Война. Часть 1 (СИ) - Кротов Сергей Владимирович

Вытягиваю шею, силясь за зелёной стеной разглядеть сопку.

— Не туда, Лёш, смотришь… у тебя за спиной…. а до другого берега Хасана отсюда километра два.

Сегодня утром японцы крупными силами вновь захватили сопки Безымянная и Заозёрная, откуда пять дней назад были выбиты нашими. В направлении границы который день по раскисшим дорогам идут войска, по моим сведениям настуаление планируется начать через два дня.

«Сумеем ли продержаться эти два дня? Будь я один, то утопив бы секретную рацию, тяжелючую генеральскую шинель и сапоги, в темноте белым лебедем переплыл бы эту мелководную лужу, говорят, что максимальная глубина здесь восемь метров. У берега совсем не глубоко, мне по… в общем, Паше по пояс будет. Но в сложившейся обстановке другого выхода, похоже, нет: придётся остановиться тут, принимать грязевые ванны, сдавать кровь летающим и плавающим кровососущим и загорать стоя, застегнувшись на все пуговицы и с гирей на шее»…

Рычагов начинает потихоньку заваливаться назад.

— Доложите обстановку, товарищ Мошляк.

Немолодой лейтенант-пограничник в забрызганной бурой грязью гимнастёрке и галифе, но на удивление чистых сапогах, попытался вскочить на ноги, но я его удержал. Через ча после нашей вынужденной посадки два рослых бойца, посланных Мошляком, отыскали нас с Рычаговым в камышёвых джунглях. Взвалив на спину лётчика и забрав у меня рацию в сумке, чьи ручки успели оставить на моей шее «странгуляционную» борозду, пограничники по камышам, обходя открытый всем взорам участок песчаного с галькой пляжа, быстро вывели нас на небольшую сухую полянку, сплошь поросшую высокой в человеческий рост травой.

В центре поляны на очищееном от растительности пятачке расположились трое бойцов во главе с лейтенантом, стены убежища переплетены травой наподобии плетня, сверху на срезанных прутках дубняка, который покрывает окрестные сопки, растянуты две плащ-палатки.

«Хорошо устроились, в десяти метров мимо пройдёшь не заметишь».

Рычагова напоили водой и уложили на подстилку.

— Обстановка такая, товарищ майор государственной безопасности, — суровеет его лицо. — сегодня ночью крупный отряд японских самураев вновь захватил сопки Безымянную, Заозёрную и высоту 62 и 8. Наши части героически сражались, но из-за того, что японцев было много больше вынуждены были отступить.

— Так вы не с Заозёрной? Как здесь оказались?

— Вчера ночью был послан командиром 118 стрелкового полка мойором Солёновым и комиссаром товарищем Бондаренко в разведку, — обстоятельно начал лейтенант. — во главе взвода разведки. Вы, говорят, товарищ Мошляк, местность хорошо знаете… А как не знать с 1934 года здесь на Хасане служу, каждый кустик знаю… Возьмите подразделение и отправляйтесь на правый фланг. Надо разведать дорогу, огневые точки противника. Под моим началом двадцать бойцов, есть два станковых пулемёта, гранаты…

«А жизнь-то, налаживается».

— … остальные в секретах, — поясняет Мошляк и неспеша продолжает. — ночь светлая была, лунная. По открытому месту идти нельзя — увидят. Мы свернули к озеру и зашагали прямо по воде, по прибрежным трясинам. Я хоть сапоги скинул, а в темноте не доглядел, как многие в сапогах по колено в грязи брели. Хорошо, тихо прошли самое узкое место — там до японских позиций не больше сотни метров. Помогло ещё. Что грохот боя стоял всю ночь. Утром послал дозоры: японцы начали укрепляться на вершинах сопок, вниз к озеру пока не идут: проволочные заграждения ставят, окопы роют, пулемётные точки всюду понатыкали. Вы разрешите, товарищ майор госбезопасности, отлучится? Секреты надо проверить, а то люди больше суток без сна, как бы как в фильме «Чапаев» не вышло.

— Ступайте, товарищ лейтенант.

«Мне тоже есть чем заняться. Надеюсь, что радиостанция выдержала жёсткую посадку».

