо склонив голову, известил тот.

— Сиди помощник, у меня три дня было, чтобы создать тут оборону. А в этом я неплохо разбираюсь, уж поверь мне. Вряд ли там большая группа, отобьёмся. Лучше готовься к транспортировке. Через часок Иван подгонит к вам телегу, будете грузиться. А сейчас извини, мне спешить надо.

Выйдя на улицу, я быстрым шагом поспешил в сторону восточной дороги. Похоже, комендачи объезжают владения и собирают дань, пользуясь тем, что дороги просохли, именно в той стороне находилась комендатура. Что ж, встретим их со всей широтой русской души, я действительно успел подготовится к их приходу.

Шагая по улице, с НП было видно на восемь километров обе дороги, тем более с биноклем, так что пока немцы подъезжают, я успею занять позицию. Так вот торопливо шагая по улице, я с улыбкой вспоминал, как прошли эти три с половиной дня. Надо сказать, прошли они очень даже хорошо для меня, с прибытком. Теперь у меня было с чем двинуться к фронту. Запасов было подготовлено достаточно.