Александр Михайловский - Мир царя Михаила

Но не успел он сделать и нескольких шагов, как навстречу со стороны Конногвардейского бульвара с диким воем вылетели и пронеслись в сторону Дворцовой площади несколько выкрашенных темно-зеленой краской автомобилей. Изделия господина Даймлера по сравнению с этими машинами казались детскими игрушками. Первой ехала машина на восьми огромных, чуть ли не в человеческий рост колесах, внешне похожая своей формой на гроб. Кроме всего прочего, машина была вооружена длинной малокалиберной пушкой или тяжелым пулеметом, расположенным в маленькой башенке. Солдаты, в стальных шлемах и в чем-то вроде кирас темно-зеленого цвета, сидели поверх корпуса, сжимая в руках оружие. О таких машинах немецкий офицер краем уха слышал от адмирала Тирпица, когда тот обсуждал с кайзером донесения, полученные от губернатора Циндао. Адмирал сказал, что такие бронированные машины, кроме всего прочего, способны сойти в воду с корабля, плыть по морю и выйти на берег.

Следом за броневиком проскочила еще одна машина – поменьше, и явно предназначенная для важных пассажиров. А за ней прогудел настоящий великан, в кузове которого было полно вооруженных матросов. Кто бы ни устроил этот теракт, он явно растревожил осиное гнездо.

Набравшись впечатлений по самые уши и поняв, что больше ничего интересного уже не произойдет, адъютант поспешил обратно в посольство. Такие вот они немцы, орднунг – значит, орднунг.

На фасаде здания посольства не осталось ни одного целого стекла. И это посреди русской зимы. Хорошо, что русские стекольщики быстро исправили положение, хотя и взяли за свою работу немалые деньги. Накинув на плечи шубу, кайзер выслушал новости посланца, а потом разразился длинной речью, полной проклятий и угроз убийцам его кузена.

Тем временем на улицах Петербурга появились конные и пешие патрули. Около трех часов дня мальчишки-газетчики на улицах стали бесплатно раздавать прохожим воззвание вдовствующей императрицы Марии Федоровны к подданным Российской империи о восшествии на престол императора Михаила II:

О призыве всех верных подданных к служению верою и правдою Его Императорскому Величеству и Государству, к искоренению гнусной крамолы, к утверждению веры и нравственности, доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений России.

МЫ, БОЖЬЕЙ МИЛОСТЬЮ, ВДОВСТВУЮЩАЯ ИМПЕРАТРИЦА МАРИЯ ФЕДОРОВНА

Объявляем всем верным подданным Государя нашего Михаила Второго.

Богу, в неисповедимых судьбах Его, благоугодно было завершить славное Царствование Возлюбленнаго сына Нашего мученической кончиной.

В страшный час всенародной скорби и ужаса, пред лицем Всевышняго Бога веруем, что Он не оставит Нас Своею всесильною помощью.

Низкое и злодейское убийство Русскаго Государя, посреди вернаго народа, готоваго положить за Него жизнь свою, недостойными извергами из народа, – есть дело страшное, позорное, неслыханное в России, и омрачило всю землю нашу скорбию и ужасом.

Но да ободрятся же пораженныя смущением и ужасом сердца верных подданных, всех любящих Отечество и преданных из рода в род Наследственной Царской власти. Под сению Ея и в неразрывном с Нею союзе земля наша переживала не раз великия смуты и приходила в силу и в славу посреди тяжких испытаний и бедствий, с верою в Бога, устрояющаго судьбы ея.

Призываем всех верных подданных Государю Михаилу Второму и Государству верой и правдой:

– к искоренению гнусной крамолы, позорящей землю Русскую;

– к утверждению веры и нравственности;

– к доброму воспитанию детей;

– к истреблению неправды и хищения;

– к водворению порядка и правды.

С.-Петербург, в 1-й день Марта, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот четвертое.

Выслушав перевод и возблагодарив Господа за то, что в России еще остались разумные люди, кайзер Вильгельм тут же написал русской правительнице короткое послание с выражениями соболезнования, искреннего сочувствия и готовностью «подставить плечо в трудную минуту», с надеждой на грядущее плодотворное сотрудничество. Он отправил с ним в Зимний дворец все того же адъютанта.

Когда начало темнеть, на улицах, как обычно, зажглись газовые и электрические фонари, под которыми, как ни в чем не бывало, прогуливались обыватели. Стало понятно, что порядок в городе понемногу восстанавливается, но все-таки в душах петербуржцев оставалось какое-то тревожное ощущение, которое разделялось и иностранными посольствами. По слухам, австрийское, британское и французское дипломатические представительства были наглухо заблокированы солдатами гвардейских полков, которые никого не впускали и не выпускали без разрешения министра внутренних дел Российской империи фон Плеве. То же самое было и с дворцом великого князя Владимира Александровича, а также еще некоторых высокопоставленных сановников.

Войска, находящиеся у других посольств – датского, шведского, черногорского, греческого, итальянского, ну и возле германского – напротив, выглядели, скорее, как почетный караул. Постоянно сменяющие друг друга солдаты одним своим видом поддерживали порядок, ни в чем не стесняя обитателей и не мешая входу и выходу посетителей.

Узнав об этом, кайзер Вильгельм лихо подкрутил усы – расчетливый политик стремительно сменил в нем скорбящего кузена.

– О, господа, – сказал он, – замечательно! У лягушатников и этих проклятых британцев, кажется, появились огромные проблемы. Зато наши акции на местной бирже пошли на повышение. Восточный колосс разворачивается лицом к трудолюбивой и честной Германии и показывает зад жадным и лживым лондонским и парижским банкирам…

Неизвестно, чего бы он еще наговорил – кайзер имел такую слабость: закатывать длинные речи перед своими министрами – но в это время у подъезда посольства остановился автомобиль, из которого вышли министр иностранных дел Российской империи Петр Николаевич Дурново и уже знакомый кайзеру и Тирпицу Александр Васильевич Тамбовцев. Лицо Петра Николаевича было украшено многочисленными царапинами и синяками, обильно смазанными йодом и зеленкой. При ходьбе он заметно прихрамывал и время от времени хватался за правый бок. Похоже, что во время террористического акта досталось и ему. Но все равно старый дипломат старался делать вид, что он бодр, здоров и готов к любому серьезному разговору.