Андрей Марченко - Милитариум. Мир на грани (сборник)

Впрочем, реальность была чуточку менее радужной. Один из офицеров тогда записывал в дневнике: «Наши люди дошли до крайности. Солдаты валятся от усталости, их лица покрыты слоем пыли, мундиры превратились в лохмотья… Солдаты шли с закрытыми глазами и пели, чтобы не заснуть на ходу. И только уверенность в предстоящем триумфальном марше в Париже поддерживала в них силу».

Уже упомянутый план недавно почившего графа фон Шлиффена был прост и понятен – сначала взять Париж, потом добивать. 30 августа армия фон Клюка оказалась уже в Компьене. Защищать Париж было некому. Британцы спешно отступали. Их главнокомандующий сэр Джон Френч демонстрировал явное намерение бросить генерала Жоффра и его солдат на произвол судьбы.

Но в последнюю минуту, когда до французской столицы оставалось десять лье, начальник полевого Генштаба Мольтке-младший решил, что будет проще добить отступающего противника, а потом уже занимать его столицу. Утром 1 сентября воздушная разведка донесла французскому командованию, что немецкие войска повернули и двинулись на юго-восток. Но тем самым они подставили под удар свой собственный фланг…

Генерал Жоффр приказал перебросить войска из Вогезов к Парижу и начать контрнаступление. Правительство Франции эвакуировалось из столицы, напоследок наделив военного коменданта Галлиени неограниченными полномочиями. 3 сентября весь город был оклеен листовками с его обращением: «Мне дано поручение защитить Париж от захватчиков. Я его выполню до конца». Местом решающего сражения стала местность, прилегающая к реке Марна.

Накануне первого удара союзников по немецкому флангу, положившего начало битве на Марне, а именно вечером 4 сентября 1914 года Арман Лугару оказался на дороге, ведущей из Парижа к Вилье-Котре. Подготавливаемые тайные операции в захваченной немцами столице внезапно оказались неактуальны, поскольку скоростная оккупация не состоялась. А вот на фронте «особо ценному специалисту» занятие наверняка могло найтись… Хотя линии фронта как таковой еще не было – кто-то отступал, кто-то пытался окружить хоть кого-нибудь. Шестая армия генерала Монури где-то там впереди спешно разворачивалась в боевые порядки. На дорогах царил хаос – велосипеды и мотоциклы, пешие подразделения и беженцы, бронеавтомобили, крестьянские телеги, а в центре всего этого безобразия – новенький биплан на буксире, прицепленный к еще недавно щегольскому, а теперь покрытому толстым слоем пыли и дорожной грязи авто-кабриолету.

Арман наблюдал всё это из кузова грузовика. Он ехал вместе с пехотинцами, чей командир по имени Шарль то впадал в меланхолическое молчание, то вдруг, воодушевившись, начинал декламировать:

Смерив чтеца взглядом, далеким от восхищения, Арман поинтересовался, впервые ли тот направляется в зону боевых действий. Лейтенант не был юношей, недавним курсантом, скорее уж одним из недавно мобилизованных гражданских. Он осекся, недовольный, что его так грубо перебили, вернул равнодушному слушателю негодующий взгляд и воскликнул:

– Когда звери терзают нашу землю, никто не смеет отсиживаться в тылу.

– Беда в том, что на той стороне, в большинстве своем, такие же люди.

– Вы рассуждаете, как социалист!

– Нет, я реалист. Противника надо оценивать трезво.

Лейтенант сник, пробормотал:

– Мы последние…

– Да вроде нет, – отозвался Арман, – подкрепление еще должно быть.

– Мы последние, кто способен чувствовать душой! А следом идут такие, как вы, молодой человек! Рассуждающие! Умничающие! Те, кто не верит ни во что и гордится этим!

– Чьи стихи вы читали? – спросил Арман, чтобы остановить поток восклицаний.

– Мои собственные! – окончательно обиделся почтенный лейтенант. – Тридцать переизданий, между прочим, за восемь лет!

6 сентября французским войскам был зачитан приказ Жоффра: «Каждый должен помнить, что теперь не время оглядываться назад: все усилия должны быть направлены к тому, чтобы атаковать и отбросить противника. Войсковая часть, которая не будет в состоянии продолжать наступление, должна во что бы то ни стало удерживать захваченное ею пространство и погибнуть на месте, но не отступать».

И начались бои. Следующий день мог стать для французов и англичан роковым, но к ним подоспело подкрепление – Марокканская дивизия, только что прибывшая в Париж и переброшенная к Марне на том транспорте, который комендант смог отыскать, – половина по железной дороге на поезде и дрезинах, собранных по всем депо, половина на такси.

9 сентября немцы стали отступать к северу. Несостоявшийся блицкриг сменился «бегом к морю», вскоре превратившим войну в позиционную. Но почти шестьсот тысяч немцев, французов и англичан, которых начало сентября застало еще живыми и здоровыми, об этом уже никогда не узнали.

Командир пехотного взвода поэт Шарль Пеги был убит одним из первых. Он лишь на месяц с небольшим пережил своего однокурсника, редактора газеты «Юманите» Жана Жореса, застреленного в парижском кафе «Круассан» за четыре дня до начала военных действий. Убийца – участник Лиги друзей Эльзаса – Лотарингии Рауль Виллен – считал Жореса предателем национальных интересов Франции: тот пытался предотвратить войну организацией международной забастовки, утверждая, что рабочим нечего делить. Впрочем, не только им.

Но, согласно многовековой традиции, алчность власть имущих принято драпировать высокими материями. В том числе – об обновлении и возрождении. И через столетие на месте снесенных братских кладбищ героев Великой войны появятся скромные таблички. Но уже без многих, окончательно утерянных имен…

Арман быстро осознал, что в штабе генерала Монури никто не склонен рассматривать его как особо важного специалиста и тем более прислушиваться к его мнению, продиктованному древним предчувствием опасности.

– Послушайте, Лугару, у меня нет ни лишних людей, ни транспорта… вообще никакого нет, солдат на такси возить приходится прямо из Парижа. А проклятые таксисты не преминут счет выкатить верховному командованию! Военный бюджет трещит по швам! А тут вы, вместо того, чтобы выполнять приказы, настаиваете на захвате сарая с саперными лопатками или что там может оказаться?