Алексей Волков - Русский фронтир

Муравьев успел убедиться в качестве нынешней мексиканской армии и был не в восторге от нынешних убеждений. Времена, когда испанская пехота была лучшей в мире, миновали пару веков назад. Давным-давно небольшие отряды конкистадоров могли с кажущейся легкостью преодолевать любые расстояния и покорять могучие царства. Их потомки успели измельчать, избаловаться достигнутым. Отсутствие должной подготовки не позволяло и близко поставить испанских солдат рядом с французскими, а уж о русских не стоило и говорить.

Или дело касалось лишь колониальных войск? В конце концов, Наполеону так и не удалось покорить до конца континентальную Испанию. Здесь же, за океаном, серьезных войн мексиканцы давно не вели. Дело ограничивалось стычками с многочисленными разбойниками и повстанцами, то есть потомками тех же самых конкистадоров, только избравшими иной путь. Да и отдаленность от центральной власти действует расслабляюще.

Если бы было хоть немного времени, дабы подтянуть местную армию! Солдатами не рождаются. Тут главное – соответствующее воспитание. Год-другой времени, правильная подготовка, и положение станет иным.

Где только взять этот год?

Дальше мысли затихли, подавленные бесконечным движением и не желающей униматься жарой.

– Ваше благородие! Люди!

Голос Лукьяна, одного из двух казаков, сопровождавших в поездке, с некоторым трудом прорезался в сознание. Уж больно монотонен был окружающий пейзаж, а путь верхом отнюдь не способствует разговорам. Тем более когда приходится идти быстрой рысью.

– Где? – Во рту пересохло, и слова дались с некоторым трудом.

– Вон там, у леска. – Казак указал рукой в сторону крохотной рощицы, лежавшей версты на две в стороне от пути гонцов.

Муравьев всмотрелся. Вроде и вправду от деревьев двигалась группа всадников. Но кто – на таком расстоянии было не разобрать. Еще странно, что Лукьян вообще обратил внимание на едва заметные точки.

Впрочем, почему странно? Казак ведь, у них наблюдать за всем происходящим в округе давно въелось в плоть и в кровь.

Николай извлек подзорную трубу, но на подобном расстоянии да еще на скаку рассмотреть подробности было невозможным. Лишь было ясно, что всадников не менее двух десятков.

– Наперерез идут, – вымолвил Лукьян.

Второй казак, Прохор, до того ехавший несколько впереди, чуть притормозил бег коня и сблизился со спутниками.

Происходи дело в России, Муравьев наверняка поговорил бы со случайно встреченными людьми. Насколько позволяло время, разумеется. Но здесь…

Дело было еще в том, что дорога в Сан-Антонио проходила мимо рощи. Просто она делала в этом месте большой крюк, и возглавлявший кавалькаду Прохор решил спрямить путь.

– Не лихие ли люди, часом? – высказал возникшие сомнения все тот же Прохор. – Чего они из леска повылазили?

Заподозрить казака в трусости было невозможно, но осторожность – совсем иное. Да и задание у Муравьева было чересчур важным, дабы рисковать головами понапрасну.

– Думаешь?… – продолжать капитан не стал.

– А что думать? – поддержал приятеля Лукьян. – Славненькое там местечко для засады. Не одни же мы тут ездим!

С момента выезда из форта по пути не попалось ни души, однако дорога была наезженной, и ею явно пользовались не столь редко. Потому определенный резон в подозрениях казаков явно был.

– Скачут резво. С добром так не ездют, – предъявил еще один аргумент в пользу засады Прохор.

Конечно, можно было предположить, что какие-нибудь темпераментные креолы от избытка чувств приветствуют всех путников, каковые только оказались в поле зрения, но предположить – не означает поверить.

Казаки скакали рядом с офицером, выжидательно поглядывая на старшего: что решит? Их мнение было ясно, как безоблачное, далековатое от вечера небо.

Им-то легче. Казаки никогда не видели ничего зазорного в отступлении и даже в бегстве, если на то толкали их обстоятельства. Николай же, даром что проделал когда-то весь путь от Вильны до Тарутино, да и в Европе порою армии приходилось отходить, но вот такое бегство от предполагаемого неприятеля считал несколько зазорным и не очень совместимым с честью.

Если бы хоть иметь твердую уверенность, что враг…

После вполне понятных колебаний Муравьев все же махнул рукой вперед и первым дал шпоры коню.

Не так-то легко уйти в степи. Единственная надежда на заводных лошадей. Преследователи шли одноконь, и это давало какие-то шансы до темноты, а там – попробуй найди…

Первым неладное заметил Анри. Он очень долго жил в Новом Свете, и привычка обращать внимание на каждую мелочь давно въелась в кровь. Иначе выжить здесь было трудно. Вернее, на берегу – еще возможно, но в море…

Нет, трое путешественников не расслаблялись ни на минуту. Следили, в какую сторону идет шхуна, незаметно наблюдали за командой, сами то и дело осматривали горизонт. Спали по ночам тоже по очереди, даже не раздеваясь и имея под рукой заряженные пистолеты и мушкеты.

С виду все вроде бы было в порядке. Никто не выражал неудовольствия, даже не ясно было, довел ли шкипер до своих людей новую цель их плавания. Люди работали слаженно, погода была приемлемой, и по расчетам осталось не так много времени до того момента, когда шхуна бросит якорь в вожделенном Веракрусе.

– Не нравится мне, что кое-кто из матросов шепчется по углам, – тихо произнес Гюсак, в очередной раз вернувшись с палубы в каюту.

– Может, о бабах? – спросил Липранди. Но сам внутренне напрягся и даже проверил, на месте ли пистолеты.

– Может, и так, – кивнул Анри. – Но я невзначай попробовал пройти мимо – сразу замолкают. А ведь из женщин моряки секрета не делают.

– И много таких?

– С десяток будет. – Де Гюсак, разумеется, уже посчитал возможных противников.

Беда состояла лишь в том, что оставшихся тоже нельзя было считать союзниками. С какой стати им в случае заварушки защищать пассажиров? В лучшем случае останутся нейтральными. Одна надежда – бунт на корабле наказуем, и кого-то может устрашить грядущая кара.

– Значит, примерно треть экипажа, – подвел итог Липранди.

Команда шхуны насчитывала тридцать пять человек вместе со шкипером, двумя его помощниками, плотником и прочим людом.

Он в двух словах пересказал все Блохину. Матрос понимал кое-что на французском, однако все-таки знание языка оставляло желать лучшего, а в таком деле не хотелось быть непонятым.

Подполковник выпускал новоявленного слугу на палубу в расчете, что матрос к матросу всегда относится иначе, чем к богатому бездельнику. Да и для команды Павел был бывшим флибустьером, то есть секретов от него у потенциальных бунтовщиков быть вроде бы не должно, однако ни о каких бунтах с Блохиным никто не говорил. Спрашивали, с чего это он вдруг решил завязать с промыслом, и кивали в ответ, мол, подвернулось выгодное предложение, а там через годик можно будет основать дельце на берегу. В конце концов, бросить якорь где-нибудь в хорошем месте мечтали многие, только получалось это у единиц. Большинство так и бороздили моря, пока оставались силы или же судьба в виде рифов, шторма или петли не прерывала бродячую жизнь.