Константин Калбазов - Бульдог. В начале пути

Осознав, что теперь находится в безопасности, Петр приказал осмотреть всех и склонился над Мальцовым. Дюжий сержант, несмотря на полученную в грудь пулю и смертельную бледность, все еще дышал. Со всхлипами и хрипами, неровно и едва-едва, но дышал.

– Кто-нибудь! Вот ты, – Петр ткнул пальцем в первого попавшегося на глаза мужчину, – разыщи карету, любую, без разницы. Какую увидишь, ту и тащи сюда, моим именем.

– Слушаюсь, государь! – Мужчина сорвался с места, словно и не в годах, а пострел какой-то.

Оглядевшись по сторонам, а потом осмотрев себя, Петр выругался сквозь зубы и начал расстегивать камзол. Добрался до рубахи из тонкого полотна, выпростал ее. Послышался треск разрываемой ткани. Нужно срочно сделать хоть какую-то перевязку, иначе его спаситель попросту истечет кровью, так и не дождавшись помощи.

– Государь, вам бы уйти отсюда. – Голос сержанта-ингерманландца прозвучал напряженно и озабоченно.

Понять его нетрудно. Ситуация далека от благостной. Ответственность за жизнь императора навалилась на его плечи всей тяжестью. Если с Петром хоть что-нибудь случится, то не сносить служивому головы. Ну и кому это добавит настроения?

– Всех осмотрели? – услышав, но пропустив мимо ушей просьбу сержанта, поинтересовался Петр.

– Точно так. Из гвардейцев ранены трое, вместе с этим. – Сержант указал на Мальцова, которого сейчас перевязывал государь, отмахнувшись от предложенной помощи.

– Нападающие?

– Ранены трое, но все тяжело. Один доходит. Двое убиты.

– Тот, с кинжалом?

– Этот ранен, государь.

Вновь послышался дружный топот. А вот и подкрепление. Еще один патруль. Везет ему сегодня на гвардейцев. Этот оказался из преображенцев. Вот и ладно. Оставит на них всех раненых, а сам с ингерманландцами отправится в Канцелярию безопасности. На данный момент надежнее ее служащих у него никого нет. Ушаков окончательно сделал ставку на Петра, обласкан и влиятелен, имеет привилегии, а потому на его плечо можно опереться без опаски.

С другой стороны, свидетели не помешают, а если преображенцы замешаны в заговоре, то раненые точно не выживут. Но лучше уж оставить в их руках несостоявшихся убийц, чем передать себя. Господи, дожил. Дед без раздумий вверял им свою жизнь, а ему даже в них приходится видеть врагов. Ну и как дальше-то быть?

– Сержант, – подозвал Петр командира патруля преображенцев.

– Государь, сержант Плехов…

– Слушай сюда, Плехов, – оборвал гвардейца Петр. – Я с ингерманландцами сейчас уйду, а ты отправишь на Аптекарский, прямиком к Блюментросту, всех раненых. Всех до единого. И чтобы мне все живыми добрались. Понял ли?

– Точно так, государь.

Хм, Мальцова тоже придется передать в их руки. Спокойно. Он свой брат, гвардеец, а потому ничего они ему не сделают, как и остальным. И вообще, не время сейчас. Ушаков наверняка еще не в курсе случившегося. Нужно спешить. Времени нет и вовсе. Если решились на убийство, значит, начнут действовать незамедлительно.

– Государь.

Ушаков довольно резво поднялся со своего стула, встречая Петра, вошедшего в его рабочий кабинет. И это несмотря на возраст и усталость, о чем явственно свидетельствовали покрасневшие глаза и мешки под ними. А вот сидящая перед его столом девушка в грязном платье осталась неподвижной. Возможно, дело в том, что она была измождена. Во всяком случае, ее пока не пытали. Будь иначе, от платья вообще мало что осталось бы, а скорее девушка была бы в каком-нибудь рубище.

– Сиди, Андрей Иванович, – подкрепив свои слова красноречивым жестом, произнес молодой император. – Продолжай, я обожду.

Не желая мешать, он прошел к окну. Ушаков собаку съел на подобных делах, а потому глупо путаться у него под ногами. А вот послушать не помешает. Это помогает составить личное впечатление о масштабах заговора. Сухие доклады, хоть письменные, хоть устные, не способны передать всего.

За последние дни Петр нередко присутствовал на допросах по поводу заговора. Не гнушался посетить и те, где допрашивали с пристрастием. Не сказать, что зрелище приятное, скорее даже отвратное. Крики, треск костей, непрестанная вонь паленого мяса и испражнений. Мерзость превеликая. Но иначе не получается.

– Итак, Анна Александровна, вы случайно оказались на набережной.

– Говорю же, случайно. – Девушка роняла слова с равнодушной обреченностью. Впрочем, то, что она пыталась что-то объяснить, говорило о ее надежде на благополучное разрешение сложной ситуации. – Мы возвращались с ассамблеи у Механошина. Когда брат услышал выстрелы и как только рассмотрел императора, то тут же побежал на помощь.

Ага. Вот в чем дело. Как видно, с основным потоком разбора было уже покончено, и Ушаков принялся за менее важных участников. Однако отчего он лично допрашивает эту девушку? Петр узнал ее, это была княжна Туманова, та самая, с которой он разговаривал на ассамблее, а потом видел склонившейся над своим братом на набережной. Над братом, которого ранил он, Петр.

Как видно приняв его в горячке за очередного убийцу, император не ошибся. Или ошибся? Продолжая смотреть в окно, Петр внимательно вслушивался в ход допроса. Он и сам не смог бы себе объяснить, отчего ему страстно хотелось, чтобы случившееся оказалось трагическим стечением обстоятельств.

– При столь скудном освещении он тут же признал его императорское величество? – усомнился Ушаков.

– Ночь-то белая стояла. А незадолго до этого мы видели его величество на ассамблее, – все так же устало пояснила девушка, опустив взгляд в пол.

– Анна Александровна, известно ли вам что-нибудь о причастности вашего брата к заговору?

– Да зачем ему это? – вскинулась девушка, уставившись на Ушакова.

– Ну, например, для того чтобы избежать наказания.

– Наказания? За что?

– За последние два года в результате хитрой махинации его мануфактура недопоставила армии сорок тысяч аршин сукна. Также имеет место сокрытие доходов и недопоставка в казну двадцати тысяч рублей десятины.

– Но это не он. Господи, это не он, а я. Он вовсе не занимался делами мануфактуры. Это я утаивала доходы, а он и в имении-то не появлялся.

– И тем не менее владельцем мануфактуры является он, а значит, причина примкнуть к заговору у него была.

– Да зачем ему это?! – вскричала девушка, вскочив со стула.

Если ею за эти дни и овладела апатия к собственной судьбе, то за брата она была готова драться до последнего. Вон как сразу изменилась, глаза разве только молнии не мечут.

– Сидеть! – Умеет Ушаков поставить голос, когда нужно.

Девушка послушно опустилась на стул. Однако горящего взора от лица начальника Канцелярии государственной безопасности не отводила.