Иван Алексеев - Завтрашний взрыв

— Бумаги принес?

— Да, вот, схватил, какие были, со стола.

Нащупав в темноте протянутые ему свитки, Кудеяр тщательно сложил их в поясную сумку и скомандовал:

— Все, полезли назад, в дровяник!

Когда они вновь очутились в дровянике, атаман велел Лавру собрать короткие веревки, во множестве висевшие на стенах и предназначенные для вязанок дров, а сам, подойдя к небольшому оконцу, принялся нетерпеливо просматривать украденные бумаги. Часть из них не представляла особого интереса, но, развернув один из свитков, Кудеяр едва удержался от радостного крика. Это была царская грамота московским воеводам, привезенная сегодня утром гонцом. Вернее, не сама грамота, а ее список, сделанный, по-видимому, подьячим для передачи в войска. Бегло прочитав содержание грамоты, Кудеяр понял, что за одно это Буслам-паша сможет простить ему многие неудачи. Он вновь свернул драгоценный список, бережно убрал его в сумку и принялся помогать Лавру связывать короткие веревки в одну длинную.

Разик в сопровождении Степы и пяти бойцов добежал до Тайницкой башни. Но там было все спокойно, если, конечно, не считать многочисленных беженцев, расположившихся большими группами прямо под стенами, под оградами кремлевских дворцов и в прочих местах. Переговорив с крепким караулом стрельцов, охранявших вход в башню, и предупредив их о возможном появлении двух злодеев с такими-то приметами, Разик приказал своим людям возвращаться к воротам. Сам он шел вслед за бойцами, чуть отстав от них, вместе со Степой, который осматривал всех встречных людей привычно цепким взглядом.

— Степа, не переживай, — попытался успокоить стражника Разик. — Никуда они не денутся!

— Как же, не денутся! Кремль большой, здесь можно годами прятаться по различным закоулкам!

— Да они не будут прятаться, а постараются как можно быстрее к своим хозяевам улизнуть.

— Почему ты так думаешь?

— А вот сейчас поднимемся на стену рядом с Водовозной башней, и ты сам все поймешь.

— А почему именно рядом с Водовозной?

— Там самое удобное место для побега. В общем, потерпи чуток.

Они подошли к воротам, где их поджидал Желток с пятью бойцами. Лешие по-прежнему вместе со стрельцами перекрывали подходы к арке, держа мушкеты на изготовку. Но все было тихо, никто больше не пытался штурмовать ворота изнутри.

Желток шагнул навстречу своему командиру, отрапортовал:

— Собрали три десятка мешков и сумок с ручными бомбами. А еще две дюжины одинаковых кинжалов. — Десятник кивком головы указал на скрытый в тени угол возле коновязи, в котором на чьем-то расстеленном прямо на земле плаще был разложен брошенный горе-диверсантами арсенал.

— Молодцы! — похвалил друга и его бойцов Разик и повертел головой по сторонам. — А где Михась?

Михась сидел в тени арки, позади шеренги караула. Его глаза были закрыты, голова откинута, прислонена затылком к прохладным кирпичам кремлевской стены.

Увидев Михася, Разик вполголоса спросил у Желтка:

— Он в порядке? Стрелять сможет?

— Естественно, сможет, — пожал плечами Желток. — Михась и во сне, и кверху ногами выстрелит и не промахнется.

Разик с Желтком подошли к Михасю, за ними последовал и Степа. При их приближении дружинник открыл глаза, поднялся на ноги, автоматически встал по стойке «смирно».

— Садись, Михась, — махнул рукой Разик, опускаясь на землю, и обратился к Степе и Желтку: — И вы присаживайтесь, обсудим кое-что.

Ожидая, когда друзья усядутся рядом, Разик поднял с плаща бомбу, взвесил ее на ладони, затем положил на место, взял кинжал, осмотрел.

— Приметный набалдашник, — усмехнулся полусотник, разглядывая венчающую рукоять голову лысого мужика с дразняще высунутым языком.

Разик в ответ тоже показал вражеской башке язык и небрежно бросил кинжал обратно, в кулу других таких же.

— Как ты себя чувствуешь, братик? — обратился он к Михасю.

— К бою готов, — мрачным тоном кратко ответил тот.

— Ты прости, друг, что пришлось тебя головой к брусчатке приложить, — извиняющимся тоном произнес Степа. — А то ты, себя не помня, не ровен час, мог бы меня и убить ненароком!

— Чего уж там извиняться, — печально вздохнул Михась. — Спасибо, друг, что меня от решетки той проклятой оттащил.

— В общем так, бойцы, — прервал их беседу Разик. — Сейчас я, Михась, ну, и Степа пойдем на стену, что напротив Москвы-реки. Михась возьмет дальнобойное ружье, мы со Степой — обычные мушкеты. Когда двое турецких разведчиков, Кудеяр и его сообщник, в коем Степа опознал водоноса, спустятся со стены по веревке и побегут к своим, мы откроем по ним стрельбу. Мы со Степой, естественно, с такого расстояния из мушкетов не попадем, а вот Михась из длинноствольного ружья попасть обязан. Причем в спину водоносу. Причем с запредельной неубойной дистанции, чтобы тот получил в спине поверхностную рану или просто синяк.

— Постой, Разик, — воскликнул Степа. — Какая стрельба? Какой синяк? Если они действительно в том месте, о котором ты говоришь, на стену полезут, то мы просто повяжем гадов, да и все!

— Нет, стражник! Не будем мы их вязать, а, наоборот, дадим уйти. Только водоноса легко раним. Надеюсь, что ордынцы подскочат да его подберут.

— Ничего не понимаю! С какого такого перепугу мы должны вражеских лазутчиков, отпетых злодеев и предателей, восвояси отпустить?! — Степа аж привстал от возмущения. — Они ж пытались в святой обители отца Серафима убить, хотели ворота кремлевские врагу отворить!

— Тебе, Степа, еще не все их злодеяния известны, — чуть заметно усмехнулся Разик. — Пока мы с тобой их возле Тайницкой башни искали, эти самые лазутчики пробрались в Разрядный приказ и похитили там важный список.

— Но... Откуда ты это знаешь? — не поверил своим ушам Степан.

— Я не знаю, я догадываюсь, — скромно ответил Разик.

— А... А что за список? — зачем-то спросил окончательно сбитый с толку стражник.

— Я его не читал, — покачал головой полусотник поморской дружины. — Мне лишь известно, что этот список лазутчики должны обязательно доставить ордынцам. Вернее, своим настоящим хозяевам — туркам.

— Ничего не понимаю! — честно признался стражник. — А ты что скажешь, Михась?

— Я скажу, что наше дело ратное. Приказал начальник поставить синяк злодею — значит, будет синяк, — неохотно пробурчал Михась, недаром заслуживший в Лесном Стане прозвище «уставной дружинник». — И вообще, у меня голова болит. Некоторые тут меня башкой о камни трахнули, а теперь спрашивают, что, дескать, я о том да о сем думаю.

— Ладно, братцы, — улыбнулся Разик. — Сейчас я вам кое-что объясню. Всего-то я и сам не знаю, да мне много знать и не надобно. Вот ты, Степа, говорил, что этого водоноса еще в монастыре заподозрил. А почему?