Владимир Поселягин - Командир Красной Армии

  Первый удачный налет не помог немцам в дальнейшем когда они развернувшись, снова атаковали. Их встретил такой плотный встречный огнь, что один истребитель взорвался в воздухе, другой получив несколько попаданий разваливаясь в воздухе, упал в километре от леса.

  - Получили по сопатке, - удовлетворенно усмехнулся Омельченко. Слишком часто он видел, как немецкие истребители безнаказанно атаковали и сбивали наши самолеты. Поэтому сам капитан и бойцы его группы искренне радовались успехам подразделения Фролова, а то, что там именного его часть они были уверенны на сто процентов.

  - Наблюдатели сидят, - сидевший за рулем зам командира группы, кивнул в сторону невысокого холма в километре от дороги, по которой двигались озназовцы. - Оптика бликовала.

  Группа не доехала до леса буквально километр, остановившись на самом настоящем посту с перегораживающим дорогу шлагбаумом, покрашенным в белый и черный цвет. На посту было четверо бойцов с сержантом, командиром поста. Было видно, что бойцы хоть и исполняют свои обязанности как надо, чем-то сильно расстроены.

  - Сержант Васин. Командир поста. Ваши документы, - отрывисто представившись, сержант требовательно протянул руку за документами.

  Группа была в советском двухцветном камуфляже, сняв трофейную форму. Поэтому бойцы хоть и поглядывали на них спокойно, держа на прицеле крупнокалиберного авиационного пулемёта, все равно подстраховывали своего командира.

  - Командир спецгруппы, капитан Омельченко, - капитан предъявил для опознания специальный знак на небольшой белой тряпице.

  - Я сообщу о вас начальнику штаба. Проезжайте.

  - Что случилось сержант?

  - Командира ранило, - всхлипнул сержант, вернув тряпицу с опознавательным кодом.

  - Фролова? Тяжело?! - капитан даже привстал в люльке от такой новости.

  - Не жилец. Дежурный телефонист только что сообщил, - сержант кивнул на телефонный аппарат, что стоял у мешков с песком.

  - Гони! - рявкнул капитан водителю. Через минуту мотоциклы ворвались на поляну забитую техникой и людьми. Оставив мотоциклы у ближайшего грузовика, осназовцы пробравшись сквозь толпу, остановились у окруживших лежавшее на брезенте тело Фролова, командиров. У раненого суетилось несколько медиков.

  - Вы кто? - повернулся к ним один из командиров, в звании старшего лейтенанта. Рядом обернулся молодой политрук по щекам которого текли слезы. Да и старший лейтенант кусал губы, с трудом сдерживаясь.

  - Группа осназа НКВД, у нас приказ встретиться со старшим лейтенантом Фроловым и передать ему личное послание товарища Сталина, - коротко ответил Омельченко

  Его ответ не смотря на то что многие находились в ступоре вызвало эффект разорвавшейся бомбы.

  В это же время один из медиков со шпалами военврача обернулся и негромко, но так что все услышали, сказал:

  - Он хочет с вами поговорить.

  Очнулся я от шума голосов, рядом кто-то разговаривал. Голос Сани я сразу узнал, вот второй был мне не знаком. Говорили обо мне.

  Открыв глаза, я наткнулся на взгляд нашего Крапивина. В его взгляде было столько сочувствия, что я понял. Осталось мне не долго.

  - Сколько? - тихо прошептал я.

  - Я вам вколол морфин, боли вы не должны чувствовать...

  Рядом кто-то всхлипнул, скосив глаза, я увидел Михайлову и одну из девчат медсестёр.

  - Сколько? - так же тихо повторил я.

  - Полчаса не больше.

  - Позови ко мне того командира что приехал. Который с Майоровым разговаривает.

  Чувствовал я себя хреново, мысли плавали. Видимо от сильной кровопотери. Ног я не чувствовал, да и низа живота тоже.

  Крапивин развернулся и окликнул командира, который, несмотря на шум в ушах, я хорошо слышал, сообщил о том, что прибыл от Сталина.

  Командиры отошли, дав капитану Омельченко пройти к лежавшему на брезенте раненому. Даже на первый взгляд было видно как все плохо. Фактически парня, еще совсем мальчишку разорвало пополам. В остатках живота были видны никелированные зажимы, которые зажимали артерии и вены, останавливая кровь. Виднелись белые изломанные кости в жутких ранах. Врач даже не пытался перевязывать, понимал что бесполезно.

  - Оставьте нас, - тихо попросил лежавший на брезенте командир. Было видно, как окружавшие его люди уважают раненого. Мгновенно, как будто по приказу люди сделали несколько шагов назад, только военврач продолжал суетиться у тела раненого.

  - Кто вы? - последовал тихий вопрос.

  - Капитан Омельченко, прибыл сюда по приказу наркома товарища Берии, чтобы передать личное письмо от товарища Сталина.

  - Прочтите, - тихо попросил раненый и судорожно закашлялся кровью. Военврач помог Фролову перевернуться на бок и откашляться, после чего вернул его в прежнее положение.

  Капитан не теряя время, быстро вскрыл запечатанный конверт и прочел сообщение.

  - Вот как, а я готовился к побегу. Даже документы и форму.. кха... кха... подобрал... Дай!

  Капитан вложил в слабую руку лист бумаги. Пачкая белый лист окровавленными пальцами, раненый сжал их, крепко держа послание.

  Тело раненого все чаще и чаще скручивала судорога кашля. Было видно, как быстро он терял силы.

  - Планшет... открой.

  Капитан наклонился и открыл лежавший рядом с раненым планшет, предварительно убрав с него кобуру.

  - Тетрадка... там моя биография. Запечатай ее, не открывая. Отдашь лично Сталину... Лично... Он все поймет... кха.

  Тело раненого снова скрутила сильная судорога кашля.

  - Что имеем не храним, а потерявши горько плачем, - слабо усмехнулся раненый. - Капитан, личная просьба Сталину... Кха-кха...

  - Слушаю, - ближе склонился капитан.

  - В дивизионе есть моряк... Мишин, позаботьтесь о нем и о его семье... родственники... жаль поздно понял, - раненый слабел, это было видно по длительным паузам, что он делал.

  - Старший после меня остаётся майор Филатов. На дивизионе Майоров... - видимо в эти слова раненый вложил все силы, потому что откинулся назад и потерял сознание.

  Приложив пальцы к шее, пачкая ее кровью, Крапивин тихо сказал:

  - Все, сердце остановилось.

  14 июля. 15 часов 23 минуты. Москва. Кремль. Кабинет Сталина.

  Сталин стоял у окна и дымил трубкой, выпуская дым в открытую форточку. На столе за его спиной лежала открытая простая ученическая тетрадь, рядом вскрытый плотный пакет со штампами 'совершенно секретно' и рапорт от капитана Омельченко. Сталину было грустно, и немного обидно. Случайности на войне обычное дело, но чтобы так, когда уже практически все было решено, все насмарку... Это было очень обидно.