Банкет на перекрёстке - Вадим Вадимович Кондратьев

впитывающей в себя и свет, и звуки. Только еле слышный плеск за кормой и карта, ползущая вокруг метки на экране бортового компьютера, подтверждали что «Калипсо» бодро движется к «Рыхлому затону» со скоростью около пяти километров в час. Через час после восхода солнца туман над речкой сначала прижался к воде, а потом истончился до полупрозрачной дымки над самой поверхностью.

Кусто оглянулся на товарищей. Те всю дорогу сидели нахохлившись и почти не мигая пялились в проплывающие мимо берега. Напряжение росло, и Кусто решил немного разрядить обстановку.

— Последние новости слышали?

Дуремар с Пильгуем покосились на капитана.

— Смотря какие, — пробормотал Пильгуй.

— На Новокопачёвской звероферме за прошлый год вывели два новых сорта выхухолей — нахухоль и похухоль.

— Старьё! — поморщился Дуремар от бородатой шутки.

Кусто шевельнул плечом.

— Да ладно…

— Не даладно, а старьё и враньё! — проворчал Дуремар, отрываясь от созерцания берега. — Там никогда выхухолей не разводили.

— А кого ж вы там разводили?

— Поросят.

Опешивший Кусто оглянулся на Дуремара.

— Каких поросят?

— Простых, — ответил Дуремар невозмутимо. — Них-них, Нах-нах и Пох-пох…

Дед Пильгуй спрятал улыбку в бороду, счёт подколок выровнялся в пользу Дуремара.

— Один-один, — констатировал Пильгуй.

Кусто, смиряясь со временным поражением, развёл руками и вдруг озабоченно завертел головой.

— Кажется контролёр где-то рядом.

Пильгуй встрепенулся, но не ощущая характерного зуда в ушах, спросил, понизив голос:

— С чего это ты взял?

Кусто пожал плечами, как само собой разумеющееся пояснил:

— Дык Дуремар острить начал… не иначе как контролёр или чернобыльский пёс в мозги проник…

Дуремар презрительно фыркнул.

— Вяло, герр капитан. Теряете форму. Вам бы следовало скорректировать баланс между количеством и качеством ваших…

— Два-один, — беспристрастно констатировал Пильгуй и вперился в приближающийся изгиб реки. — А мы, кажется, прибываем.

— Так точно, — отрапортовал Кусто и начал колдовать с управлением. Двигатель начал менять режимы, отчего лодка пошла неровными зигзагами, то ускоряясь, то сбрасывая ход.

Утренний туман окончательно рассеялся, но над водой местами оставались облачка мелкой водной взвеси. Под ними то и дело шипело и похлопывало, отчего на смену унесённой ветром дымке появлялись новые белёсые клубы.

Пильгуй приметил опытным глазом стареющие аномалии и, откладывая в памяти ориентиры, проговорил:

— Надо бы сюда за «газированной глиной» как-нибудь…

Договорить он не успел. Лодку дёрнуло в сторону вспенившейся воды и тут же повлекло к другой «карусели», вращающей столбом белую водяную пыль.

Кусто, напевая что-то под нос, дёргал штурвал и в бешеном темпе манипулировал джойстиком форсажа. Мотор, управляемый этими нервными манипуляциями, работал в совершенно невообразимом ритме и, казалось, тоже пел что-то невразумительное, то яростно рыча, то безумно бормоча и захлёбываясь, то срываясь на вой, от которого закладывало уши и давило на внутренности.

Пильгуй прислушался и с трудом различил сквозь истерику двигателя тихий напев Кусто:

— Карусель, карусель начинает рассказ, прокатись на нашей карусели…

Капитан на мгновенье прервался выдёргивая катер из жадного захвата аномалий и, дав полный форсаж, перепрыгнул пятно пузырящейся поверхности. Едва днище грохнуло по воде, двигатель взвизгнул реверсом, и корма вошла в занос, увлекая катер за собой. Пильгуй в который раз оценил конструкцию водомёта и услышал продолжение арии Кусто:

— Карусел, карусел… кто успел, тот присел…

Катер развернулся носом к полосе чистой воды, и двигатель сбросил обороты. Кусто крутнул головой по сторонам и, взявшись за штурвал одной рукой, налёг на левый борт.

— Всем лечь к левому борту и держаться зубами. Щас летать будем.

— А получится? — бросил Дуремар, прилипая к указанному борту.

Кусто проигнорировал вопрос и, компенсируя рулями крен корпуса, дал полный газ. Пильгуй понял, что до этого ни разу не слышал двигателя Калипсо на полных оборотах. Уши заложило, а прижатая к борту спина внезапно онемела от вибрации.

Катер с перегрузкой ускорения понёсся над узким прогалом спокойной воды между мелькающих по бокам бурунов «каруселей». На последних чистых метрах Кусто отпустил рули и клещом вцепился в кресло. Катер развернуло в сторону загруженного борта и, уже влетая в пенистую зону, он заглиссировал боком, подобно тому, как глиссирует по рыхлому снегу развёрнутый поперёк склона скейтборд. Под днищем захрипела разрыхлённая пузырями вода, а водомёт завизжал, прогоняя сквозь себя мелкую водяную пыль.

Пильгуй с Дуремаром зажмурились, уже жалея, что они прогнули Кусто на путешествие водным путём.

Сквозь шум донёсся отчаянный крик Кусто:

— Не взлетим, так поплаваем! — и «Калипсо» будто ударилась в невидимую стену.

Обоих бросило в противоположный борт, едва не выкинув из катера. Водомёт снова схватил полноценную воду, и всех мощно дёрнуло к корме. Двигатель сбился, переходя на реверс, рыкнул и затих… оставив «Калипсо» скользить по инерции. Через мгновение нос мягко ткнулся в берег, и сквозь шорох пузырящейся позади воды раздался злой голос Кусто.

— Вот и поплавали…

Обалдевший Дуремар открыл один глаз, затем второй и, убедившись, что всё нормально осторожно приподнялся над бортом. Разглядев близкий берег, выпрямился, гордо развёл плечи и, откашлявшись изрёк:

— В жизни всегда есть место подвигу!

— Подвиги и героизмы — не более чем продукт обстоятельств и общественного мнения, — проворчал Кусто спрыгивая на берег.

— Да ну тебя! — буркнул Дуремар.

— Именно так, — подтвердил Кусто, перебираясь на нос катера. — Для одной стороны исполнитель подвига всегда герой, для другой, соответственно, преступник и сволочь.

Дед с Дуремаром спрыгнули на песок, ухватились за борта и в три рывка затащили «Калипсо» подальше на берег.

Кусто полез доставать оружие, а Дуремар, уперев руки в боки, упрямо вперился ему в спину.

— А обосновать? И, если можно, с примерами.

Кусто выпрямился у борта, вынул сигарету и, с удовольствием прикурив, поднял глаза к небу.

— Например, Давид со своими хулиганскими наклонностями и дедушкиной пращой, Джордано Бруно со своим упрямством, Сусанин с тяжелейшим похмельем и ранним склерозом, Че Гевара…

— Ага, и Матросов в гололёд без гранаты?! — усмехнулся Пильгуй.

— Может, и Матросов тоже. А настоящий подвиг, на самом деле, вещь неброская и сугубо народная. Русские, например, с их долготерпением, чукчи со своим суровым образом жизни… да много всего, куда ни сунься…

— А мы что, не народ? — насупился Дуремар и оглянулся на Пильгуя. — Мы и есть народ…

— Слушай команду, народ! — перебил Кусто, закидывая ППШ за плечо. — Разбирай свои стволы и двигаем…