Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов

ударил лошадь штыком в круп. Бедное животное поднялось на дыбы и заржало. Генерал покачнулся в седле, но удержался. Тут же к забаве подключились и другие нижние чины… Лошадь, подкалываемая штыками, метнулась в обратную сторону, едва не выкинув седока. Это выглядело нелепо. Вначале стали хохотать рабочие и обыватели из толпы, а потом и солдаты, стоявшие в каре. Моряки оцепления от избытка чувств дали залп в воздух.

Никто тогда не знал, что ночью Милорадович скончается от ранения. Говорят, последними словами героя войны 1812 года были: «Слава Богу, что не солдат!» Но тогда, на площади, всем показалось, что генерал только легко ранен. У многих генералов и полковников, стоявших напротив мятежников, что-то «ёкнуло». Большинство из них и само было изрядно «замазано» связями с тайными обществами. А Милорадович, «замазанный» ничуть не менее, стал героем в глазах императора! Теперь, при восшествии на престол молодого государя, генерал-губернатор будет первым, над кем прольётся золотой дождь! Даже если вскроются его знакомства, то всё едино он пытался остановить мятежников! Для генералов — уж лучше бы Каховский сразу убил губернатора! С мёртвого героя взятки гладки! А теперь? А если следствие? Милорадович, получивший индульгенцию за свой поступок, мог рассказать обо всём и обо всех.

Между тем, пока стоящие вокруг военные с «густыми» эполетами осмысливали ситуацию, произошло нечто, окончательно преломившее ход событий. К Сенатской площади бежала целая колонна, чернеющая мундирами гвардейского флотского экипажа. Впереди с обнажёнными саблями неслись братья Бестужевы — Александр и Николай. Они спешили на помощь братьям. Братьям по крови — Михаилу и Павлу. Братьям по духу — всем тем, кто пошёл сражаться с тираном!

Бестужевы сделали то, что должен был сделать Якубович. В казармах гвардейского флотского экипажа их едва не арестовали. Но когда со стороны площади раздались выстрелы, Александр (известный ещё и как писатель Марлинский) бросил тот единственно верный клич, на который не может не откликнуться ни один русский человек: «Ребята, там, на площади, наших братьев убивают!» Кто-то из нижних чинов заорал: «Наших бьют!» Теперь остановить моряков было невозможно.

Приход экипажа изменил ситуацию. Первым откликнулся генерал Бистром, командир гвардейской пехоты. Его уважали и «преображенцы», и «семёновцы». А лейб-егеря, с которыми он прошёл всю войну 1812 года, которые под Кульмой вытаскивали его, тяжело раненого, с поля боя, были готовы за «генерала Быстрова» идти и в огонь, и в воду!

Вот и сегодня, приняв присягу вместе со своими любимцами, генерал Бистром стоял вместе с ними на Адмиралтейской набережной. Прислушавшись к шуму, генерал выехал вперёд, спешился:

— Братцы! — обратился Карл Иванович к егерям. — Сегодня нас обманом заставили принести присягу самозваному императору Николаю. Простите меня, братцы! Виновен.

Бистром встал на колени перед строем. Солдаты и офицеры, первоначально растерявшиеся, бросились к нему. Раздались выкрики: «Что же делать? Командуйте нами, Ваше Высокопревосходительство !»

— Там, на Сенатской, умирают те, кто стоит за Константина, за настоящего императора, — взмахнул шпагой генерал. — Так неужели же мы станем предателями?!

«Ура!», «Умрём, а не подведём!» — прогремело в ответ. И тогда генерал стал отдавать команды: — Первый батальон, атакует «измайловцев». Первая рота — прямо, вторая, не ввязываясь в бой, проходит сквозь них и атакует артиллерию. Второй батальон третья рота…

В это время раздался голос командира третьей роты:

— Ваше Высокопревосходительство, господин генерал, но это же измена! Карл Иванович! Мы ж императору Николаю присягу давали!

Рассуждать генералу было некогда. Возможно, будь это другой офицер, то генерал приказал бы убить его на месте. И в горячке солдаты бы просто подняли своего ротного на штыки. Тем более что командовал он без году неделя, а за генерала сейчас не то что ротного, но и батальонного командира в клочья бы разорвали. Да что там — к чёрту на рога бы пошли! Но это был любимый офицер, поэтому генерал просто рыкнул:

— Профос, арестуйте штабс-капитана Клеопина.

К Николаю бросились профос и два его помощника. Навалились, сбили с ног, срывая портупею с саблей и пистолеты. Руки скрутили за спину, а потом связали. Резким рывком подняли офицера с утоптанного до булыжника снега. Полковой профос, нацеливая ружьё на Николая, грозно-торжественно пробубнил:

— По приказу его высокопревосходительства вы арестованы. Идёмте за мной.

В сопровождении солдат, упиравших штыки в спину, Клеопина повели с Адмиралтейской площади. Так его и вели до самых казарм, где сдали дежурному офицеру, а сами поспешили обратно. Что случилось дальше, штабс-капитан уже не видел.

…Лейб-гвардии егерский полк, в пять минут опрокинув штыками и прикладами не подозревавших ничего худого кавалергардов, ударил в спину «измайловцам». Но если кавалергардов был всего лишь полуэскадрон, то с «измайловцами», несмотря на внезапность атаки и залп егерей, которым не нужно было и целиться, пришлось сражаться насмерть. Вчерашние братья по оружию сошлись в штыковой атаке. Но у егерей было преимущество, потому что их залп сразил добрую половину «противника».

Конная гвардия, которая первой сразилась с мятежниками, располагалась частично к фасу каре, а частично — спиной к Неве. За их спинами находились «преображенцы». Всё же генерал Бистром оправдывал ту фамилию, которой его нарекли солдаты. Пока егеря ещё только-только вступали в бой, он успел доехать до «преображенцев». Командовал первым гвардейским полком России полковник Иван Шипов, брат которого, корпусный генерал Сергей, был на Адмиралтейском канале во главе Семёновского полка. Подъехав, Бистром выкрикнул:

— Господин полковник, прикажите атаковать конногвардейцев. Ваш брат уже вступил в бой с тираном!

Братья Шиповы были друзьями Павла Пестеля и Сергея Трубецкого. Старший, который успел уже стать генералом, сам был когда-то членом «Союза благоденствия». Накануне Шиповы обещали Сергею Трубецкому военную помощь. И полковник, после минутного колебания, приказал полку идти в атаку на конногвардейцев…

Пространство перед Невой заполнилось криками, выстрелами и стонами. Всё смешалось. Русские солдаты убивали друг друга, не понимая того, что они делают. Но внезапность удара сыграла на руку мятежникам. Каре оставалось на месте, на случай внезапной атаки. И она последовала. Со стороны Галерной улицы по каре открыли огонь «павловцы». Однако их атака захлебнулась. Конно-пионеры, которых