Роберт Сойер - Люди

Понтер был озадачен. Однако, если подумать…

Даклар была умна, а это всегда влекло Понтера. А в её волосах серебрились восхитительные серые пряди, сплетаясь с натуральными каштановыми. А ещё…

Но нет. Нет. Это безумие. После того, что она сделала с Адекором…

Понтер почувствовал покалывание в челюсти. Это иногда случалось, хотя чаще зимой поутру. Он поднял руку, чтобы почесать это место сквозь бороду.

229 месяцев назад ему сломали челюсть, и сделал это Адекор — они поругались из-за пустяка. Не приподними Понтер в тот момент голову, удар Адекора убил бы его на месте.

Но Понтер вскинул голову вовремя, и, хотя половину нижней челюсти и семь зубов пришлось заменить искусственными дубликатами, он остался жив.

И он простил Адекора. Понтер не выдвинул обвинений, и Адекор избежал скальпеля принудителя. Адекор прошёл курс лечения по контролю гнева, и за все месяцы, что минули с тех пор, он ни разу не замахнулся на Понтера или кого-либо ещё.

Прощение.

Он много беседовал с Мэре там, в её мире, о её вере в Бога и о человеке — якобы его сыне — который пытался научить прощению народ Мэре. Мэре была последовательницей учения этого человека.

Ведь, в конце концов, Понтер и правда один. Невозможно было предсказать, что Верховный Серый совет решит по поводу открытия портала в мир Мэре; и даже если они всё же решат его открыть, у Понтера не было абсолютной уверенности в том, что портал непременно откроется.

Прощение.

То, что он дал Адекору полжизни назад.

То, что система верований, которой придерживалась Мэре, ценила больше всего на свете.

И, по-видимому, то, в чём Даклар сейчас нуждалась больше всего.

Прощение.

— Хорошо, — ответил Понтер. — Ты должна помириться с Адекором. При этом условии я готов забыть о вражде, которая возникла между нами в связи с последними событиями.

Даклар улыбнулась.

— Спасибо. — Но потом замолчала, и её улыбка померкла. — Ты не возражаешь против моей компании — пока дети не освободятся, конечно? Я всё ещё табант Меги, и они с Жасмель всё ещё живут в одном доме со мной, но я знаю, что тебе нужно побыть с ними, и не буду мешать. Но до тех пор…

Она замолкла, не договорив, но её глаза снова на короткий миг встретили взгляд Понтера, и в них было явное предложение заполнить пустоту.

— До тех пор, — сказал Понтер, принимая решение, — да, до тех пор я буду рад твоему обществу.

Лаборатория Мэри в Йоркском университете выглядела такой же, какой она её оставила; несмотря на все, что произошло с ней в последнее время, прошло всего тридцать три дня с тех пор, как она была здесь в последний раз.

Дария Клейн — одна из аспиранток Мэри — определённо регулярно наведывалась сюда в её отсутствие. В её углу всё было переставлено, а диаграммы на стене свидетельствовали, что секвенирование древнеегипетской Y-хромосомы идёт полным ходом, и многие пустые места уже заполнены.

Арне Эггебрехт из Музея Пелицеуса в германском Хильдесхайме предположил, что египетская мумия, купленная недавно на распродаже старого парка развлечений в Ниагара-Фолс — это на самом деле Рамзес I, основатель династии, включающей Сети I, Рамзеса II (которого в «Десяти заповедях» играл Юл Бриннер), Рамзеса III и царицу Нефертари. Мумия сейчас хранилась в Университете Эмори в Атланте, но образцы ДНК были присланы на анализ в Торонто; лаборатория Мэри была мировым лидером в области извлечения древней ДНК, благодаря каковому факту она и познакомилась с Понтером Боддитом. В отсутствие Мэри Дария достигла значительного прогресса в деле с предполагаемым Рамзесом; Мэри одобрительно кивнула.

— Профессор Воган?

У Мэри ёкнуло сердце. Она повернулась. В дверях лаборатории стоял высокий худой мужчина за шестьдесят. У него был глубокий грубый голос и прическа под Рональда Рейгана.

— Да? — ответила Мэри. Она почувствовала тошноту; мужчина загораживал единственный выход из комнаты. На нём был тёмно-серый деловой костюм с серым шёлковым галстуком — узел галстука ослаблен. Мгновение спустя он вошёл в лабораторию, выудил из серебристого кейса визитную карточку и протянул её Мэри.

Она взяла ей, смутившись того, что её рука предательски дрожит. Карточка гласила:

«Синерджи Груп»

Дж. К. (Джок) Кригер, Ph.D.