И тут до меня доходит, что продолжаю стоять в шинели, с которой крупными каплями стекает грязная вода. Снимаю её вместе с «разгрузкой Вассермана», брезентовой жилеткой с множеством карманчиков разной величины, застегнутых на маленькие металлические пуговки. Пожилой лет тридцати старшина, хлопотавший возле Рычагова, увидев разгрузку одобрительно крякнул.

«Чёрт»!

Тяжёлый кирпич совмещённой анодно-накальной батареи оторвался от корпуса радиостанции, оставив на месте преступления несколько изломанных проводов, торчащих из нитяной оплётки, и сам получил приличную вмятину на боковой грани.

Старшина так и замер, неотрывно следя за тем как из жилетки наружу стали появляться разные чудесные вещи: пузатый швейцарский складной нож с белым крестом на чёрной пластмассовой ручке, целлофановые пакетики с таблетками сухого спирта тоже, к сожалению, иностранного производства…

«А почему? Уротропин Бутлеров получил ещё в прошлом веке, добавь немного парафина, вот тебе и сухой спирт — компактный мощный источник тепла. Не заинтересовало никого, чай не в пустыне живём, вокруг у нас всегда много дров»…

Чиркаю зажигалкой «Zippo» и ставлю паяльник на нагрев. Паяльником выступает медный цилиндр в форме крупнокалиберной пули с закруглённым концом. Лезвием с тупым концом отворачиваю винты, осторожно вытаскиваю из корпуса рации стальное шасси с лампами и прикрепленной к нему лицевой панелью. Мой намётанный и «усиленный» взгляд сразу отмечает что механических повреждений электронных компонентов нет. Осторожно возвращаю шасси обратно в корпус.

«Чтобы я делал в случае если хоть одна лампа разбилась? Рация совершенно не приспособлена для ремонта в полевых условиях».

— Фу-у-х… — облегченно выдыхаю и подношу к лицу обрывки проводов от клемм накала.

Язык почувствовал неприятное пощипывание — с накалом тоже всё в порядке. Быстро прикасаюсь руками к анодным клеммам.

«Напряжение имеется, но какое? Батарея 90-вольтовая, шестьдесят сухих элементов типа Лекланше, соединённых последовательно, но по крайней мере один из них поврежден — сквозь лопнувший цинковый корпус, как зубная паста из тюбика выступает серая деполяризационная масса вперемешку с зеленоватым желеобразным электролитом».

После получаса напряжённой работы: пайки лужёных медных проводов (перемычек на повреждённые сухие элементы анодной батареи), восстановления антенны, частью утерянной при пасадке, картина прояснилась: батарея сможет выдать напряжение не более шестидесяти вольт.

«Стержневые лампы, конечно работают при пониженном напряжении, но не все и не всегда».

— Ну как, товарищ майор госбезопасности, будет связь? — Напряжённо смотрит на меня лейтенант Мошляк, вернувшийся в штабной шалаш. — Возвратились дозоры с севера и юга, японцы вышли там к самому берегу.

— Будем пробовать! — Решительно поднимаюсь я с колен. — Товарищ лейтенант, нужна ваша помощь. Где тут поблизости самое высокое дерево? Надо антенну закрепить.

«В эфире на средних и коротких волнах работающих станций немного (в основном радиовещательные): инерция сознания, только вчера был отменён приказ прежнего руководства о запрете пользования радиостанциями из соображений секретности. Что удивляет, так это полная тишина на „моих“ частотах. Ни я, ни меня никто не слышит. Неужели до сих пор не хватились? Быть того не может, уже прошло часа три с момента последнего выхода на связь».

Напрягаю свой слух, но могу уловить лишь неразборчивый шорох на границе слышимости.

«Упала чувствительность приёмника и выходная мощность передатчика? Без всякого сомнения, что-то предпринять»?

«Сколько километров до Новокиевского? 12–15»…

Высота нашей и их атенны метров по пять… это даёт дальность около 18 километров по прямой. В режиме отражении от ионосферы, даже без учёта потерь на это — минимум 120 километров. Таким образом, не зная реальной выходной мощности передатчика и чувствительности приёмника, предпочтительнее иметь связь на прямой видимости. Но тут другая проблема — при прохождении радиоволны вдоль поверхности земли она испытывает дополнительное поглощение. Уже на расстоянии пяти километров между станциями надо учитывать кривизну земли, а учитывая длину волны моей станции (18 метров) и другие препятствия типа холмов и высоких деревьев.