Анатолий Минский - Демон против люфтваффе

— Александр, ты был наказан за твоя новая тактика?

— Само собой. Видел нашего комполка Исаева? Та ещё сволочь.

И Покрышкин поведал достаточно некрасивую историю. В сорок втором политрук истребительного полка Исаев вырос до командира. Началась полная хрень. Благодаря нескольким асам часть добилась хороших показателей, но авторитет новоиспечённого начальника это никак подняло среди подчинённых. Вдобавок постоянно сыпались шишки и пинки за нарушение приказов командующего ВВС об истребительной тактике. Когда полк отвели на переформирование и обучение иностранной технике, Исаев искал любой предлог, чтобы выжить смутьянов. На капитана Покрышкина повесили участие в драке, затеянной в столовке авиабазы по инициативе в жопу пьяного майора. Когда конфликтуют капитан и майор, угадайте с первого раза, у кого больше шансов загреметь под трибунал?

Александра выгнали из партии, тормознули присвоение звания и представление на Героя Советского Союза, его ждала штрафная рота и атака на немецкие доты с винтовкой наперевес. Неожиданно вмешался вернувшийся из госпиталя замполит полка Погребной, который умудрился остановить процесс и добиться реабилитации.

"Поэтому, Ванятка, мне не хотелось сюда приезжать". Шиза воздержалась от комментариев.

— Сейчас Исаев есть твой начальник? Импоссибл! Почему ты не перевёлся?

— Не хочу бросать парней на съедение мудаку. Уход — это поражение. Да и нелегко у нас перевестись. История расставит всё на свои места (20).

Фамилия Погребного шевельнула в архиве одно воспоминание. Чушь, в Союзе тысячи Погребных. Хотя шанс встретить кого‑то из знакомых красного сокола Бутакова остаётся постоянно.

— А потом?

— Сейчас, Вилли, немного легче. Но тоже бывает. По моей подсказке пилоты полка решили вывести управление огнём на одну гашетку, чтобы палить изо всех стволов разом. Тут же вопли — не положено! Я добиваюсь вылетов на свободную охоту, но редко, а так Исаев заставляет "воевать" по — старинке, плотной кучкой и на малой скорости висеть над своей территорией. Его, видите ли, командующий фронтом за это поблагодарил, войска в большей уверенности себя чувствуют, когда над головой что‑то жужжит. Вообще, на Кубани как на пороховой бочке. Вот с тобой, капиталистическим офицером общаюсь. Думаешь, особый отдел не заметит? В личном деле наверняка появится неприятная запись. Плевать! Хотя порой от своих больше терпишь бед, чем от фашистов.

— Свои не стреляют? — я рассказал Покрышкину про злополучный рейс в Заполярье и идиотскую смерть тройки "ЛаГГ-3".

— Если честно, в начале войны я сам грешным делом сбил Су-2. Зелёный был как огурец, а силуэты самолётов мы не изучали — ни свои, ни фрицевы. Теперь проще стало. Если идут ровно, как на параде, истребители редкими парами над бомберами, наверняка — фашисты. А если носятся бестолково, как мухи над навозом, истребители крылом к крылу жмутся, понятно, свои. Ещё налить?

— Достаточно. Александр, я есть слышал про Ла-5. Существует возможность пробовать Ла-5?

— Поговорю с соседом. Но не обещаю. Самолёт новый, — Покрышкин хмыкнул. — Секретный очень.

20. За мудрое руководство авиаполком, который стал одним из наиболее результативных в СССР, а также за успешную штабную работу Николай Васильевич Исаев получил звезду Героя Советского Союза и погоны генерал — майора авиации.

Пусть погода кубанским летом радует относительной прохладой после Туниса или Ирана, в кабине Ла-5 я взмок буквально через считанные секунды, и дело даже не в управлении непривычным самолётом. Он сравнительно послушен, особенно если есть практика на ЛаГГ-3. Летать в нём не жарко — горячо. Лёгкий русский чёрный комбинезон мигом пропитался потом, залило глаза. Хорошо хоть на шее не висит хомут спасательного жилета.

Минут через пятнадцать, даже не мучая мотор на полную, я отворил до конца створки охлаждения. Через десять не выдержал и сдвинул фонарь кабины. Скорость упала ощутимо. Уже на земле обнаружил, что раскалённые педали оставили метки на подошвах сапог. "Кобра" — не чудо техники, но я понял Покрышкина, отказавшегося от Ла-5. Забрать бы пару штук в преисподнюю в качестве орудия пытки! А что, вернусь туда рано или поздно — предложу.

Я рассказал гвардейцам про летающий адский котёл, и тут майор подозвал замполита.

— Знакомьтесь, мой друг Михаил Погребной.

У того аж глаза расширились. Седина, усы и шрам от ожога не изменили меня до неузнаваемости. Но — смолчал. Только вечером, в той же палатке Покрышкина он вспомнил про эпопею Москва — Париж.

— Ты, Иван, не беспокойся. Не выдам и не проболтаюсь. И Александр Иванович — могила. Правда, Саш?

Майор кивнул, чем меня совершенно не успокоил. Точно также они под наркомовские сто грамм непременно обсудят английского оборотня с "надёжным парнем" Речкаловым. Он по огромному секрету расскажет следующему закадычному другу. Два — три дня, и особый отдел в курсе.

— Вы меня с кем‑то путать. Я есть групп — капитан КВВС Уильям Хант, подданный его величества.

— Да — да, так и говори… Правильно! Хорошо, что время не терял, сразу им врезал — в сороковом, пока мы сопли жевали. За союзников! За второй фронт!

Замполит опрокинул стакан, Покрышкин поддержал, а меня пробила тревога и за них. Если дело выплывет наружу, товарищам коммунистам припомнят и эти посиделки, и тосты.

"Всё, Ваня, рвём когти. Экскурсия закончена".

"Понятно. Жаль!"

На следующее утро Александр шлёпнул печать штаба полка на справку о сбитой "штуке", заверил филькину грамоту о завершении командировки для передачи боевой техники по ленд — лизу, сунул пару сувениров на память и проводил к "Доджу", который отвёз меня в штаб дивизии. Не без приключений я проделал обратный путь в Тегеран, ибо на каждом этапе находились бдительные товарищи, вопрошавшие — какого лешего англичашка забыл в глубине советской территории. У них так везде. Самоотверженность многих, талант и инициатива отдельных личностей разбиваются о косную тупость коммунистической системы.

Оттого не поспел к высадке в Сицилии, а над Италией удалось полетать. Получив звание, соответствующее первому генеральскому, я гораздо реже поднимал истребитель в воздух. Зато продвинул в КВВС наиболее рациональные идеи, почёрпнутые у Бадера и Покрышкина, да и собственный опыт, нечего скромничать, нельзя сбрасывать со счетов. Не могу утверждать, что на все сто выполнил поручение белокрылого сатрапа сделать для наших вооружённых сил то же, что Мёльдерс для Люфтваффе, но какой‑то вклад точно есть.

С 1944 года война в Европе показала странную диспропорцию. Основные силы Вермахта и, соответственно, наибольший накал сухопутных сражений пришлись на восточный театр военных действий, даже после операции "Оверлорд". От русских нацисты потеряли больше людей и техники, чем в Италии и на Западе вместе взятых. А война в воздухе на Восточном фронте не могла идти ни в какое сравнение с боями между авиацией союзников и ПВО Рейха.