Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло

«Ну, вот, — подумал он, закончив работу и пробуя пальцем остроту клинка, — теперь это оружие, а не кусок железа». И тут вокруг засуетились и забегали люди; раздались крики и выстрелы.

Из леса — из того самого, откуда Дементьев с замполитом вернулись полчаса назад, и куда Павел хотел ехать снова, — валила толпа вооруженных немцев. Их было тысячи две, не меньше, и они уже разворачивались цепью, готовясь к атаке.

«Их же в несколько раз больше, чем нас, — подумал Павел, холодея, — и нет времени подкопать колеса «БМ», чтобы опустить направляющие на прямую наводку. А в рукопашной они нас сомнут — и это теперь, когда война уже почти кончилась!».

— Занять оборону! — закричал он, плюхаясь на живот за невысоким бугорком, бросая шашку и вытаскивая из кобуры пистолет. Справа и слева залегли его солдаты, готовясь к стрельбе. — Огонь!

Ахнули противотанковые орудия, в немецких цепях встали черные кусты разрывов. Но немцы продолжали идти вперед — уже можно было различить их перекошенные лица и орущие рты. Они шли в атаку так же остервенело, как ходили в самоубийственные атаки русские солдаты в начале войны, стреляя на ходу и автоматов и карабинов. Над головой Павла часто свистели пули: война напомнила о себе — она не спешила выпускать людей из своих смертных объятий. И этот один из последних боев Великой Войны стал бы последним боем майора Дементьева, если бы не зенитный дивизион, вовремя заметивший врага.

Тридцатисемимиллиметровые автоматические зенитные пушки, бьющие почти в упор по густым пехотным цепям, — штука страшная. Ливень снарядов величиной с хороший огурец выкашивал ряды немцев; снаряды рвали людей на куски — во все стороны летели руки, ноги, головы. Толпа атакующих редела на глазах, а немцы все шли, и самые оголтелые из них падали в двадцати-пятнадцати шагах от лежавшей цепи бойцов майора Дементьева. Павел понял, что атака врага вот-вот захлебнется, и тут из клубов дыма и пыли, поднятой разрывами снарядов, прямо не него выскочил здоровенный эсэсовец в изодранном мундире.

За все четыре года войны Павел никогда не видел врага так близко — не пленного, а в бою, с оружием в руках. Дивизионные орудия «ЗИС-3» и тем более «катюши» убивали на расстоянии сотен метров и нескольких километров, а врукопашную артиллеристы дрались редко, разве что в критических случаях, когда немцы врывались на их огневые позиции. Павлу повезло — уберег его от такого Всевышний, и вот теперь, накануне победы, судьба, словно в насмешку, решила восполнить этот пробел в боевой биографии майора Дементьева.

За несколько очень коротких секунд, пока немец набегал на него, Павел успел, как при вспышке молнии в ночной темноте, разглядеть его лицо: резкие черты, прямой тонкий нос, пепельный ежик то ли белесых, то ли седых, то ли покрытых пылью и копотью коротких волос — на голове у эсэсовца не было ни пилотки, ни каски, ни фуражки. И глаза — глаза безумца, викинга-берсерка, с черными дырами зрачков, вытеснивших почти всю радужную оболочку. В правой руке немец сжимал эсэсовский нож-кинжал — Дементьеву среди трофеев такие уже попадались.

Павел вскинул пистолет и нажал на спуск, но услышал только сухой щелчок бойка — он и не заметил, как расстрелял по атакующим всю обойму. А немец был уже рядом, он уже отводил руку с ножом, готовясь нанести удар, и зловеще отсвечивало багровым лезвие его кинжала. И тогда Дементьев разжал пальцы, бросил пистолет, одним движением подхватил с земли лежавшую шашку и встал навстречу эсэсовцу.

Время остановилось. Пропали звуки боя — в уши ударила тишина.

Никто и никогда не учил Павла Дементьева владеть шашкой — не считать же учебой детские игры, в которых он мальчишкой самозабвенно рубил палкой крапиву и репейник, или строевые приемы в спецшколе и в артиллерийском училище. Но сейчас его рукой словно управлял кто-то другой, впитавший умение владеть мечом с молоком матери и очень хорошо усвоивший уроки седых воинов-рубак.

Шашка взлетела и упала, мимоходом срезав пальцы левой руки немца, выброшенной навстречу клинку в тщетной надежде остановить разящий удар, и ее лезвие разделило надвое лицо эсэсовца — точно посередине, между глазами, горящими темным огнем безумия.

Немец упал, а Павел увидел, как шашка превратилось на миг в широкий голубой меч — в Меч из древнего предания.

А потом в уши снова ворвался грохот боя, и в руке майора Дементьева снова была его старая кавалерийская шашка с лезвием, густо замазанным красным.

Немцы дрогнули.

— Вперед! — хрипло выкрикнул Павел. — За мной, в атаку, ура!

Поле боя было завалено многими сотнями немецких трупов. Немногие из уцелевших бежали в лес, остальные бросили оружие. «Эрэсники» потеряли троих убитыми и нескольких ранеными — среди убитых был восемнадцатилетний парень, прибывший в часть с последним пополнением, перед самым началом Берлинской операции

— Ты, Павел Михайлович, прямо Добрыня Никитич, — уважительно сказал замполит, глядя на Павла, как на былинного богатыря. И добавил, посмотрев на погоны зарубленного эсэсовца: — Штурмбанфюрер — вроде как майор, по-нашему.

«Опеля» Дементьев подарил командиру полка Пуховкину (сначала напугав его своим появлением — тот подумал, что на такой шикарной машине приехало большое начальство). Потом машину увидел командующий артиллерией польской армии генерал Чернявский[12] и хотел отобрать. Пуховкин не отдал — мол, мы вам больше не подчинены. За это Чернявский задробил награждение всех офицеров полка польскими орденами, и комдивы шипели потом на Павла: «Свинью ты нам подложил — угораздило же тебя подарить эту машину комполка».

Но красавец «опель» все равно не остался у Пуховкина. Из Москвы «с инспекцией» (а точнее — за трофеями) прилетел генерал-лейтенант Дегтярев, командующий гвардейскими минометными частями Красной Армии, увидел роскошную машину и тут же потребовал: «Кто, чья, подать его сюда!». И когда растерянный командир полка предстал перед грозным начальством, разговор был коротким: «Не по чину машину имеешь, полковник. Возьмешь полуторку, она довезет тебя до дома. А «опель» оставь здесь, и шофера не забудь оставить».

Система феодальных привилегий армейской иерархической лестницы работала четко.

Ночью девятого мая началась стрельба. Сначала Павел подумал, что опять наскочила какая-то группа недобитков, но оказалась — Победа: эту новость узнали разведчики полка от проходившей по шоссе и палившей в небо колонны наших войск. Поднялось невообразимое: солдаты и офицеры обнимались, пели, кричали, плясали, плакали, били вверх из всех видов оружия и почему-то совсем не боялись падающих с неба пуль. Не боялся их и Дементьев — даже тогда, когда рядом с его головой в ствол дерева цокнула пуля, а он только за миг перед этим чуть откачнулся в сторону. Поняв, что остановить безудержное ликование воинов не удастся даже угрозой трибунала, майор вынул свой «ТТ» и с удовольствие разрядил в темное ночное небо всю обойму.