А. Живой - Битва на Калке

– Ну, рассказывай, человече, – начал разговор воевода черниговский, когда на столе перед ними образовались плошки с горячей похлебкой и кусками копченого мяса.

– А чего рассказывать, – проговорил механик уже с набитым ртом. Ножка кабанчика с княжеского стола не полностью утолила его голод, проснувшийся за тот день, пока утомленный побегом организм спал, набираясь сил. – Я все у князя рассказал, как на духу.

– Ну, брехню твою насчет дозоров я слыхал, – подтвердил воевода, – а про то, что купаться пошел, когда не велено было из лагеря отлучаться, пропустил видать мимо ушей. Заметили тебя, да не только мы, а и монголы тоже. Вот тут-то нас и взяли бы тепленькими, если бы не дозоры вострые. Да все равно поздно заметили, спали все разморенные, едва успели вскочить, да отбиться.

«То-то и оно, что спали, – недовольно подумал Григорий». Воевода помедлил с продолжением.

– А ну как, ты навел?

Забубенный чуть не поперхнулся. Получалось, что воевода в курсе его позорного пленения. Да и навел, получает действительно он, только ожидал другого эффекта. Контратаки, что освободит его из плена. А получилось, только погубил половину своих соплеменников.

– Да не я, – неуверенно промямлил Забубенный, – они сами догадались. Меня то к тому моменту повязали уже и давай пытать кто да откуда. Ну, я и сбрехал, как договаривались, что купец. А обоз на холме стоит. Они туда и поскакали, грабить. Я же думал, что вы наготове и отобьетесь. Да еще и меня из плена спасете, очень уж не хотелось в рабы попадать.

– Так это правда, что тебя спеленали монголы и к себе в лагерь отвезли?

Механик кивнул.

– Правда.

– Данила в том бою погиб, – вставил слово Куря, – Христич, да еще ребят немало. Почти все. Мы с воеводой и еще несколькими молодцами три дня скакали без роздыху, пока ушли из степей половецких. Больно кони у монголов твоих хорошие.

– Да не мои они, – огрызнулся Забубенный, но не смог глаз поднять. Ему подумалось, что все ратники черниговские погибли тогда из-за него.

– Ладно, не кручинься, брат-купец, – неожиданно вернул его к жизни Куря, хлопнув по плечу, – понимаю тебя. В рабы никому не охота после жизни вольной. А жизнь у человека военного завсегда опасная. Под смертью чаще других ходит. Да и не было у тебя надежды кроме нас. Ну и чар своих. Помогли они тебе, видать, раз живой вернулся?

Забубенный кивнул.

– Помогли. Меня там тоже за чародея приняли, да только понарошку.

– Как так, понарошку? – удивился воевода, – поясни, человече.

– Ну, главные монголы, князья то бишь, не поверили в мои чары, – проговорил осторожно Григорий, – а вот солдатам своим как чародея представили. Те меня за духа степного всю дорогу почитали.

Путята с Курей переглянулись.

– Так ты там, значит, не только башни осадные починял, в рабстве пребывая? – поинтересовался воевода черниговский, – а жил, как у Христа за пазухой, что ли?

– Я же говорю, – оправдывался Григорий, – начальство местное сообщило солдатам что степной вампир. Степняки, народ темный, поверили.

– Так, ты там с князьями монгольскими дружбу водил? – переспросил задумчиво воевода, – Ну-ка, рассказывай. Что ж ты у Мстислава то молчал?

– Да не молчал я, – ответил Забубенный, – просто не успел рассказать. Гонец прискакал. А дружбы то особой не было. Так, отправили один отряд в горы за железом, а со вторым пошли за смолой. Вот и весь сказ.

Воевода недоверчиво посмотрел на механика.

– Ой, темнишь ты, паря. Как же это князья монгольские тебя к себе допустили, если ты им не ровня. Да еще советы с тобой вели?

– Да я и сам не знаю, – защищался Григорий, – просто они по механической части многим интересовались. Вот через башни мы и познакомились. А ребята ничего, толковые. Да воюют крепко.

– А звать их как? – спросил напрямик Путята.

– Главный у них Субурхан, – ответил, не таясь Забубенный, – этого над войсками сам верховный монгольский хан поставил. Кажется, Чингисханом кличут. А в друзьях-помощниках у него ходят еще двое, – Тобчи и стрелок Джэбек. Этот лучше всех из лука у монголов стреляет. А Тобчи, тот, что напал на вас с отрядом, и меня в плен взял. Он кстати, тебя, Куря, убить поклялся. За то, что ты его брата в том бою у реки зарубил. Запомнил он тебя, а монголы обид не прощают.

Про вояж в орду и сексуальные приключения Забубенный скромно умолчал.

– Запомнил, говоришь, – Куря усмехнулся недобро, – это хорошо. Я его рожу тоже запомнил. Ну а раз встреча новая у нас намечается, то придется и его к праотцам степным отправить.

– Да погодите вы, – попытался остановить развитие событий прозрец-механик, – я же слышал, они ведь на Русь и не собирались пока. Зачем нам эта война. Только народ зря положим. Может, монголы эти мимо пройдут?

В это момент снаружи послышался конский топот. Какой-то ратник спрыгнул с коня и вошел к воеводе. Это был гонец от Мстислава Чернявого.

– Князь велит разведку снаряжать, – сказал он воеводе, едва переступив порог, – Выступаем скоро в поход.

У Забубенного по спине змейкой проскользнул неприятный холодок.

– Что, значит, в поход? – спросил он у воеводы, когда гонец, выйдя из шатра, вскочил на коня и ускакал исполнять другие поручения князя.

– А то, паря, – подтвердил его опасения воевода, вставая и пристегивая меч к поясу, – что монголы твои теперь мимо точно не пройдут.

Забубенный молчал, как громом пораженный.

– А это значит, – быть скорой битве, хочешь ты того или нет. Да и не возвращаться же обратно ни с чем, – усмехнулся Путята, – Такую тучу народа воинского к Зарубу стянули. Теперь князья наши точно бой дадут. Если монголы твои попытаются свалки избежать, то и в степь пойдут за ними. А, если надо будет, то и до дома их найдут.

– Далековато до их домов ехать, – пробормотал себе под нос Григорий, но воевода не услышал.

– Я к князю, узнаю что к чему, – прицепив меч и взяв в руки шлем, сообщил воевода черниговский – а ты, чародей, держись рядом с Курей. Жду вас на сборном поле.

Григорий рассеяно кивнул и вышел вслед за братом-купцом из палатки. Утренний лагерь вокруг них уже бурлил, словно чан со смолой над огнем. Со всех сторон ратники десятками сбивались в большие группы и уходили куда-то вдаль от реки, где видно, уже было обозначено место общего сбора.

Приведя Григория в свою палатку, Куря приодел брата-купца согласно тревожному времени. Не прошло и десяти минут, как Забубенный облачился в кольчугу, кожаные штаны, сапоги и рукавицы, обитые пластинами из металла. Прицепил к поясу внушительной длинны меч и надел предоставленный Курей островерхий шлем. Ему дали шлем! Не такой разукрашенный, как у князя или воеводы, но настоящий шлем, с накладкой, защищавшей нос. Забубенный порадовался этому факту, поскольку во время предыдущего похода в степь незнаемую шлема ему не давали, да и меч был короче. Похоже, игры действительно кончились. Начиналась мужская работа, – война. И Забубенный мог принять в ней участи не только как чародей.