Гай Орловский - Ричард Длинные Руки - принц императорской мантии

Он вздрогнул, всмотрелся в мое лицо:

- Думаете, уже там?

- Я же простил, - заверил я. - А я в некоторой мере уполномочен отпускать такие грехи. Мелкие отпускает церковь, а я вот такие, вселенские. Он всего лишь вернулся домой после непродолжительной отлучки в несколько тысяч лет!.. А вот ты… гм…

Азазель вздрогнул, взглянул быстро наверх, но тут же опустил голову и даже втянул в плечи, словно получил по ней тяжелым кулаком.

- Не знаю, - ответил он. - Может быть, учли… что мне на земле нравится больше? Я, как сошел к людям на гору Хеврон, так и не уходил от них. И сейчас не хочу.

Тамплиер подошел, окинул меня внимательным взглядом.

- А где ваш меч? - поинтересовался он. - И тот роскошный плащ?

Сигизмунд проговорил с наивной жалостью:

- Все исчезло… а меч был очень красивый!

Я покосился на небо, Маркус уже настолько огромный, что вроде бы можно добросить камнем.

- Мне будет их недоставать, - признался я.

На востоке вспыхнул свет, мгновенно разросся до блеска сверхновой, и через мгновение из пламени вышли Михаил, Уриил, Гавриил, Рафаил и Ци-цаэль, уже бесплотные, сверкающие и величественные, оставив тяжелые раны и разрубленные доспехи на отягощенных плотью телах.

- Михаил, - сказал я властно, не давая им сказать слова, - спасибо, что помогли в нашей тяжелой битве. Однако с сегодняшнего дня я ввожу на земле новый закон. Слушайте все внимательно.

Он сказал саркастически:

- Слушаю.

- Как наместник Господа, - произнес я торжественно, - я подтверждаю Его волю, что земля принадлежит людям и только людям. Лишь они имеют право владеть ею, издавать законы, возделывать и собирать урожай.

Он поморщился:

- Ты уже говорил. Хоть и другими словами.

- Это была лемма, - пояснил я. - А теперь сам закон: данною мне властью Творцом этого мира запрещаю появляться на земле небесным ангелам, что не признали человека своим лордом и не преклонили перед ним колена.

Он сказал пораженно:

- Ты… в своем уме?

- Любое появление, - продолжил я неумолимо, - без моего прямого вызова будет считаться военным вторжением и вызовет адекватный, хотя и не симметричный ответ.

Он потряс головой, спросил ошалело:

- Ничего не понял.

Цицаэль вскрикнул:

- Да что вы его слушаете? Это же всего лишь жалкий человек…

Я вперил в него грозный взгляд. Он дернулся, за спиной вспыхнули роскошные крылья, как загораются и обычные перья: сперва маховые, затем пламя пошло быстро распространяться во все стороны, словно под дуновением незримого огненного ветра.

Цицаэль закричал дико, я понял, что не столько от невыносимой боли, как от ужаса, а крылья горели и полыхали, распространяя дым и смрад паленых перьев. Он изогнулся, пытаясь увидеть, что происходит, лицо перекосилось в агонии, глаза полезли из орбит.

- Хорошо, - сказал я почти с сочувствием, - впервые вижу, как теряют лычки ангелы. Михаил, теперь что, его в рядовые?

Михаил стоял бледный и, я бы никогда не поверил, вздрагивающий и с расширенными в ужасе глазами.

- Прости… я все понял…

Уриил вскрикнул:

- Даже к праведникам нам нельзя?

- Истинные праведники не нуждаются в подсказке, - отрезал я. - А если по шпаргалке, то какие это праведники?

Он спросил жалобно:

- Тогда во сне? В видениях?

Я поколебался, но покачал головой:

- Нет. Сон и жизнь слишком тесно переплетены, а видения у нас бывают и наяву. Потому налагаю запрет на любое посещение земли, будь это во плоти или во снах. Господь дал нам право самим выбирать путь. Это тяжелая ноша, простой человек предпочитает быть ведомым… королем, ангелом, демоном или любыми высшими силами типа гороскопов, для него и деревенский староста - более высокая сила. Все поняли?.. Можете идти!

Я сделал голос жестоким и повелительным. Все трое разом вздрогнули, вскинули руки и растворились в огненной вспышке, но уже не такой пышной и ослепляющей, как раньше.

Азазель смотрел им вслед, затем перевел взгляд на меня, выглядел он малость сконфуженным.

- Ваше Величество, - произнес он, и я отметил, что он начал всерьез употреблять этот титул, - это было великолепно!.. У вас это…

Он запнулся и поспешно отступил. Между нами блеснул чистый свет, вышла Лилит, нежная, любящая и преданная, это в ее глазах и на лице, произнесла рвущим мне сердце голосом:

- Вот как ты это решил…

- Что? - прошептал я.

- Чтобы избавиться от меня, - прошептала она. - От моего наваждения…

Я наступил на горло не только своей песне, но и себе самому, собрался с силами и ответил почти твердым мужественным голосом:

- Лилит… это не мое решение… а мудрого государственного деятеля. Продуманное, выверенное и проверенное на лабораторных образцах с двойным слепым методом при вспомогательном плацебо. Самцы как хотят, а мужчины обязаны действовать по уму, воле, государственной необходимости, уставу монастыря и ордена, а также прочим значимым факторам общественной жизни, которых все больше и больше! Все поняла? Я вот нет. Но это не важно. В речи крупных государственных деятелей вслушиваться не обязательно, главное - осанка, твердый голос, уверенность во взгляде и жестах… Как это у меня?

Она ответила печально:

- Просто здорово. Так даже себя убедишь.

- Меня нет, - ответил я, - я есмь государственная функция. Недоверчивая и неубеждаемая, признающая только свою монаршью волю на благо королевства. По крайней мере, когда принимаю решения, что касаются не только меня.

- А себя, - спросила она, - ты сейчас точно не убеждаешь? Уверен?

- Уверен, - ответил я. - Я же всегда уверен, это очень важно для государственного деятеля и вообще лидера. Если он уверен, что ведет свой народ к счастью, то можно не обращать внимания на всякие либеральные ценности, путающиеся под ногами, вроде любви, чувств и свободы слова.

- Ричард, - произнесла она тихо, - ты говоришь… громко, но глаза у тебя негромкие.

Еще бы, мелькнула злая мысль. Знала бы, как тоскливо и горько, выть хочется, но мы не то, что мы есть, а то, что выказываем публично, потому улыбнулся красиво, надеюсь, получилось, это важно, лидер должен выглядеть всегда победно безоблачным.

народу это нравится, раздвинул плечи пошире и сказал почти покровительственно:

- Ну, это профессиональное… Я не стремился на эту должность, Господь все видит. Однако мудрый и всепонимающий на уровне примитивных чувств народ постоянно выдвигал меня.

- Отказался бы.

Я вздохнул.

- Увы, жизнь у свободного человека такая, что многие вещи вынужден делать добровольно, а еще улыбаться и помахивать ручкой!