Владимир Контровский - Конец света на «бис»

«Если не считать десятки миллионов трупов» – подумал Дин Раск, но промолчал.

…Пятнадцать минут прошли незаметно.

– Мы согласны на перемирие и на переговоры, – заявил Ричард Никсон, как только связь с Россией была снова активирована. – Где вы предлагаете встретиться для обсуждения условий мира?

– В Гаване, – невозмутимо предложил Батицкий. – Куба свободна и независима, и она такой и останется: это одно из наших условий.

– Это предмет обсуждения, – недовольно произнёс Никсон и тут же добавил: – Но Англию и Испанию мы вам не отдадим! И вопрос с Италией тоже остаётся открытым.

– Англия стоит Кубы? – по интонации советского генерала президент США понял, что Батицкий усмехнулся. – Это, как вы сами сказали, предмет обсуждения. Итак, с этой минуты любые боевые действия прекращаются: вы отдаёте соответствующий приказ вашим вооружённым силам, я – нашим.

– Принято, господин генерал.

– Ну, а технические подробности нашей предстоящей встрече на Кубе мы обговорим в рабочем порядке, благо связь действует безотказно.

– Вот и всё, – Смирнов облегчённо вздохнул, как только сеанс связи закончился.

– Да нет, Степан Степанович, – Батицкий покачал головой, – это только начало. Мир-то мы заключим, и своего не упустим, но дел впереди невпроворот. Придётся – в который уже раз! – поднимать Россию из пепла. И сеять хлеб, и восстанавливать города, и будет это потрудней, чем когда-либо: страшно даже представить, что творится за Уралом… А товарищ Сахаров будет срочно делать новых «Русалок»: нехорошо обманывать наших заокеанских друзей. И надо будет готовить подводные лодки для их доставки – так, на случай рецидива. Северодвинск разрушен, но на Дальнем Востоке кое-какие верфи сохранились.

– И наверняка кое-кто из местных вождей – в Средней Азии и на Кавказе – возжаждет независимости, – напомнил разведчик.

– Если понадобится, то чересчур шустрых, надумавших улизнуть, прихватив с собой кусок пожирнее, будем давить танками, – взгляд Батицкого посуровел. – Не для того наши предки собирали великую державу, чтобы мы её в одночасье развалили. Есть такой народ – советский, и будет! И русские люди уважают сильную руку – вся эта западная демократия не для нас.

«А рука у тебя сильная» – подумал Смирнов, бросив взгляд на кулак генерала, прочно угнездившийся на столе.

Сожжённая Европа

…Европа медленно приходила в себя, ещё не веря, что атомный кошмар закончился, и что небо над головой больше не будет сотрясать тяжёлый рёв ядерных взрывов.

Мир изменился – он стал другим. Образовывались новые центры силы, закручивались хитросплетения интересов, рассыпались старые союзы и создавались новые. Победителей в Третьей Мировой войне не было, хотя проигравшие были. И снова, как сотни и тысячи лет назад, кланы и племена, народы и державы делили людей на своих и чужих, а соседей – на друзей и врагов. Надвигавшаяся зима обещала быть суровой, хотя о причинах этого никто ещё не догадывался. Короткая, но чудовищная по своим последствиям война закончилась, и это было самым главным для выжившего человечества.

И всё-таки мир изменился, и продолжал меняться.

Но это уже совсем другая история…

ноябрь 1962 года, европейская часть СССР 

Под колёсами бэтээра мерзко хрустело. Звук этот был постоянным и неприятным, как ноющая зубная боль. Капитан Астахов понимал, что это хрустит обгорелый шлак, обильно усыпавший улицы мёртвого города, и прочий хрупкий мусор развалин, но не мог избавиться от ощущения, что бронемашина давит человеческие кости – кости тысяч и тысяч людей, в миг единый сгинувших здесь, в этом городе.

– Что там у нас с радиацией? – спросил он у дозиметриста, заглушая собственным голосом отвратительный хряск, действовавший на нервы.

– В допустимых пределах, – ответил тот, скосив глаза на счётчик, и добавил: – Пока.

Поисково-спасательный отряд – четыре БТР и санитарная машина на базе тяжёлого гусеничного тягача – углубился в Мёртвую Зону на добрых сто пятьдесят километров. Зона заражения не была сплошной – бомбы падали на крупные города, и между ними оставались «чистые» коридоры, позволявшие спасателям продвигаться далеко на запад. Правда, местами эти коридоры были загажены «хвостами», просыпавшимися на землю из облаков, в которые превратились шляпки ядерных грибов, и поэтому дозиметристу надо было смотреть в оба, чтобы не вляпаться в активную зону, истекавшую продуктами полураспада и насыщенную тяжёлыми изотопами.

…Волна беженцев, в первых числах ноября хлынувшая за Урал из опустошённых районов европейской части Советского Союза, подвергшейся массированным ядерным ударам, уже схлынула, разбившись на скудные человеческие ручейки – в Сибирь всё ещё тянулись чудом уцелевшие люди, измождённые и еле стоявшие на ногах. Однако в Мёртвой Зоне были и другие люди – перепуганные, беспомощные и не знающие, как им выбраться из смертельного лабиринта, в который превратилась самая густонаселённая часть СССР. И за ними отправлялись в Мёртвую Зону спасательные отряды – отправлялись, пока была хоть какая-то надежда, что среди атомных пепелищ и миллионов мертвецов есть ещё живые. И они находили живых – вернее, полуживых, – и вывозили их из Мёртвой Зоны, возвращая к жизни. Многие из спасённых умирали от лучевой болезни, но многие оставались жить – тут у кого какая судьба.

Рейды спасателей были опасны не только потому, что Зона была пропитана незримой смертью. Кое-где в «оазисах» – относительно «чистых» участках, пригодных для обитания, – обосновались примитивно организованные кучки выживших, представлявшие собой нечто среднее между первобытными кланами и бандами времён гражданской войны. Их «атаманы» жили сегодняшним днём, пользуясь запасами продовольствия из полуразрушенных складов сожжённых городов и наслаждаясь сиюминутной властью над себе подобными. «Дикари» не признавали никого: они свирепо дрались за свой кусок земли с соседями и встречали огнём бронемашины спасателей – дело доходило до настоящих боёв. С такими не церемонились – страна залечивала ядерные раны, а жалость и милосердие сгорели в атомном пламени…

По обеим сторонам тянулись полуразрушенные и полностью разрушенные здания. И никого, ни единой живой души… А каких-то полмесяца назад тут кипела жизнь, горели огни, и люди смеялись и радовались. А теперь ничего этого нет: одни только закопчённые руины, царство крыс – эти твари радиацию переносили играючи. «Проедем до окраины, – подумал капитан, – и будем поворачивать обратно. Нет тут никого…». И тут вдруг он увидел впереди маленького человека – ребёнка, стоявшего прямо посередине улицы и спокойно смотревшего на урчащие бронемашины.