Директор

Там был логотип: изображение земного шара, аккуратно разделённого надвое. На левой половине океаны были чёрные, а континенты — белые, на правой — наоборот. Почтовый адрес указывал на Рочестер, штат Нью-Йорк, а адрес электронной почты оканчивался на «.gov», что указывало на принадлежность организации к правительству США.

— Чем могу помочь, доктор Кригер? — спросила Мэри.

— Я директор «Синерджи Груп», — сказал он.

— Да, я прочитала. Никогда не слышала о такой.

— Пока о нас никто не слышал, и мало кто услышит. «Синерджи» — правительственный мозговой центр, собиранием которого я занимаюсь последнюю пару недель. Мы взяли за образец корпорацию «RAND[2]», хотя и в меньшем масштабе, по крайней мере, на текущем этапе.

Мэри слышала о «RAND», но мало что знала о ней конкретного. Но всё-таки кивнула.

— Один из наших основных источников финансирования — INS, — сказал Кригер. Мэри вскинула брови, и Кригер пояснил: — Служба иммиграции и натурализации США.

— Ах, — сказала Мэри.

— Как вы знаете, инцидент с неандертальцем застал нас — застал всех — со спущенными штанами. Всё закончилось фактически раньше, чем успело начаться, а мы первые несколько дней считали, что это ещё одна дурацкая газетная утка — как сообщение о встрече с йети или о появившемся на сушёном черносливе лике Матери Терезы.

Мэри кивнула. Она сама не сразу в это поверила.

— Конечно, — продолжал Кригер, — есть вероятность того, что портал между нашей и неандертальской вселенными больше не откроется никогда. Но если это всё-таки произойдёт, мы должны быть к этому готовы.

— Мы?

— Правительство Соединённых Штатов.

Мэри почувствовала некоторое напряжение в области позвоночника.

— Портал открылся на канадской территории, так что…

— На самом деле, мэм, он открылся в миле с четвертью под канадской территорией, в Нейтринной обсерватории Садбери, которая является совместный проектом канадских, британских и американских организаций, включая Университет Пенсильвании, Вашингтонский университет, а так же Лос-Аламосской, Лоуренсовской и Брукхейвенской национальных лабораторий.

— О, — сказала Мэри. Она этого не знала. — Но шахта «Крейгтон», в которой находится обсерватория, принадлежит Канаде.

— Точнее, канадской публично торгуемой компании «Инко». Но послушайте, я здесь не для того, чтобы спорить о суверенитете. Я просто хотел дать вам понять, что у США есть законные интересы в этом деле.

— Хорошо, — ледяным тоном ответила Мэри.

Кригер помолчал; он явно чувствовал, что слишком уклонился от темы.

— Если портал между нашей и неандертальской вселенными снова откроется, мы хотим быть готовыми к этому. Защита портала не выглядит большой проблемой. Как вы, возможно, знаете, на командование двадцать второго крыла канадских ВВС, которое базируется в Норт-Бей, возложена задача обеспечения безопасности портала от вторжения или террористических атак.

— Вы шутите, — сказала Мэри, хотя и подозревала, что вряд ли.

— Нет, не шучу, профессор Воган. И ваше, и моё правительство относятся к ситуации очень серьёзно.

— А какое отношение к этому имею я? — спросила Мэри.

— Вы идентифицировали Понтера Боддета как неандертальца на основании анализа его ДНК, так?

— Да.

— С помощью такого рода анализа можно идентифицировать любого неандертальца? Можно ли надёжно определить, что данное лицо является неандертальцем или человеком?

— Неандертальцы и есть люди, — сказала Мэри. — Мы принадлежим к одному роду Homo. Homo habilis, Homo erectus, Homo antecessor — если считать его отдельным видом — Homo heidelbergensis, Homo neanderthalensis, Homo sapiens. Все мы — люди.

— Признаю свою ошибку, — сказал Крикер, кивнув. — Как мы должны себя называть, чтобы отличить нас от них?

— Homo sapiens sapiens, — ответила Мэри

— Длинновато, не правда ли? — заметил Кригер. — Кажется, я слышал, что нас иногда называют кроманьонцами. По-моему, вполне подходящий термин.

— Технически, он относится лишь к отдельной верхнепалеолитической популяции анатомически современных людей, обнаруженных на юге Франции.

— Тогда мы возвращаемся к предыдущему вопросу: как нам себя называть, чтобы отличить себя от неандертальцев?

— У народа Понтера есть термин для обозначения ископаемых людей их мира, похожих на нас. Они называют их глексенами. В этом есть определённая симметрия: мы называем их именем, которое придумали для их ископаемых предков, а они нас — именем, которое придумали для наших ископаемых предков.