Василий Сахаров - Кровь за кровь

— Пригласи его, Гарасва, — Хаим напустил на себя самый жизнерадостный вид, хотя совсем не был рад встрече с верховным раввином.

Передвижная платформа на некоторое время остановилась и вновь тронулась, а в шатер вошел сухопарый старик, в расшитом каббалистическими знаками халате. Спокойно и неспешно, как так и надо, не спрашивая разрешения и не изъявляя почтения к кагану, он подогнул под себя ноги и присел рядом с Хаимом на ковер.

— Не ожидал тебя здесь встретить, благородный и премудрый Манассия, — первым, голос подал мелех. — Что ты и твои жрецы делают в расположении армии?

— Жрецы производят поиск одаренных людей, которые, в будущем, могут быть опасны для нас, — ответил раввин.

— И многих нашли?

— Только за сегодня, пятерых, двух дромов, двух борасов и одного калейраса, все еще жива кровь бури и не всех еще уничтожили. Впрочем, это не самое главное. Уведомляю тебя, мелех Хаим, что из степных кочевий, которые населены неблагонадежными дромами, мы изымим четыре тысячи человек. Требуется еще одно жертвоприношение.

— За последние двенадцать месяцев это уже в десятый раз, премудрый Манассия, — Хаим не возмущался тем обстоятельством, что его подданых потянут на кровавые алтари, а всего лишь констатировал факт. — Не многовато ли? Может так случиться, что степь совсем вымрет.

— Нет, нам нужны постоянные вливания сил во Врата, мелех. Этого хочет наш бог, а значит этого хочет каждый рахдон. Ты поведешь войска в Штангорд и помни, все пленные, должны сразу же организовываться в караваны и отправляться в Эль-Кунейр.

— А разве не ты возглавишь жрецов, идущих с армией? Разве тебя не будет со мной рядом, чтобы помочь и дать мудрый совет? — удивился номинальный глава Благословенного Рахдона.

— Нет, жрецами будет руководить мой племянник Иегуда. Мне же придется остаться в степи, дабы лично руководить ритуалами у Врат.

— Твое слово услышано, благородный Манассия, и да случится все, согласно воле твоей. Сколько жрецов поведет за собой Иегуда на запад?

— Двести восемьдесят служителей Ягве окажут тебе поддержку, Хаим.

— Так много?

— Вы должны поставить все эти, так называемые, Вольные Герцогства на колени, мелех. Сметите их города с лица мира Тельхор, возвысьте нашего бога, приведите их женщин и детей на наши алтари. Ты всегда мечтал о власти, Хаим, и теперь, ты получишь ее, — верховный раввин посмотрел ему в глаза и спросил: — Ты думаешь, что мы не знаем о твоем желании вырваться из под нашей опеки?

— Да, я… — голос царя задрожал.

— Это нормально, Хаим, — усмехнулся Сабриэль. — Не волнуйся, мне совсем не обязательно читать твои мысли, чтобы понимать, что ты задумал. Поэтому не дури, мелех, а иначе, твое место займет другой.

— Другого правителя степь не признает.

— От той степи, что при дромских каганах была, ничего уже не осталось. Ранее, дромов было около трех миллионов, а сейчас, один остался, да и тот, скоро растворится в других народах без остатка. Остальным все равно, кто на троне сидит, лишь бы их не трогали, а этого не будет, пока они служат нам.

Вот и еще один день прошел. Вроде бы и без дела не сидел, а ничего толком и не сделано. С самого утра отправился за город, на ферму, где отрядный табун содержался. Посмотрел как там наши лошади, в каком они состоянии, и увиденным остался весьма доволен. Фермер, у которого они находились, подошел к делу ответственно и, можно сказать, с душой, обихаживал наших четвероногих друзей как своих. В общем-то, понятно почему, по зиме заработка у него никакого, а тут мы нарисовались, с предложением хорошего дополнительного заработка. Был бы он непутевый хозяин, если бы отказался, так что решились все наши с ним дела довольно быстро, с нас корма и два империала ежемесячно, с него помещения и труд, все довольны и счастливы.

В полдень вернулся в город и остаток всего светового дня отдал тренировкам, посетил занятия, помахал шашкой, метал кинжалы по мишеням, да с одним из дромов, рослым и крепким воином клана Казак, в учебной рукопашной схватке сошелся. Ратибор, так звали этого воина, был в кулачном бою мастер, сказать нечего, мне до него еще очень далеко по умениям, да и тот же сержант Лука, который борьбе большую часть своей жизни отдал, у него ни одной схватки до сих пор не выиграл. Раз за разом, ловкими короткими ударами в корпус и подсечками по ногам, казак сбивал меня наземь, а я падал и поднимался вновь. Приемы, которые использовал против меня воин, мне были знакомы, память предков услужливо подсказывала, что и как работает в этой системе, но знать и понимать, все же совершенно разные понятия, а оттого, и мне, и братьям моим, приходилось постигать все на практике.

Часа три, не меньше, занимались мы с казаком и, уже под вечер, когда я смог приноровиться к манере боя моего условного противника, мне удалось поймать его на ударе, захватить его руки и сделать классический борцовский бросок через себя. Такого в нашем отряде еще не случалось, чтобы кто-то Ратибора на лопатки уложил и все, кто в это время находился во дворе, бросали на меня одобрительные взгляды.

Ратибор поднялся с земли, стряхнул с себя комья грязи налипшие на одежду и сказал:

— Силен ты, Пламен, видно, не зря люди говорят, что кровь в вас непростая. Ты третий человек, который меня в схватке одолеть смог.

— А другие двое кто? — поинтересовался я.

— Первый, конечно же, батька мой, ты его знаешь, Удал Славута, он меня всему учил, а второй, сотник Хорт из рода Рыси, под началом которого раньше ходил, как и ты, бури.

— Это где же ты с ним пересекся?

— Шесть лет назад, когда в истоках Итиля северные дромы против Хаима поднялись. Нас тогда из рода Казак триста всадников к ним ушло, все кто мог сражаться. Два года с наемниками в лесах резались, но все же загоняли они нас, от поселений отрезали, окружили и почти всех перебили. На родину нас только пятнадцать вернулось, четыре года прятались в плавнях, да по балкам, пока вы не появились.

— Так вас же пятеро было, с остальными что, неужели так и скрываются до сих пор?

— Нет, остальные погибли. Трое в Банзугоне попались, а десять человек на восток ушли, караваны торговые грабить, дабы семьи наши прокормить. Пару раз у них неплохо все вышло, а в третий поход попали в засаду, — сказав это, казак как-то понурился, может быть, чувствовал себя виноватым в том, что он жив, а его родовичи мертвы, хм, все может быть и не надо лезть человеку в душу.

Сказать Ратибору мне было нечего, я мог ему только посочувствовать. Вот, только, оно ему надо, это мое сочувствие? У кого из нас не спроси, так у каждого горе или беда. Не горевать надо, а мстить, не питьем хмельным обиду глушить, а кровью вражьей ее смывать. Кивнув ему, мол, понимаю тебя, направился в особняк. Уже смеркается, надо помыться, переодеться, поужинать и навестить нашу несостоявшуюся убийцу Ингу Хайлер, которая уже две недели сидит под замком в глухой комнате без окон на втором этаже возле моего кабинета, некогда кладовке для особо ценного товара.